Полночный воин (Хранительница сокровищ) - Джоансен Айрис - Страница 54

— Полагаю, мать простила бы тебя, если бы ты не взялась лечить Селбара.

— Но мне бы тогда было стыдно самой, не помоги я волку. Особенно после того, как этот дар пришел ко мне. — Бринн мысленно вернулась к тому дню. — Я очень странно почувствовала себя. Руки покалывало, ладони стали почти горячими, и когда я положила их на рану волка, то почувствовала, что тело Селбара тоже стало теплее. Я пробыла с ним всю ночь, а утром поняла, что волк будет жить.

— Он мог бы выжить и без тебя.

— Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней…

— Но сын булочника не умер?

— Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. — Бринн закрыла глаза. — А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.

— Колдовство.

При этих словах она вздрогнула.

— Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.

Он молчал, прижимая ее к груди с умиротворяющим спокойствием.

— Ты все еще не доверяешь мне?

— Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дал бы тебе все, что ты от меня хочешь. — Он встряхнул головой. — Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?

Нет, она по-прежнему пребывала одна в своем круге. Ее дар оставался для всех подозрительным. Он услышал ее рассказ и не испытал ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о ее даре. Для него неважно, чем она занималась, он принимает ее и всегда защитит. Она почувствовала облегчение, словно с ее плеч сняли непосильную ношу.

— Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.

— Я сам предложил тебе помощь и защиту. — Он прижал ее к груди. — А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдем отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?

— До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.

— Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдем до деревни, где я смог бы договориться о лодках.

Он никогда не совершал переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для лошадей. Он решился на это только ради нее. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они еще не раз столкнутся в споре, но она примирится с его всепоглощающим уютом.

Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки. Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила ее многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли еще четыре.

— Что такое? Ты чему-то удивлена? — спросил Гейдж. — Разве мы не туда попали?

— Туда. — Бринн не могла ошибиться. — Тогда деревня казалась гораздо больше.

— В детстве все кажется больше. — Гейдж повернулся к Малику. — Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли бы остановиться. На побережье чертовски холодно.

— А ты чем займешься? — спросил Малик.

— Тем, что умею делать лучше всего — торговаться. — Гейдж пришпорил коня. — Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придется торчать без дела до заката, пока они не вернутся.

«Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит», — с грустью подумала Бринн. Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении. За долгие недели ее борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья еще больше привязался к другу.

— Поехали, — сказал Малик. — Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.

— Очень любезно с вашей стороны, — едко заметила Эдвина, — но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.

Слова Эдвины задели Малика.

— Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своем коне. Или, скажем, оценить мое остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.

Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.

— Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.

— Неженка? — повторил Малик, не веря своим ушам. — Разве есть хоть капля слабости в…

— Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, — вступила в разговор Бринн. Ее забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили ее. — И потом я хочу спать.

— Я мигом! — Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.

Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашел то, что искал. Недовольный собой, он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.

— Гейджу станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жены. Мне удалось договориться всего о пяти домишках, да и то втридорога. — Малик кивнул на небольшой домик на берегу. — Для Гейджа и для тебя, Бринн, — сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил: — Вы с Алисой займете вон то жилище, а Лефонту с его людьми придется разместиться в трех остальных.

— А как же ты? — спросила Эдвина.

— Лягу у вашего порога.

— Как это?

— Только так я смогу доказать, что не неженка. — Малик принял героическую позу. — Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесет меня из этого бренного мира, — мрачно добавил он.

— Разрешаю тебе пролежать часа два! — усмехнулась Эдвина.

— Увидишь. — Малик завернулся поплотнее в накидку и направился к Лефонту. — Идите в дом и согрейтесь, пока я займусь размещением всех остальных на этом заброшенном побережье. — Он вздохнул. — Кроме себя самого.

— Он что, и вправду решил улечься у дверей? — нахмурилась Эдвина, глядя ему вслед.

— Я бы не удивилась, — ответила Бринн.

— Надо помешать ему, — встревожилась Эдвина. — Он только после болезни, и упрямство не доведет его до добра.

— Он сейчас здоров, как никогда.

— И все же это безумие. Скажи ему, чтобы он не вздумал сделать так, как пообещал.

— А почему ты сама ему не скажешь?

— Потому что только этого он и ждет от меня. Хочет услышать, как он силен. Так вот, я не стану ничего говорить.

— Но почему?

— Потому что он каждый раз… Не стану, и все! — Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. — Нам есть где укрыться, Алиса. — Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. — И наверняка там найдется теплый уютный очаг.

— Не сомневаюсь, — мрачно заметил Малик.

Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к домику.

— Она сердится? — спросила Алиса, подойдя к Бринн.

— Понятия не имею, — уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. — Почему бы тебе не спросить у нее самой?

— Мне она вряд ли скажет, — ответила Алиса. — Она не разговаривает со мной о Малике.

На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поежилась и торопливо зашагала к домику.

Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу.