Игра без правил (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 22

Он подошел к окну и стал смотреть во двор. Уже было темно и там не было никого. Он посмотрел на свою машину — все ли с ней в порядке? Внезапно в нескольких сантиметров от его головы треснуло стекло, обсыпав его дождем острых осколков.

Лобанов по старой армейской привычке тут же бросился на пол. У него не было никаких сомнений в том, что стреляли из снайперской винтовки, оснащенной прибором ночного видения. Иначе при таком мраке выстрел не мог быть столь точным.

Он продолжал лежать, хотя понимал, что скорей всего снайпера уже от этого места на всех парах увозит автомобиль. Но он не мог заставить себя подняться, страх надежней цепей приковал его к полу.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Лобанов набрался мужества и встал. Первым делом он взглянул на разбитое вдребезги окно. Затем он попытался проследить траекторию полета пули. Он легко обнаружил место, где она вошла; она проделала аккуратное отверстие в ковре и застряла в стене.

Лобанов подошел к бару, достал бутылку коньяка и выпил из горлышка. Но это лекарство против страха помогло слабо; страх по-прежнему заставлял дрожать все тело. Только что он, Лобанов, был на вершок он гибели, взял бы стрелок чуть левее и чуть пониже, и лежал бы он сейчас здесь на полу с расколотым, словно орех, черепом.

А если это было предупреждение, таким своеобразным образом ему дали понять, что с ним произойдет, если он займется поисками коллекции. Трудно поверить, что снайпер мог промазать, оптический прицел дает возможность почти стопроцентного попадания в неподвижную мишень. А он как раз стоял в тот момент у окна, словно статуя на площади.

Но если его предположение верно, значит игроков на этом поле значительно больше, чем он предполагал. Он-то думал, что состав команды исчерпывается его милыми аристократическими родственничками. Теперь же получается, что есть некто гораздо пострашней. Хотя нельзя исключить, что стрелял кто-то из них. Например, тот же Джордж. Или Натали. Или…

Нет, при всем их желание завладеть коллекцией, трудно поверить, что кто-то из них мог хладнокровно выстрелить в него. Все же они свои, в их жилах течет кровь из одного источника, их объединяет несколько поколений общих предков.

Внезапно он вздрогнул от резкого звонка в дверь. Звонок повторился еще несколько раз и смолк. Лобанов достал пистолет, снял его с предохранителя и медленно, старясь двигаться бесшумно, стал приближаться к двери.

Он стоял у железной двери и прислушивался к тому, что происходит с обратной стороны. Но слушать было нечего, так как оттуда не доносилось никаких звуков. Прошло несколько минут, но все было по-прежнему тихо.

Он никак не мог решиться открыть дверь. Им владела уверенность, что звонок в дверь — это на самом деле продолжение истории с выстрелом. Значит, его предположение о том, что это было не покушение, а предупреждение оправдывается. Кто-то хочет таким вот своеобразным способом передать ему важное сообщение.

Лобанову вдруг стало противно от собственной трусости. Сколько можно вот так стоять у двери с зажатым пистолетом в руке. А если там бомба? Хотя обычно когда подкладывают бомбу, не звонят в дверь. У него такое чувство, что ему позвонили совсем ради другого.

Ну, хватит, открывай немедленно дверь, сам себе приказал Лобанов. Он повернул замок и резко толкнул дверь вперед, готовый к любым сюрпризом.

Но никаких сюрпризов его не ожидало, Лобанов выглянул на лестничную площадку и никого не увидел. Все было как обычно. И все же не совсем обычно. Он не сразу заметил лежащий на полу конверт. Лобанов почувствовал даже некоторое облегчение; может быть, он сейчас узнает, зачем стреляли и звонили в дверь.

Он снова закрыл дверь на все навешенные на нее запоры. Затем прошел в комнату и вскрыл конверт. Почему-то он ожидал длинного послания, из которого он мог бы, какие силы вступили в игру. Но его ждало разочарование, письмо состояло всего из одной короткой, отпечатанной на принтере, фразе: «Если хочешь, чтобы с тобой ничего не случилось, отдай дневник».

Несколько секунд он задумчиво смотрел на листок. Затем положил его снова в конверт и бросил на стол. Ну уж дудки, дневник своего прадеда он не отдаст никому. Он его наследник, и эта тетрадь принадлежит ему по праву. Со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

Была уже глубокая ночь, и Лобанов вдруг почувствовал, что от всех переживаний сегодняшнего дня его неудержимо клонит ко сну. Остается только надеяться, что тоже самое происходит и с его противниками, и сегодня больше ничего не случится.

Глава одиннадцатая

Утром, когда Лобанов открыл глаза, то первая его мысль была о том, что он все еще жив. Он привстал, осмотрелся вокруг. Он лежал в своей квартире, а не находился в аду или в раю. Значит, за ночь его в самом деле не убили. И это уже неплохо.

Примерно через полчаса в его квартире зазвонил телефон. Лобанов почувствовал, как учащенно забилось сердце. Он снял трубку.

Но звонили совсем не те, кого он ожидал услышать. Звонок был из прокуратуры, следователь по особо важным делам некто Большаков просил немедленно его прибыть к нему для дачи показания по делу об убийстве князя Лобанова-Тверского.

Лобанов решил не опаздывать и прибыл в прокуратуру минута в минуту.

Следователь ему сразу не понравился. Среднего возраста, он был обладателем совершенно невзрачной внешности. Казалось, что его лицо полностью лишено способности к выражению чувств и мыслей. Он равнодушно смотрел на Лобанова и даже не пытался скрыть отсутствие к нему всякого интереса.

Быстро покончив с неизбежными в этой ситуации формальностями, они перешли к существу дела.

Вчера оперативник снял с него подробные показания, и к радости Лобанова следователь не стал просить повторить их снова.

— Меня зовут Большаков Валерий Васильевич, — представился он. — Я веду дело об убийстве князя Лобанова-Тверского. Вы можете что-либо добавить к вашим вчерашним показаниям?

— Мне кажется, я сказал все, что знаю по этому делу.

Большаков безучастно посмотрел на него и кивнул головой.

— Скажите, — спросил Лобанов, — вам что-нибудь удалось узнать, кто убил моего родственника?

— Да, у нас имеется версия, — довольно произнес Большаков. — Мы подозреваем, что виновником убийства является банда Малыша.

— Что за Малыш, вы можете мне сказать.

— Это очень опасный малыш. Малыш — это его кличка, настоящая же фамилия — Виктор Малышев. Он рецидивист с большим стажем, последний раз отсидел десять лет за ограбление с нанесением тяжких телесных увечий. Освободился год назад, быстро сколотил банду и вновь принялся за привычную работу. Это уже не первое его убийство, за ним и его людьми тянутся два мокрых дела. Причем, почерк очень похож.

— Почему вы думаете, что это его работа?

— У нас есть показания двух свидетелей, они видели в то утро в гостинице Малыша. Мы показали им его фото, и они тут же признали его. — Большаков из ящика стола достал фотографию. — А вы его там не видели?

Лобанов внимательно всматривался в лицо с типичной внешностью уголовника. Если бы он даже мельком увидел эту физиономию с низкими надбровными дугами, густыми бровями и скошенным подбородком, то непременно бы его запомнил. Зрительная память у него хорошая.

— Нет, я его не видел. А не может ли быть тут ошибки?

— Два свидетеля — это почти стопроцентная уверенность. Вы думаете, что Малыш зашел в гостиницу выпить чашечку кофе. И как раз в это время убивают вашего родственника. — Впервые за весь разговор на лице следователя появилось нечто похожее на насмешливую улыбку. — Мы полагаем, что его люди следили за князем с момента его появления в Москве.

— Но зачем им понадобилось его убивать, какой он представлял для них интерес? Насколько мне известно, он не был богат.

— У нас убивают иногда за рубль, что касается князя, то у него, по словам его племянника Иннокентия Обнорского, в номере хранилось десять тысяч долларов. Они, естественно, пропали.