Вот и свела нас судьба (хотят ли русские войны)… (СИ) - Патман Анатолий - Страница 46

— Fleur au fusil, tambour battant, il va.

Il a 20 ans, un cœur d'amant qui bat.

Un adjudant pour surveiller ses pas

Et son barda contre son flanc qui bat.

Partir pour mourir un peu

À la guerre, à la guerre.

C'est un drôle de petit jeu

Qui ne va guère aux amoureux.

Pourtant c'est presque toujours.

(Цветок в ружье, барабан, он идёт.

Ему двадцать лет, сердце любовника бьётся.

Адъютант, чтобы следить за его шагами,

И его барда против его фланга, который бьёт.

Уйти, чтобы умереть немного

На войну, на войну.

Это забавная маленькая игра,

Который вряд ли идёт влюблённым.

Но это почти всегда.)

И ещё больше оваций, и заслуженно, досталось «Офицерскому романсу», завершившему концерт. И сама песня хорошая и нужная, так и певец не подкачал. Даже последние строчки, произнесённые Иваном Александровичем почти шёпотом, зал точно услышал. Было тихо, как на уроках в гимназии!

Глава 23

Глава 23.

Я тоже немец?

Такого точно никто не ожидал! Беспрерывные овации смутили даже видавшего всякое знаменитого певца. Конечно, ему пришлось выйти и на «бис», и чуть ли не под вставшую на ноги публику, прежде всего, молодых военных. Хотя, не более трети зала. Но всё равно вышло сильно. Уж о таком успехе многие и не мечтают.

Тут нежданно на сцену вызвали меня. После похвальных слов ведущего, я так сразу отвечать не стал, а просто попросил гитару. Подали. И я тут же достал листок со словами и нотами и отдал его Ивану Александровичу. Он сразу же, даже без слов, понял, что надо мне подпеть. Что же, я молодец, так стану ещё большим! И, как любил говорить один истинный ариец Максим Исаакович Штирлиц, в памяти остаётся последнее и самое яркое! И ведь сегодня двадцать третье февраля! День, ага, Защитников Отечества. Хотя, ещё и Советской Армии и Военно-морского Флота. Когда-то и я как бы защищал Родину. Так что, в честь праздника в самый раз!

— Синее море, только море за кормой.

Синее море, и далёк он путь домой.

Там за туманами вечными пьяными,

Там за туманами берег наш родной.

Конечно, мой голос был слабоват. Но первые же слова мощно подхватил Иван Александрович, и мы спокойно исполнили «Там за туманами» до конца. Публика, что встала, пусть и не вся, осталась стоять. В зале имелись и морские офицеры, так они тоже встали. И как только замолкли последние аккорды гитары, послышались ещё большие овации. Правда, после множественных лёгких поклонов публике мы на «бис» ничего исполнять не стали, а просто я нежданно произнёс как бы ответные слова:

— Как как-то метко выразилось Его Императорское Величество, да простит Государь меня за невольное использование его слов, у нашей любимой матушки России есть только два верных союзника! Это её Армия и Военно-Морской Флот! И только они всегда защитят нас от любых врагов. Конечно, и от жестоких османов, и их коварных союзников. Я глубоко благодарен уважаемой публике и особенно нашим военным за столь высокую оценку своих скромных потугов в музыке. И, конечно, хотелось бы выразить ещё большее признание нашим милым и славным женщинам. Ведь именно их нежные руки вспоминают господа офицеры. И они же безустанно и верно ждут наших моряков из дальних походов. Спасибо вам!

И я по русскому обычаю поклонился залу по пояс, а потом как бы от сильного смущения убежал за сцену. Конечно, и на самом деле переволновался. Мало что у меня разные способности и знания! Так ведь я просто юный мальчик с неокрепшим сознанием, пытающийся хоть как-то приспособиться к непростому и опасному миру взрослых. И не самый удачливый! Хотя, пока немного везло.

Да, конечно, концерт удался. Пусть он из танцевального плавно и ожидаемо перетёк в патриотический. Приближавшаяся война уже особой тайной для людей не являлась. И в самом русском обществе многие страстно желали освобождения балканских славян из жестокого османского ига. И, конечно, и публика на концерте, относившаяся даже к довольно высоким слоям, была настроена практически так. Конечно, никого из императорский семьи не было, но некоторые Великие князья и княжны присутствовали. Кстати, Пётр тоже. Руководство консерватории даже хотело сделать одним из номеров «Меркурия», но пока не решилось. Ну, да, и оно знало о моём резком высказывании о ворах-снабженцах. Хотя, песню, уже успевшую распространиться в самых широких кругах, наметили исполнить на другом концерте, уже без присутствия высоких особ. Жаль, но меня на него не пригласили. Хоть я и не настаивал, и не стремился, и не жалел. Свою долю славы и так уж получил. Раз и концерт в пользу учеников консерватории и учениц Театрального училища, то и деньги нам с Александрой не полагались. И мы теперь в них и не нуждались, и своими выступлениями были довольны. Неплохо ведь себя показали. Я всё же больше как автор, а сестра — как исполнитель. Потом, мы же оба дворяне, а не артисты какие-нибудь! Нам и приличия соблюдать надо!

После концерта нас вызвались проводить несколько молодых улан. Я ещё и догадывался, что Иван Фёдорович просто попросил их составить нам компанию. Конечно, чисто из-за Александры. Чтобы пока отдалить упорного корнета Шереметева от неё. Она выступила на концерте с блеском и, понятно, что красивая девица, и уже дворянка, и как бы из хорошей семьи, и с растущим благополучием. Теперь моя сестра представляла немалый интерес для самых разных кавалеров, пусть и не самых знатных и богатых. Конечно, многие аристократы считали нас выскочками и недостойными их высокого общества. Пусть! Так по мне, это они недостойны нас.

Пока мы собирались, точнее, женщины, ко мне, оставшемуся ненадолго в одиночестве, как бы и подлетел высокий и поджарый мужчина лет сорока, и явно имевший военную выправку.

— Позвольте, князь Борис, выразить Вам восхищение столь прекрасными музыкальными произведениями. Несмотря на юный возраст, Вы теперь один из самых известных композиторов России и даже Европы. Вас уже начали сравнивать и с великим Моцартом.

Честно говоря, я не слишком знал, что там творилось в Европе, и что судачили насчёт меня. Не до иностранных газет было. И столь открытое восхлавление было для меня в новинку, что я невольно смутился. Конечно, произведения, что я как бы сочинил, однозначно шедевры. Но мне всё-таки было неудобно присваивать их себе.

— Позвольте, князь Борис, представиться. Барон Генрих фон Николаи. Сотрудник германского посольства по культуре.

Понятно, откуда ноги растут у тупого осла, то есть, у меня. Да, несмотря на лёгкий акцент, русский язык у немца был превосходен. Гораздо лучше, чем у наехавшего на меня француза из Министерства Народного Просвещения. Учитывая то, что многие аристократы и дворяне разговаривали на непонятной смеси французских, русских и немецких слов, его можно было принять и за чистого русака. Судя по выправке и умению держаться и, главное, едва заметным повадкам, этот Генрих явно промышлял культурно-диверсионными делами. Однако, опасный человек. Хотя, француз, пусть и по происхождению как бы русский, на своей должности для Российской империи и русских людей был намного опаснее.

— Э, herr барон, рад встрече с Вами. Для меня это сильная неожиданность и большая честь, что Вы обратили внимание на мои скромные потуги. Извините, что не смог посетить ваше посольство. К сожалению, Устав гимназии чинит некоторые препятствия для посещения многих мест. А разрешения, конечно, можно получить, но не хочется тратить время на хлопоты. И не совсем удобно. Тем не менее, я прекрасно помню о своей бабушке и откуда она родом.

— Да, князь Борис, несмотря на разные слухи, freifrau Агнесса являлась достойной женщиной и матерью. И её красота и таланты сейчас проявились и в Вашей сестре Александре.

— Конечно, Вы льстите нам, herr барон. Но, несомненно, мы с сестрой гордимся бабушкой Агнессой. Она всегда в нашей памяти.