Любовь против (не)любви (СИ) - Кальк Салма - Страница 50

Женское население привычно занималось кухней, стиркой и штопкой. На толпу мужиков всего этого хватало с избытком, они вечно были голодными, драными и грязными — как только умудрялись. Впрочем, этот момент присутствовал и в родном мире Катерины, только вот там всё же такими были дети, а к взрослому возрасту большинство мужчин либо выучивались за собой следить, либо обзаводились жёнами, которые это делали, либо жили с матерями, которые тоже это делали. А тут — не у всех была чистая рубаха на смену, и Катерина далеко не сразу это поняла. А когда поняла — долго изумлялась.

Впрочем, она всё время твердила себе, что её устав — не для этого монастыря. Совсем. Потому что хоть Джон и говорил, будто дела здешних земель не так уж и плохи, но — по меркам Катерины всё это называлось словом «нищета». Крохотные домишки без окон или с окном, закрытым ставнями, посередине которых горел очаг, а вокруг него на сундуках и лавках жило семейство в десяток человек. Вокруг огородик. Овцы, корова, лошадь — очень хорошо, ибо имущество и доход. И какие-то доли в обрабатываемой земле, на которой вот как раз готовились сеять рожь, ячмень и овёс. Пшеничную муку закупали где-то на юге, на осенней ярмарке — так объяснил Хью Айви.

Катерина пока ещё не вполне представила себе, какое количество припасов нужно для того, чтобы подотчётные люди прожили без потерь от старого урожая до нового. В этом плане помощь Айви была бесценна, а ещё она жалела о том, что уехал Джон — уж он-то точно был в курсе и рассказал бы, как это работает. В принципе, идея жизни на том корму, что вырастили и собрали, была ей хорошо знакома — потому что в девяностых питались преимущественно той картошкой, которую вырастили на поле, с теми овощными заготовками, на которые всё нужное вырастили на даче. Но всё равно, магазины никто не отменял — хлеб, молоко, макароны, крупы, изредка мясо, фрукты и конфеты. Тут же никаких магазинов, что потопаешь — то и полопаешь. Ничего, люди живут и здесь — значит, будем жить и мы.

Мысли о хозяйстве занимали голову в достаточной степени, чтобы не думать постоянно о том, куда отправился Роб. И ведь не скажешь — не ходить, потому что тогда придут эти самые скотты, а видеть войну вблизи Катерина не желала совершенно. Но подозревала, что, возможно, увидеть придётся. Эта мысль не радовала совсем, но — куда деваться, если они здесь не знают другой жизни?

До вечера как-то удалось себя занять, а незадолго до заката примчался гонец от Роба — все живы, подлые враги изрядно прорежены и бежали, отряд вернётся завтра. Спасибо тебе, господи, подумала Катерина. И следом — вот, теперь я уже совсем как местная.

Недалеко от дома Айви, на закатном солнышке, сидели на бревне у назначенного тюрьмой сарайчика отец Томас и скоттский пленник. Или кто он там вообще, потому что если по-честному, то мог бы сбежать давно, а в то, что бежать вот прямо некуда, Катерина не верила. Где родился — там и пригодился, и нечего тут мозги добрым людям пудрить. И ждала — может, расколется? И расскажет, что он тут высиживает?

Потому что это такая зараза, которая умеет забраться куда угодно, и не то, чтобы без мыла, а вообще на голом энтузиазме. Катерина не знала, как он существовал зимой, но — полагала, что терпимо. Теперь же ему во владение отдали сухую кладовку, в ней водилась солома, на которую нормально лёг магически восстановленный Катериной плащ, выпускали подышать воздухом и в кусты, и даже в новую недавно сколоченную будку над ямой, а голодом Петронилла не держала никого, просто не была на такое способна. Так что по местным меркам сиделец был устроен очень неплохо.

Отец Томас очень удивился, увидев пленника — надо же, жив и здоров, как только умудрился. Тот тоже не остался в долгу — мол, весьма рад видеть вас, отче, и чего это мне не быть живым, если даже вас, еретика из еретиков, земля до сих пор носит?

Так Катерина узнала, что в доставшемся ей мире всё в порядке с религиозными разногласиями. Её угораздило вляпаться аккурат в самую Реформацию, и как оказалось, её нынешнее отечество вполне себе реформировалось в предыдущее царствование, а вот их северные соседи — нет. Так что пленник Рой был, не поверите, добрым католиком, а отец Томас — самым что ни на есть протестантом. Она принялась выспрашивать — а как в других странах? И получила исчерпывающий ответ — по-разному.

И везде религия шла рука об руку с политикой. Через пролив, во Франкии, только недавно более-менее установили мир с протестантами, а до того — резались примерно полвека. Там же, на материке, в Священной Империи, господствовал известный ей принцип — чья власть, того и вера. На Юге, по берегам Срединного моря, жили еретики, верящие в некое Великое Солнце, и вовсе неверные, которых здесь никто не видел, но знали, что такие есть. И ещё была Арагония — оплот истинной веры, и где-то во Франкии проживал местный аналог папы римского. Детальнее ей не рассказали — зачем вам, миледи, знать об этих еретиках? Ещё скажите, что молиться нужно на древнем имперском языке, и Священное писание читать на нём же!

Катерине было решительно непонятно, чем священный текст станет хуже от того, что будет существовать на разных языках, содержание ж первичней формы? То есть, теорию-то она знала, но на практике руководствовалась одной лишь логикой и видела в чрезмерном засилье церкви одни лишь вредные манипуляции. Отец Томас, пару раз послушав её, строго-настрого запретил вести богословские диспуты хоть с кем — ещё, мол, не хватало, чтоб кто-нибудь задумался о том, что там у неё в голове. Достаточно того, что она женщина, то есть существо слабое, подверженное влиянию и зависимое, и ещё маг. Катерина, услышав такое, сообщила, что слабое и зависимое существо — это вовсе не она, а, например, её дражайший супруг. В некоторых вопросах. На что отец Томас ещё раз вздохнул, и ответил, что полагал её женщиной умной, и очень надеется, что она и далее его не разочарует. Пособничество дьяволу — страшное обвинение, и можно не заметить самой, как запутаешься. Поэтому — никаких богословских споров, точка. Катерине не нужно было повторять дважды, она и замолчала.

А вот беседовать с пленником отец Томас очень даже любил, так и сейчас — сидят, подкусывают друг друга, и оба довольны.

— Отец Томас, Петронилла звала ужинать. Рой, ступай к себе, тебе сейчас тоже принесут поесть.

— Миледи, — расплылся в улыбке пленник. — Как закатное солнце сквозь серые тучи.

— Болтун, — привычно отреагировала Катерина.

Страшный визг девочки Дейзи, тащившей пленнику тарелку еды, нарушил идиллическую картину. Какой-то посторонний мужик, ещё более грязный, чем Катерина в среднем здесь видела, схватил её и потащил, и зажал ей рот.

Катерина остолбенела и ничего не поняла, а Рой понял, и отец Томас понял тоже, но чужаков оказалось ещё четверо, и все вооружённые. Катерину невежливо пихнули к дверям кладовки — прячься, мол, она попыталась рвануться к девочке, но отец Томас успел первым и обрушил подхваченный с земли деревянный брусок на голову чужаку.

Рой же схватил одного из пришлых сзади и обезоружил, и тяжёлый палаш отлично лёг ему в руку, и первым делом он вонзил оружие в бывшего владельца. Подбежал мальчик из Робова отряда, отвлёк на себя ещё одного. Застывшая на пороге Катерина вцепилась в дверь, её попробовали от той двери оторвать, Немытая рожа, железные пальцы, мерзостный запах изо рта и зверски выпученные светлые глаза.

— Стой! Не смей! Замри! Пошёл вон! — и в последний миг она догадалась вложить в приказ силу.

Чужак замер, реально замер. Чем мгновенно воспользовался Рой, успевший добить двоих, оторвал его от Катерины и хладнокровно перерезал ему горло. Катерина зажмурилась. И опустилась на порог — в наступившей тишине.

Хотя как тишине — от дома Айви и от замка бежали люди, кричали, что-то говорили, просто всё это слилось в какой-то невнятный фон. А она сидела, зажмурившись, потому что ей было откровенно плохо — людей на её глазах раньше не убивали.

На глазах Катерины, не Кэт. Кэт-то, судя по всему, многое довелось повидать в прошлом году. А вот Катерине было не страшно, нет. Было мерзко, противно, и очень обидно за то, что она вынуждена жить в этом вот дрянном мире, где убить совершенно ничего не стоит. И все это умеют, и это нормально.