Повенчанные временем - Куно Ольга - Страница 3

– Младшая и любимая дочь герцога Ксавьенского, – совершенно правильно истолковал молчание правителя тот. – Дебютантка этого сезона. Прилежна, аккуратна, почтительна…

– А герцог Ксавьенский?

– Менее почтителен, ваша светлость.

Дайон вздернул уголок рта, обозначая улыбку.

– Брак с дочерью герцога Ксавьенского выгоден Левансии, – вмешался секретарь. – Он будет способствовать укреплению торговых и политических связей…

– Которые будут рушиться, как только дочурка вздумает пожаловаться папе на мужа, – отмахнулся герцог.

Судя тому, как Феррант опустил голову, скрывая улыбку, он точно угадал характер капризной красавицы. От этого на душе стало еще тоскливее.

Дайон обреченно взглянул на портреты, лежащие на столе.

– Они все совсем юные! Неужели нет никого постарше?

– Видите ли, ваша светлость, как правило, дочери герцогов и графов не засиживаются в невестах. Один-два сезона, и они выходят замуж… – осторожно возразил секретарь. – К тому же не думаю, что лет десять разницы между супругами…

Дайон закатил глаза. Он редко вспоминал, что ему еще нет тридцати. Убийство родителей, смутное время, двухлетнее тюремное заключение и взятая на себя затем ответственность за герцогство заставили его повзрослеть слишком рано. Порой ему доводилось завидовать Денизе, вечно сбегавшей из замка на очередное задание. Сам Дайон сбежать не мог. От этих мыслей на душе стало совсем тоскливо. Он взглянул в окно, за которым щебетали птицы. Везунчики, они-то могут улететь, куда хотят. И точно не обязаны ни на ком жениться…

– А может быть, Йоланта Макстейер? – осторожно предложил секретарь, прекрасно чувствовавший настроение своего господина, но все еще не утративший надежды ему угодить. – Она еще не начала выходить в свет, придется дождаться осени, но… Она, как-никак, племянница самого короля. Пока у его величества Жерома нет сыновей, лишь две дочери, и если вы женитесь на леди Макстейер, это серьезно повысит шансы…

– Юрбен, тебе лучше не продолжать! – резко оборвал Дайон. Он очень ценил своего помощника и за исполнительность, и за безграничную преданность, но сейчас терпение было на исходе. – Только метить в королевские наследники мне не хватало. С меня вполне довольно и герцогства.

– Но вы могли бы объединить страну, – рискнул продолжить секретарь. Герцог взглянул на него так, что бедняга замолчал и нервно сглотнул.

Дайон не стал комментировать, что в их стране, где каждый герцог сам решает, как устраивать жизнь на своей территории, власть короля весьма эфемерна, и управление таким государством – весьма сомнительное удовольствие. Но настроение было окончательно испорчено.

– На сегодня все, – холодно обронил он.

Юрбен верно понял приказ герцога и, не желая вызвать еще одну волну негодования, поспешил к выходу. Феррант задержался.

– Ваша светлость желает, чтобы я подобрал еще кого-нибудь? – осведомился он.

Дайон подавил желание закатить глаза. Его не покидало чувство, что он – племенной бык, которого везут на ярмарку.

– Нет. Первых семи вполне достаточно. – Он тяжело вздохнул. – Без королевской племянницы, разумеется. Жду подробный отчет по каждой.

Старший агент поклонился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Дайон резко выдохнул и снова взглянул на портреты, понимая, что одну из этих девушек он будет вынужден впустить в свою жизнь. Завтракать вместе с ней, обедать, принимать гостей, выезжать в свет… В придачу она, чего доброго, станет сочувствовать ему, жалеть… «Бедный герцог, вы так много испытали в юности!» А может, еще и расскажет об этом подругам. Или фрейлинам. Или и тем, и другим.

Но самое ужасное – если она его полюбит. Девушки вообще склонны к романтике, особенно в юном возрасте. А трагическая юность герцога Левансийского придавала ему ореол героя. И вряд ли наивные красавицы задумывались о том, что «герой» два года просидел в подвале, подписывая всевозможные указы по требованию захватчиков. В то время, как другие – даже его собственная сестра! – проливали за герцогство кровь.

Дайон смял в кулаке первый попавшийся под руку лист и швырнул в дверь. Увы, это не дало эмоциям должного выхода: бумага была слишком легкой и даже не долетела до цели. «Бедный герцог» не мог даже докинуть бумажку до стены… «Герой!»

Окончательно разозлившись, он со всей силы саданул кулаком по полированной столешнице. Показалось, что дерево жалобно скрипнуло. Звякнули ящики.

На костяшках заалели капельки крови. Боль отрезвила.

Злость утихла, но это была лишь полумера. Дайон стиснул зубы, борясь с охватившей его яростью.

Он слишком разозлился, позволил себе утратить контроль над эмоциями, сорвался на верных ему людях, что совершенно недопустимо.

Причина была, конечно же, не в исполнительном старшем агенте левансийской службы безопасности, и уж тем более не в жаждавшем порадовать своего господина секретаре. Дайона попросту раздражала предстоящая свадьба. Он не мог отделаться от ощущения, что пошел на поводу у Ковентеджа, Денизы, левансийского дворянства… а ведь однажды он поклялся себе, что никогда больше не будет марионеткой в чужих руках.

Дайон словно наяву услышал вкрадчивый голос из прошлого: «Подпишите, мой герцог!», сопровождаемый шорохом бумаги и стуком опускаемого в чернильницу пера. Так говорил Астор ле Бриенн, советник и правая рука лорда Маркуса, дальнего кузена, захватившего власть в Левансии во время Смуты.

Чтобы упрочить свою власть, Маркус не стал убивать истинного наследника, а провозгласил себя регентом при несовершеннолетнем герцоге. Таким образом, все, кто желал свергнуть регента, формально становились предателями Левансии. Прекрасный ход, подсказанный, в этом Дайон не сомневался, тем самым Астором ле Бриенном. В мозгу яркой вспышкой промелькнуло воспоминание: люди, ворвавшиеся в комнату с оружием, с которого стекала кровь, алые пятна на полу и голос, перекрывающий всеобщее возбужденное веселье: «Мальчишку не трогать! Он нам еще нужен! Вы ведь подпишете указ о регентстве, не так ли, мой герцог?»

Как и тогда, по спине заструился холодный пот, а голову словно сдавило тисками. Дайон до крови закусил губу, сдерживая стон. Он так и не сумел забыть этот голос; напротив, после отъезда сестры вкрадчивый баритон ле Бриенна звучал в голове все чаще. Воспоминания как правило сопровождались приступами. И совершенно не помогал герцогу тот факт, что ле Бриенна давно не было в живых: его нашли заколотым в одной из комнат замка еще до того, как туда ворвались освободившие Дайона повстанцы. Кто именно заколол мерзавца, оставалось загадкой. При Маркусе он обладал почти абсолютной властью и наверняка нажил себе много врагов. Однако герцог Левансийский был бы рад при случае пожать убийце руку.

…Нельзя позволить хоть кому-то увидеть его в таком состоянии. На людях Дайон л’Эстре всегда оставался хладнокровным, властным, уверенным в себе правителем. Показывать окружающим свою слабость, пусть даже самую незначительную, недопустимо. Этот урок он усвоил много лет назад, в ту самую кровавую ночь, и все эти годы герцог Левансийский неуклонно следовал собственному правилу.

Но душившее бешенство требовало выхода.

Дайону пришлось сосчитать до ста, чтобы хоть немного успокоиться. Убедившись, что руки больше не дрожат, он критически оглядел кабинет, заметил смятый листок, валяющийся на полу, и, неодобрительно качнув головой (которая тут же отозвалась болью), выбросил свидетельство своего гнева в корзину для бумаг. И лишь затем вышел из комнаты. Махнул секретарю, давая понять, чтобы тот не отвлекался от своих обязанностей, и выскочил прочь.

Он даже изобразил легкую улыбку, сбегая по ступеням. Вниз, в подземелье, подальше от любопытных глаз.

Встреченные по пути слуги почтительно кланялись, стражники на постах мгновенно вытягивались по стойке смирно, делая вид, что все время дежурства только так и стояли – с идеально прямой спиной, отведенной в сторону алебардой и бесстрастным выражением лица.

Будто герцог не догадывался, что эти люди только что болтали, играли в кости или, по меньшей мере, зевали со скучающим видом. Их поведение интуитивно воспринималось как лицемерие и раздражало, хотя он отлично понимал, что охранники всего лишь следуют предписанию, как делает, в известном смысле, и он сам.