В сладостном бреду - Джоансен Айрис - Страница 23

Она направилась было на ту половину, где располагались комнаты для слуг.

«Вы должны позаботиться о моем имуществе…»

Но не сегодня ночью, когда она так устала, что едва может что-то соображать. Завтра — пожалуйста, она готова.

«Он горюет».

С помощью какого колдовства смог Кадар заронить эти слова ей в душу? — подумала она с раздражением. Она не собирается обращать внимание на…

— Ради всего святого, — проворчала она, решительно направляясь в Большой зал и останавливаясь перед Вэром. — Идите спать.

Он медленно поднял на нее глаза.

— Что?

— Вы меня слышали. Вы глупо выглядите, сидя здесь сиднем. Ступайте к себе и ложитесь спать.

— Глупо, — повторил он, пристально глядя на нее.

— И совершенно бессмысленно.

— Тогда оставьте меня в покое и уходите, чтобы не видеть мою персону.

— Вы думаете я сама этого не хочу? Кадар мне не позволил. Он велел мне заботиться о вас.

— О, мой Бог!

— Но я сегодня слишком устала, чтобы заниматься этим, поэтому идите спать и позвольте мне подумать завтра о вашем состоянии.

— Мне жаль, что я причиняю вам беспокойство, — сказал он чуть вкрадчиво, — но я высоко ценю нежность и заботу.

— Вы не хотите быть обязанным, это может причинить вам беспокойство. Я даже не знаю, как подступиться к этому.

— Тогда и не надо. Я совершенно не нуждаюсь ни в вашей заботе, ни в вашем внимании.

— Именно это я и говорила Кадару, но он не захотел слушать.

— Как обычно. На него просто не надо обращать внимания.

— Я не могу этого сделать. Он оказывает мне очень большую услугу, и я должна отплатить ему тем же.

— Тогда придумайте что-нибудь другое. Мне не нужна еще одна наседка. — Он налил вина в свой бокал. — Оставьте меня.

— Вы пьяны?

— Нет. — Он поднял бокал. — Но скоро буду.

— Хорошо, тогда, может быть, когда вы заснете, я скажу слугам отнести вас в постель. — Она села на скамеечку, прислонившись к камням камина. — Я подожду.

Он нахмурился.

— Я не хочу, чтобы вы ждали. Оставьте меня.

— Пейте ваше вино. А то эти камни очень жесткие.

Он отшвырнул от себя бокал.

— Я пью, только когда хочу.

— Я сказала не так. — Она зевнула. — Я должна была бы сообразить, что вы будете все делать наоборот. Хорошо. Не пейте больше вина.

Он нахмурился.

— Боже, и что мне теперь делать?

— Меня это не волнует. Все, что хотите.

На его лице появилась чувственная улыбка.

— Тогда снимите платье и идите ко мне.

Она слишком устала, чтобы воспринимать что-нибудь, кроме нетерпения.

— Зачем? Вино действует на вас сейчас так же, как и женщина. Кроме того, это не то, что хотел от меня Кадар.

Он погасил улыбку.

— Мне уже начинают надоедать разговоры о желании Кадара.

— Тогда пейте вино и идите спать.

Он пробормотал какую-то непристойность и замолчал. В нависшей тишине был слышен лишь треск горящих поленьев в камине.

— Что он хотел от вас? — прорычал наконец Вэр.

— Я не совсем поняла. Он выражался несколько туманно, — сонно сказала она. — Завтра я подумаю об этом.

Опять наступила тишина.

— Идите спать, — сказал он хрипло, — не то вы сейчас заснете и упадете прямо в огонь.

Она покачала головой.

— Мне не нужен ни Кадар, ни вы.

— Тогда оставьте меня.

Она опять покачала головой. Ей бы очень хотелось, чтобы он замолчал. На разговоры уходит столько сил.

— Пейте свое вино.

— Я не хочу его.

— Хорошо. — Ее веки сами собой закрывались, и требовались усилия, чтобы открыть их вновь. — Тогда вы…

— О Боже!

Он подхватил ее на руки и понес.

Вверх по лестнице…

Нет, это не правильно…

— Куда вы идете?

— Я несу вас на вашу кровать.

— На моей кровати Гарун. Я сплю в комнате Жасмин.

Он остановился и после некоторого раздумья двинулся по коридору.

— Я не потащу вас снова вниз. Хватит с вас хлопот на сегодня. Вы можете поспать на моей постели. Я не собираюсь этим воспользоваться.

Ее положили на что-то мягкое…

Он развернулся и направился к двери.

Это не правильно, слишком… Она не могла позволить ему уйти.

— Нет. — Она с большим трудом приподнялась и опустила ноги на пол. — Вы не должны возвращаться в зал. Оставайтесь здесь. — Она ухватилась за спинку кровати. — Я пойду к Жасмин.

Он развернулся и посмотрел на нее.

— Ради всего святого, почему вы не можете уступить?

Она слишком устала, чтобы спорить.

Он сжал руки в кулаки, яростно глядя на нее. Уж не собирается ли он ударить ее? Она почти надеялась, что он это сделает. Тогда она сможет спокойно заснуть, не нарушая обещания, данного Кадару. Вэр в несколько шагов преодолел расстояние между ними и встал над ней со сверкающими глазами, в угрожающей позе. Сейчас он ударит ее.

Он толкнул ее назад на кровать.

Она смотрела на него во все глаза, наблюдая с испуганным изумлением, как он бросился в кресло с подушками, стоявшее возле кровати.

— Спите, — прорычал он. — Я останусь.

— Вы собираетесь здесь спать?

— Я сказал, что останусь. Я не говорил, что собираюсь спать.

Это была своего рода победа. Кадар не мог бы ожидать от нее большего сегодня ночью.

— Постарайтесь заснуть. Все равно больше нечего делать…

Больше нечего делать…

Вэр откинул голову на спинку кресла. Он мог бы придумать множество вещей, которые можно было бы сейчас сделать, и ни одна из них не подразумевала сон. Он даже не подозревал, что хочет женщину, пока не увидел ее в своей постели.

Сейчас у него уже не оставалось никаких сомнений в своих желаниях.

Так почему же он до сих пор сидит в этом кресле и наблюдает, как она спит, словно он один из этих глупых галантных кавалеров из какой-нибудь баллады трубадуров? Она рассердила его, заставила подчиниться ее желаниям, а он все никак не может решиться взять то, что хочет.

Его взгляд медленно скользил вдоль ее тела. Она свернулась на кровати калачиком, словно уставший малыш, но она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы принять в свое лоно мужчину и носить ребенка. У нее непременно будут славные сыновья; она передаст им свою отвагу и силу и как тигрица бросится на их защиту, как она бросилась спасать Гаруна.

От этой мысли жаркая волна прокатилась по всему его телу, отозвавшись тяжестью в чреслах. Боже, что с ним случилось? Он не просто жаждет иметь эту женщину, но хочет от нее сыновей, он жаждет, чтобы ее тело приняло его семя, а грудь налилась молоком.

Он сжал руками подлокотники кресла. Это не для него. Если бы этот ребенок был зачат, он, возможно, не дожил бы до своего рождения.

И внезапно он с невыразимой всепоглощающей страстью возжаждал сына. Он не позволит им стереть все его следы с лица земли. Что-то должно остаться, кто-то…

О, да, думал он, питая отвращение к самому себе, возьми эту женщину с его ребенком и позволь Великому Магистру убить их, как он уничтожил деревню. А то еще станет держать их обоих в заложниках, пока не уверится в смерти Вэра.

Как он смел даже предположить такую возможность? Он уже давно знал об этой опасности и всегда был осторожен с женщинами, которых брал для утоления своего вожделения. То, что это вдруг приобрело для него такое значение, было необъяснимо.

Трагедия Джеды исключала даже мысли о сыне. Такого не должно случиться и с Tea. Он восхищался ее отвагой и стойкостью, независимостью. Еще ни одна женщина не бросала ему вызова и не пыталась им командовать. И все же, не будь она смелой, разве смогла бы она выжить? Нежность вряд ли спасла бы ее на этом бесконечном пути в Дамаск. Покорность заставила бы ее навсегда остаться в страшной шелковой тюрьме Константинополя.

Он не может осуждать ее за стремление выжить и стать свободной. Его вели точно такие же стремления, когда он покинул Шотландию много лет тому назад.

Но он упрекает ее за то, что с первого часа своего появления в Дандрагоне она постоянно сердит и раздражает его.