Училка и мажор (СИ) - Орлова Юлианна - Страница 42

—Никто не узнает, — тихо шепчу в висок, оставляя мягкий поцелуй на влажной коже. Она пахнет сексом, то есть мною. Прекрасно.

—Я о чем тебя просила? — даже сквозь полумрак я вижу, как сверкают гневом ее глаза. И снова ее хочу. Хочу злой, хочу доброй, всякой хочу. Себе. Навсегда.

—А ты тут видишь свидетелей? Я просканировал коридор, только ты, я и кладовка. Ну парочка швабр теперь уссыкаются от зависти, так и быть.

Вася хмыкает и пытается сдержать смешок, однако выходит так себе. Люблю ее смех, хочется слушать и слушать, может поэтому я несу такую откровенную нездоровую херню в ее присутствии, напрочь забывая о том, что я вообще-то воспитанный мальчик. В теории был.

—Так нельзя, я запрещаю тебе такое вытворять в стенах университета! Это аморально.

—Согласен, но так приятно, и вообще ты во всем виновата, — заправляя все еще пульсирующий член в штаны, с упреком отвечаю своей девочке. — Потому что нельзя быть на свете красивой такой… — пою шепотом, снова крадя поцелуй, сминая мягкие и податливые губки.

—У меня следующая пара, Рустам, а я выгляжу как низкосортная… — отрываясь от меня, шепчет малышка.

—Что я говорил о подобных сравнениях? — хриплю в ответ, наступая на малышку горой. Меня это уже начинает вымораживать.

Вася складывает руки на груди, и мой взгляд сам собой утекает туда. Уф! Как вообще с ней можно говорить дольше минуты, не завалив на кровать сразу же?

—Рустам, это сейчас смотрится именно так. Я просила тебя не выказывать наших отношений в стенах университета. Это мой авторитет, это моя репутация и работа, у меня…кроме моего трудолюбия, нет за плечами ничего, поблажек никто делать не будет, связей тоже нет, — срывающимся голосом умоляюще говорит Вася, а я вдруг застываю. Или в ее слова был намек на что-то, или я просто тупой, и лыжи не едут.

Да и в чем проблема? Я ее связи, ее поблажки, ее выход из любой чертовой ситуации. Мои связи ее связи, и все тут. В конце концов, я не приложение к отцу, и сам стою очень много чего.

—А, то есть у меня будут поблажки в случае чего? Рапунцель, я иду танком вперед сам, без мам, пап и кредитов. Надеюсь, ясно? — сжимаю руки в кулаки и мысленно отсчитывая до пяти. Нихера, крышу начинает рвать.

Вася тяжело выдыхает, а затем опускает голову.

—Я не говорила это в связке с тобой, но ты должен понять, что моя работа далась мне тяжело, особенно с моим прошлым.

—Так расскажи мне, что такого было в твоем прошлом, чтобы я сложил два и два и не смотрелся идиотом сейчас.

Малышка замирает, а я начинаю злиться, что чего-то не знаю относительно нее, но не искать же досье, это уже нечестно выходит. Я хочу, чтобы вся информация поступала непосредственно мне от самой малышки. По венам скользит едва уловимый гнев, меня злит, что она продолжает молчать, только смотрит своими огромными глазами и дует губы.

—Ничего хорошего, да и не говорить о нем в затхлой кладовке в окружении швабр и ведер, Рустам.

Накрутить себя быстро я могу совсем как баба, у меня в этом плане разгон такой же.

—Ну значит, найди время и место, чтобы рассказать мне о себе, как я нашел силы и рассказал тебе то, о чем из близкого окружения, кроме семьи, знает только Клык. Я перед тобой раскрытая книга, Василиса, и я жду такого же в ответ.

—Дай мне…время немного, и я все тебе расскажу.

Смотрю на нее и понимаю, что сделаю все, о чем она попросит. И это меня пугает до чертиков, как, впрочем, и радует одновременно.

Обещание плохи тем, что их надо исполнять, вот почему я топчусь перед зданием городского совета с острым желанием разнести здесь все в щепки. Но вместо этого, одновременно болтая с ба по телефону, я захожу внутрь.

—Красавица, ты там себя хорошо ведешь?

Бабушка хмыкает, а затем хохочет. Люблю ее прекрасное расположение духа.

—Даже если захочу себя вести плохо, тут не с кем. Все вокруг жутко красивые, но глубоко женатые, моя радость, а я хоть красотка, но не разлучница. И вообще на том свете мне дед не простит.

Я прыскаю от смеха, все еще не верю, что это моя ба на телефоне. Та, которая ни на одного мужчину и смотреть не хотела с момента, как умер дед еще пять лет назад.

—Я о другом: предписания врачей не пропускаешь? — настаиваю на своем, потому что слишком хорошо знаю свою бабушку. Ей дай волю, она в больнице годами появляться не будет, а таблетки и прочее буквально силком нужно заставлять принимать.

—Ну вот что ты начинаешь? Нормально же общались. Ты лучше расскажи мне о своей девочке, а что мы как старые дед и бабка болячки обсуждаем. Молодость куда более интересная тема для беседы.

Я улыбаюсь, мысленно предвкушая тот момент, как познакомлю Васю с ба. Никогда еще у меня не было такого острого желания это сделать, а сейчас прямо распирает от любопытства узнать ее мнение. В том, что она будет в восторге от девушки, я даже не сомневаюсь, но вот какие слова использует для ее описания — это вопрос. Вообще у нас с бабушкой доверительные отношения.

—Я могу тебе рассказать сейчас, что просто все хорошо.

—То, каким голосом ты о ней говоришь, уже вещает о многом, мой дорогой друг. Так и быть, потерплю до личной встречи, но я сразу поняла, что она особенная. Когда свадьба? Я хочу быть подружкой невесты.

—Ба. Даже теоретически ты не можешь быть ею, разве что вместо матери, — на этом голос начинает хрипеть, потому проходя по коридорам, вижу отца, гордо вышагивающего по ламинату в дорогущих туфлях, как три годовые зарплаты местного дворника.

—Дорогой, я могу быть вместо кого угодно, лишь бы ты был счастлив. Пообещай мне, — бабушка затихает, а потом словно улавливает смену моего настроения и осторожно спрашивает. — А отец? Вы общаетесь?

—Как раз сейчас…исполняю твою просьбу.

—Рустам, это не моя просьба, а мое желание, чтобы два близких человека закопали топор войны и сели поговорили как взрослые люди.

—Ага. Ба, люблю тебя, делай все как говорят врачи.

И вешаю трубку, потому что дальше мне просто совесть не продолжит говорить в этом ключе вежливо, а хамить бабушке я не стану никогда, лучше язык себе вырву с корнями.

—Что? Удивлен, что я пришел? Не радуйся только, это ради бабушки, — грубо рублю “с порога”, как только отец подходит ближе. На лице гуляет самодовольная ухмылка.

—Я рад тебя видеть, сын, и я рад, что ты согласился помочь.

—Тебе никогда в жизни. А вот матушке своей “спасибо” скажи, а не только высылай чеки на лекарства. Было бы вообще прекрасно, чтобы его высочество соизволило хоть раз в неделю приезжать и проведывать.

За нашей милой беседой никто не наблюдает, отец рукой показывает на кабинет, а у самого аж скулы сводит, так и видно напряжение.

—Ты сама любезность, сын. А теперь захлопни свою варежку и делай то, о чем тебя просят с милой улыбкой на лице.

—Чтобы еще больше людей поняли, какой ты не только зашибезный мэр, но и отец, и мигом побежали за тебя голосовать? Дааа, достойная у меня работка на сегодня, — сыплю ядом направо и налево.

Атмосфера заметно сгущается. Ну-ну, никто не говорил, что будет тепло, Белов Александр Павлович. Впитывайте мои нежные словечки.

Мы заходим в кабинет, где расставлены камеры, свет и куча людей моментально разворачивается к нам для выполнения супер-важных заданий. Меня гримируют и раздают указания, где встать, где сесть. Хорошо хоть, что я пришел как положено мне, без всяких чудо рубашек и костюмов, чем знатно бешу отца, вылизанного и одетого с иголочки. Кто-то из нас должен выглядеть естественно в этом дурдоме.

Я наблюдаю за тем, как Белов вытренированной речью методично внушает на камеру все то, чем он обычно и заливает уши всем. Ему мастерски удается манипулировать массами, так что за него и голосуют. Ну да, люди любят наступать на одни и те же грабли. После нескольких часов издевательств над моей нервной системой, когда я должен был стоять и сидеть по указке фотографов и режиссеров, очередь доходит до интервью со мной. Кто-то очень быстро меняет антураж.