Холод 2 (СИ) - "Amazerak" - Страница 56

— Я не для того тащил сюда свою задницу, чтобы бежать, поджав хвост, — возмутился он. — Мы дадим бой. У нас преимущество. Они долго будут лезть на эту треклятую гору. Неужели вас так просто напугать?

— Но их больше в два раза! — развёл руками Заозёрный. — Каким чудом мы хотим победить их? А сколько у них светлейших? Представляете?

— Сергей Всеславич, — с холодной злобой в голосе произнёс Вячеслав, — вы собираетесь уйти? Так уходите. Можете идти к Гостомыслу. Берите своих людей и валите на все четыре стороны, а я останусь и буду сражаться. Но подумайте, что потомки скажут про меня, а что — про вас. Это и вас касается, господа, — он окинул гневным взглядом остальных глав родов. — И не смейте потом возвращаться. Хоть на коленях приползёте — не будет вам прощения.

Не знаю, напугало ли это бояр, или в них заговорило чувство долга, но все сомневающиеся затихли.

— Напрасно вы так, Вячеслав Святополкович, — посмотрел укоризненно боярин Заозёрный. — Мы присягнули вам на верность и, если прикажете, будем сражаться до конца. О вас же беспокоимся, и о нашем общем деле.

— Мы одолеем их, — произнёс Вячеслав, устремив взор вдаль. — На нашей стороне правда, на нашей стороне Бог. И мы не отступим. Я ценю вашу верность, и она будет вознаграждена, клянусь добрым именем своего отца.

Новоприбывшие отряды противника спешились и выстроились второй линией. Однако бой по-прежнему не начиналась. Гостомысл медлил. Похоже, он хотел, чтобы мы атаковали первыми, но Вячеслав намеревался ждать столько, сколько потребуется. «Понадобится стоять неделю — будем стоять неделю», — так он говорил. Чего-чего, а упрямства Вячеславу было не занимать.

Но Гостомысл не стал долго испытывать наше терпение. Он всё же атаковал первым. Загудели трубы, застучали барабаны, и две разноцветные линии вражеской пехоты двинулись вперёд. Наши тоже оживились. Дружины приготовились принимать удар.

С того места, откуда мы наблюдали за полем боя, я видел лишь часть нашего войска. Обзору мешали растительность и выступы рельефа. Когда армия противника спустилась в долину, её тоже стало плохо видно. Но в целом картина была ясна.

Я смотрел, как эта орава прёт на нас, и снова засомневался: а не зря ли ввязался? Ради чего тут погибать? Но другая часть меня уже радовалась грядущей драке. Ей не терпелось поскорее ринуться в бой, круша всех на своём пути. Рядом стоял Томаш и ухмылялся.

— Иди туда, режь и руби всех, — говорил он. — Ты же для этого здесь! В этом твоя сущность.

Я посмотрел на него с неприязнью. Это ведь он во всём виноват. Не будь его, я даже в Острино не поехал бы и уж точно не согласился бы ни за кого воевать. Томаш был воплощением той тёмной сущности, что теперь таилась во мне зловещей тенью — то ли последствие сыворотки, то ли остатки разума прежнего Даниила.

Загрохотали пушки, артиллерийские позиции окутало дымом. Ядра полетели во вражеских солдат, которые начали взбираться на наш холм. Я видел небольшие фонтанчики земли, образующиеся при попадании чугунных снарядов. Но у нас имелось в наличии всего тридцать стволов, и этого было явно недостаточно, чтобы подавить противника огнём. А с такого расстояния даже попасть в кого-то — большая проблема. Если только случайно.

Раздался вопль — в кого-то всё же попали, вскоре, немного правее — ещё один крик, затем — ещё. Я увидел, как одно ядро упало за первой линией вражеской пехоты, отрикошетило от земли и влетело во вторую линию, состоящую из трёх шеренг. Несколько солдат скосило, оттуда донеслись крики раненых. Но остальные продолжали идти, как ни в чём не бывало, не обращая внимания на обстрел.

Впрочем, несмотря на плотный строй, ядра не наносили противнику большого урона. Они то не долетали, то перелетали, а если и попадали, то убивали и калечили не достаточно много солдат, чтобы враг прекратил наступление.

А потом вражескую пехоту и вовсе скрыла растительность, и я перестал видеть, что творится внизу. Зато я видел артиллерию, которую противник тащил следом. Впрочем, пушек у Гостомысла оказалось не больше нашего.

Вскоре к грохоту артиллерии присоединились ружейные залпы. Линию пехоты окутало белое облако. Залпы прокатывались с одного края на другой. Они гремели на удивление часто, с перерывом секунд в десять.

И тут я осознал, что всего три шеренги пехотинцев отделяет меня от противника, который уверенно прёт в гору, невзирая на шквальный огонь. Скоро придёт и наша очередь сразиться, только мы будем стрелять не пулями, а магическими снарядами, а те, кто выживут после этого, схлестнутся с врагом в рукопашной.

У меня с собой не было ни ружья, ни пистолетов — только палаш. Но палаш не простой — магический: на широкой чашке гарды, что закрывала всю кисть руки, красовались два кристалла. А ещё в сумке, что висела через плечо, лежал блокиратор — сфера с красными кристаллами, отобранная у монаха из следственного отдела. Действовал он, как я понял, на расстоянии максимум метров в четыре-пять, но зато полностью лишал светлейших их способностей, да вдобавок вызывал адскую головную боль. Никто не знал, что у меня есть такая штука, это был мой козырь в рукаве.

Вячеслав тоже понял, что наш час близок и велел собирать отряд светлейших.

Мы построились на небольшой ровной площадке на обратном склоне холма. Обычно бояре шли в бой со своими дружинами, но сейчас было решено применить иную тактику: собрать всех светлейших в единый кулак и нанести массированный удар.

Ну и пёстрая же толпа получилась! Все были одеты в цвета своих родов, а родов тут было более десяти. И каждый род владел своей техникой. В первой линии встали старшие, умудрённые опытом воины, а молодёжь, в том числе, и мы с Мстиславом, шли во второй и третьей шеренгах. Поскольку дальними атакам я не владел, основной моей задачей являлось — создавать барьеры на пути вражеских снарядов.

Стараясь перекричать грохот выстрелов, Вячеслав произнёс короткую воодушевляющую речь. Но в атаку мы пока не пошли. Требовалось выждать нужный момент. Вокруг всё гремело, стелющийся над холмом дым щипал глаза, а сердце моё учащённо билось в предвкушении драки. Ожидание это казалось невыносимым. Поскорее бы вступить в бой, поскорее бы закончилась эта тягомотина. Но пока было рано.

Началась какая-то нездоровая суматоха, а вскоре прибежал связной и доложил Вячеславу:

— Господин, враг прорвался на правом фланге. Наступают светлейшие. Их много!

Оставив на холме два десятка воинов на случай, если будет прорыв на других направлениях, мы отправились на правый фланг,

В отличие от обычных дружинников, мы двигались разреженным строем. Передо мной маячила широкая спина воеводы — одного из опытнейших бойцов рода и ещё пары старших членов семьи. По левую и правую руку от меня шли молодые парни примерно моего возраста или немного постарше. Мы шагали по примятой траве вниз по склону, туда, где сквозь завесу дыма виднелись люди в светло-зелёных мундирах. Они добивали наших дружинников, которые все до одного полегли под натиском врага.

Завидев нас, бойцы выстроились в шеренгу и приготовили фузеи. Грянул залп, засвистели пули, но никто из наших даже не пошатнулся. Раздался второй залп — и снова никакого эффекта. Третий — тот же результат.

— Огонь! — громогласно крикнул воевода, и в следующий миг во врага полетели всевозможные магические снаряды. В воздухе замелькали разноцветные сгустки: фиолетовые, огненные, бордовые.

Противник находился на расстоянии метров ста от нас, и я отчётливо видел, как магия выкашивала вражеских солдат. Сопровождалось это звонкими хлопками, вспышками, нечеловеческими воплями и разлетающимися вокруг кусками тел.

Несколько секунд, и отряд из сотни бойцов просто перестал существовать. Мы двинулись дальше. Место, где они находились, теперь было завалено частями тел и внутренностями, смешанными с землёй, словно после бомбёжки. У меня на пути лежали два изуродованных тела: одно — с прожжённой насквозь грудной клеткой, из которой торчали рёбра, второе — с оторванной головой и рукой выдранной вместе с лопаткой.