В сладостном бреду - Джоансен Айрис - Страница 8

Кадар любовался изящным медным кувшином, когда Вэр вошел в зал.

— Это и вправду милая вещица. Я был прав, когда уговаривал тебя выменять его на базаре. — Он обернулся к Вэру. — Впрочем, я всегда и во всем прав. Тебе, должно быть, это очень приятно… — Он оборвал себя, внимательно разглядывая Вэра сверху вниз. — Но сейчас, как я вижу, тебе совсем не так хорошо.

Вэр прошел к столу и налил вина в бокал.

— Я не должен был оставлять тебя наедине с ней. — Кадар помолчал. — Ты не обидел ее?

— Я не изнасиловал ее, если ты это имеешь в виду.

— Я и не думал, что ты это сделал. Конечно, у тебя чудовищный аппетит, но даже ты не мог бы снова так быстро возбудиться. — Он поднес бокал к губам. — Я имел в виду обиду, нанесенную ее душе, а не телу.

На мгновение перед Вэром предстали огромные, испуганные, как у раненой оленихи, янтарные глаза, когда он предостерегал ее не соблазнять Кадара. Он усилием воли прогнал видение. Она не беспомощная олениха. Лишь мгновение спустя она обожгла его резкими словами:

— Она рассердила меня. Как ты мог попасть в ее ловушку? Разве ты не понял, что она хотела использовать тебя.

— Я полагаю, что именно она-то и попала в нее. — Кадар покачал головой. — И я думаю, как трудно словами передать весь обман и вероломство.

— Вероломство безопаснее доброты. Вспомни свою жизнь. Ты должен был бы хорошо это усвоить.

— Путь, который ты выбрал, — это путь одиночества. Однажды ты от него откажешься.

— Нет. — Вэр сел в кресло и издевательски улыбнулся. — Зачем же мне выбирать другой путь? У меня все, что пожелаю: огромный замок, и богатства больше, чем у Саладина, и свобода делать все, что мне заблагорассудится. — Он поднял бокал. — И я не претендую на то, чтобы казаться кем-то иным, являясь негодяем. Когда я иду сражаться, то делаю это за золото, а не ради высоких целей. И когда беру женщину, то исключительно для удовлетворения своего вожделения, а не потому, что стрела Купидона пронзила мне сердце.

— Ты не негодяй, — откликнулся Кадар, подумав, он поправился: — Ну, во всяком случае, не всегда. И даже когда ты пытаешься им быть, то это от боли, которую ты носишь в сердце. Ты подобен льву, воющему каждый раз, когда он наступает на лапу, в которой заноза.

Сейчас я и чувствую себя, как раненый лев, подумал Вэр. Его утомила проницательность Кадара, он мучился от тяжести в чреслах. Сейчас он ничего так не хотел, как подняться по лестнице в комнату Tea и прижаться к ее телу. Почему он не сделал этого? Проблема решилась бы еще до ее возникновения.

— Лев — это Конрад Монферратский. — Вэр в два глотка допил вино. — И он требует, чтобы я присоединился к нему снова. Сегодня утром прибыл посланец с приглашением встретиться с Маркграфом. По-видимому, упоение победой несколько поостыло, и теперь ему необходима уверенность, что Тир вновь не окажется в опасности.

— Ты примешь предложение?

— Возможно. — Он пожал плечами. — Или, быть может, я предложу свой меч Саладину. Из них двоих он, по крайней мере, более честен.

— А я полагал, тебя перестали волновать вопросы чести.

— Меня беспокоят только вопросы оплаты за мою службу. Конрад предпочел забыть о моей доле в добыче на том основании, что я отступник. По крайней мере, у Саладина не появится искушение передать меня Ордену тамплиеров1 и позволить Великому Магистру изобрести достойное и убедительное убийство твоего верного льва. Выдернув с жизнью и занозу.

— Ты полагаешь, Конрад предал бы тебя?

— Я бы не стал доверять даже архангелу Гавриилу, раз Великий Магистр приложил свою руку… — Он оборвал себя. Конечно, Кадар не знает. Никто не в состоянии понять, кто не был одним из членов Ордена. — У меня еще есть время, чтобы принять решение. Возможно, я подожду. Ходят слухи, что Ричард Львиное Сердце предпринимает третий крестовый поход. Значит, моя цена только возрастет, после того как Конрад проиграет несколько сражений.

— Какое могущество — чувствовать, что ты можешь изменить ход истории по своему усмотрению. — Кадар улыбнулся. — Но в то же время ты не настолько свободен, чтобы выезжать за пределы Дандрагона без отряда солдат.

Вэр благоразумно сдержался, стараясь не выдать своих чувств. Ему пора бы уже привыкнуть к подобным уколам. Это происходило довольно часто.

— Мне совсем не обязательно оставаться за этой крепостью. Это мой выбор.

— Тогда почему бы не покинуть страну? Зачем принуждать себя выбирать между Саладином и Конрадом? Тебе нет дела до них обоих.

Вэр заглянул в глубь бокала.

— Видит Бог, я не позволю этому ублюдку заставить меня уехать.

Кадар покачал головой.

— Я полагал, что Храм должен был бы излечить тебя от греха непомерной гордыни.

— Почему? Войны в мире происходят от гордыни, Каждого она поразила. — Он поднялся и поставил бокал на стол. — За исключением, пожалуй, тебя, Кадара бен Арнауда. Держись подальше от гречанки. Вожделение делает мужчин уязвимыми.

— Я испытываю к ней только жалость. Хотя я мужчина и временами могу позволить себе плотские удовольствия. — Кадар улыбнулся. — У нее прелестная грудь.

Белая, высокая, увенчанная упругими розовыми сосками.

Воспоминания вызвали у Вэра резкую боль в чреслах. Но не было причин испытывать такое возбуждение. Только прошлой ночью он брал женщину в свою постель и вволю насладился ею. И все же плоть вновь мучила его, сильнее и настоятельнее, чем когда-либо. Возможно, все дело в вызове, который она бросила ему, в его гневе… Женщины, которых он привозит в Дандрагон, для удовлетворения своих потребностей, охотно выполняют любые его прихоти. Совершенно естественно, что вызов обострил его желание.

— Вэр, — обеспокоенно произнес Кадар, глядя ему в лицо. — Она все еще очень слаба.

— Тогда постарайся, чтобы она побыстрее поправилась, и отошли ее отсюда. — Он улыбнулся отчаянной, безрассудной улыбкой. — Кажется, она и есть та самая заноза в моей лапе, которая колет мои чресла каждый раз, когда я оказываюсь подле нее.

— Отправлю, как только смогу. — Кадар нахмурился. — Тут могут возникнуть трудности. Я не уверен, что ей есть куда идти. Она сказала, что ее отца убили во время нападения на караван. — Он покачал головой. — Но я думаю, она была одна.

— Зачем ей лгать?

— Потому что ей есть что скрывать. Она шла в самом конце каравана, там, где обычно отводится место для бедняков. Сомневаюсь, было ли у нее больше имущества перед нападением Хассана, чем тогда, когда мы ее нашли. Женщина без средств, путешествующая одна… — Кадар помолчал. — Это непомерный риск. Только отчаяние могло заставить решиться на такое.

Он не хочет слушать ни о чьем страдании. Он и сам уже сжился с ним, словно со старым хорошим приятелем. И, конечно, не станет рисковать, сочувствуя этой женщине. Главное, чтобы между ними, не дай Бог, не возникло никаких связей, основанных на общей боли.

— Она должна уйти. Сотворил проблему, так решай ее.

Кадар кивнул.

— Я попытаюсь. Будь терпелив.

Вэр этим ни в малейшей степени не отличался.

— Реши эту задачу, иначе я сам найду выход. — Он направился к двери. — Становится темно. Мне надо проверить посты на крепостных стенах. Пойдешь со мной?

Кадар покачал головой.

— Пожалуй, я навещу своих соколов, посмотрю, как они пережили мое отсутствие.

Как и ожидал Вэр, часовые были все на своих постах и не спускали глаз с окрестностей. Эту бдительность воспитали тяжелые уроки в прошлом. Вэр обратил внимание на мальчика, бегущего через двор, освещенный множеством факелов. Он слишком мал, подумал Вэр с досадой, ему не больше двенадцати. Надо сказать Абдулу, чтобы для Дандрагона никого моложе шестнадцати в деревне не набирали. Завтра он отошлет парнишку домой. Вэр медленно двинулся к краю крепостного вала. Солнце уже село, и дальние горы накрыл пурпурный закат.

Но на одном из склонов третьей горы мерцала маленькая светящаяся точка костра.