Турнир (СИ) - Мах Макс - Страница 42

- Как будет угодно вашему высочеству, баронесса, - улыбнулся в ответ Зандер.

Теперь он умел улыбаться на все лады. Вежливо и вызывающе, галантно и обольстительно, презрительно и оценивающе, в общем, так, как того требовали обстоятельства. И сейчас его улыбка была именно такой, какая была ему нужна для беседы с Брабантской принцессой: галантной, многообещающей и выражающей при этом вежливый интерес к собеседнице.

- Проголодались? – подняла темную бровь баронесса д’Антиньи. У нее были волосы карамельно-рыжего оттенка, темные, как у шатенки, брови и зеленые, интригующие глаза, заставлявшие вспомнить о больших кошках и о мифических колдуньях-суккубах, согласно легендам древних франков, будто бы живших когда-то в южных предгорьях Высоких Альп.

- Да нет, - честно ответил Зандер, гадая, какого фавна, он понадобился этой красивой суке. – Хотел, знаете ли, промочить горло. Составите компанию?

- Что будем пить? – деловито осведомилась в ответ «Цикада империи». Кажется, она ничуть не удивилась предложению, сделанному едва знакомым ей человеком.

- Шампанское? – предложил Зандер.

- Непременно, - одобрительно кивнула принцесса, - но давайте для разнообразия попробуем сладкое «Пти Мелье».

- Сладкое? – искренно удивился Зандер, поскольку при дворе все пили только сухое или даже очень сухое шампанское. – Серьезно?

- Я же сказала, давайте попробуем, - усмехнулась Анаис и, как бы, в предвкушении предполагаемой пробы аккуратно скользнула кончиком розового язычка по своим полным, великолепного очерка губам.

«Она меня что, соблазняет? – уже по-настоящему удивился Зандер. – Флиртует с участником Турнира? Я польщен!»

- Что ж, - сказал он вслух, - слово женщины – слово богини. Давайте попробуем!

Вообще-то, Зандер собирался выпить коньяка, оттого и шел в бар. Шампанское, уже разлитое по фужерам-флейтам, разносили слуги. Однако это было шампанское «брют», а дама желала сладкого. Так что, куда направлялся прежде, туда и пошел теперь, но уже не один, а с принцессой Брабантской.

- Два «Пти Мелье», - приказал он бармену.

- Нет, нет, - остановила того Анаис.

– Не в эти бокалы, а в те, - указала она на хрустальные фужеры-креманки.

- Как прикажете, госпожа, - поклонился бармен, отставляя в сторону высокий узкий бокал.

- Если правда, что их форма была скопирована с воскового слепка груди императрицы Кассандры, - ухмыльнулась, поворачиваясь к Зандеру, баронесса д’Антиньи, - бедняжка была плоской, как чертежная доска. Но с другой стороны, если взять за образец мой бюст, боюсь, мы просто нахрен упьемся…

Двусмысленная шутка, и, как читал Зандер в отчете своего карманного журналиста, вполне в духе Анаис. Эта девушка «не знала стыда», хотя и не являлась откровенной шлюхой. Просто была склонна к провокативным словам, включая сюда ненормативную лексику, и несколько излишне скандальному эпатажу, что, разумеется, отнюдь не криминал.

- Вы меня соблазняете? – спросил тогда Зандер, изобразив растерянную улыбку.

- Есть возражения? – плавно подняла Анаис аккуратно выщипанную темную бровь.

- А как же Эва Сабиния?

- Ну, я же вас не жениться на себе зову? – улыбнулась отнюдь не шокированная его вопросом красавица.

- Хотя, - добавила она спустя мгновение, - могли бы и жениться. Я женщина молодая, красивая и неглупая. К тому же тоже наследная принцесса. А главное, вам и стараться не придется, демонстрируя Эве Сабинии свои немереные достоинства. Я вас сама приглашаю. Так что, сначала в постель или сразу к алтарю?

- Звучит соблазнительно, - признался Зандер, - но, увы, баронесса, я участник Турнира. То есть, по определению не свободен. К тому же мы все еще недостаточно знакомы.

- Значит в постель, - еще шире улыбнулась Анаис. - Не хотите жениться, ваше право. Но в любовницы-то меня взять, что вам мешает?

- По-моему, все обстоит как раз наоборот, - улыбнулся Зандер, «откровенно довольный» поступившим предложением. – Это вы меня только что «уболтали» на грех.

По видимости он отреагировал на слова принцессы Анаис именно так, как и должен был отреагировать человек его склада. Вернее, тот мужчина, каким Зандер неожиданно для многих предстал на Турнире и при дворе. Однако, на самом деле, он находился в смятении. Решение о том, спать ему с баронессой д’Антиньи или нет, нужно было принимать так быстро, как только возможно, но дело происходило на глазах у множества достаточно опытных и весьма проницательных в этом смысле людей. Впрочем, ларвы[6] им в печень всем этим дамам и господам! На Зандера смотрели сейчас две женщины, интерес которых к нему и к тому, что явно затевается между ним и принцессой Брабантской, был ему совершенно непонятен. С одного направления на них с Анаис смотрела принцесса Эва Сабиния, на которой он, вроде бы, предполагал жениться, а с другого – холодноватая Э клана Мишильер. Медовые глаза и серые, и одни Великие боги знают, что у двоих на уме.

- Напьемся? – предложила тем временем женщина. Но ее «напьемся» прозвучало, как прямой вопрос о намерениях Зандера: «Так что, князь, переспим или слабо?»

Интересное предложение, если честно, поскольку на данный момент сексуальный опыт Зандера исчерпывался обучающим тренингом с двумя профессиональными шлюхами, старой и молодой. И следует признать, это был весьма познавательный опыт, причем, не только с технической точки зрения, но и с эмоционально-физиологической, если можно так выразиться. Совокупление с этими женщинами, как ни странно, пробудило наконец в Зандере скрытого в глубине его души настоящего мужчину. Поздновато конечно по общепринятым меркам, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. И сейчас, стоя рядом с Анаис д’Антиньи, вдыхая ее запах, ощущая излучаемое ее роскошным телом живое, зовущее тепло, слыша ее будоражащий нервы голос, заглядывая в затуманенные алкоголем зеленые кошачьи глаза, Зандер ее откровенно вожделел. Однако привычка к самодисциплине пока еще брала верх, и он мог не только хотеть женщину, но и думать, имея в виду голову, а не головку рвущегося из штанов члена. И, разумеется, он обдумал сложившуюся ситуацию со всей тщательностью естествоиспытателя, но в то же самое время так быстро, как был способен мало кто еще в этих парадных залах герцогского дворца.

Выводы оказались просты и очевидны. Эва Сабиния, скорее всего, осведомлена о диверсии своей конфидентки, - а по некоторым темным слухам еще и любовницы, - и, как ни странно, не имеет ничего против. Зачем ей это, - вернее, зачем это любой из них двоих и им обеим вместе, - совсем другой вопрос. Но, в любом случае, этот мелкий адюльтер вряд ли помешает Зандеру добиться руки принцессы Эвы Сабинии, а, возможно, что и, напротив, прибавит ему шансов победить в Турнире, поскольку, возможно, этот «маленький поход налево» совсем не то, на что он похож. Очередное испытание? Возможно, что и так. Отчего бы не проверить кандидата в супруги еще и в постели? Если подумать, совсем не праздный интерес. Так что стесняться принцессы ему не стоило. Другое дело Габриэлла Э’Мишильер. По большому счету, ему не должно быть дела до того, что она там думает или чувствует на его счет. И, тем не менее, ему это было отнюдь небезразлично.

Просто наваждение какое-то, проклятие, или порчу кто навел, но с некоторых пор Э клана Мишильер занимала его мысли никак не меньше, чем теория пространственно-временной мерности, и, что хуже всего, женщина эта довольно часто заставляла его сердце биться несколько быстрее, чем следует. И это было для Зандера ново, странно и необъяснимо. Ведь не мог же он, в самом деле, в нее влюбиться! Любовь – это не про него, да и не про нее тоже. Холодная и временами даже несколько равнодушная, не слишком красивая, если исходить из общепринятых стандартов женской красоты. Но зато слишком умная, рассудочная, что никак не подходит молоденькой девушке. Однако, если и этого мало, Габриэлла Э’Мишильер была смертельно опасна.

Зандер видел ее невероятный «выстрел» из воображаемого лука. Необычайно зрелищный фокус – это так. Но скорость, с которой летела стрела, точность прицела и огромная сила, вложенная в «выстрел», заставляли задуматься о том, что еще припасено в арсенале девушки-коннетабля? Поэтому ни о каких чувствах речь идти попросту не могла, и Зандер склонялся к мысли, что его реакция на нее является, прежде всего, выражением обычного для ученых мужей научного интереса. Любопытство естествоиспытателя к невероятно интересному объекту исследований, и ничего более.