Вот и свела нас судьба (детство в серых тонах)… (СИ) - Патман Анатолий - Страница 37

Заикаться не буду, но мне нисколько не хотелось уподобляться таким людям. Мне за державу тоже было обидно! И за русских людей и других подданных нашей Империи! А тут и сами цари мух не ловили! А некоторые, как говорила моя память, так только в ворон и кошек стреляли! И людей! И проиграли войну уже японцам и им Сахалин отдали. И, вообще, всю Россию в пропасть толкнули…

Большую часть сшитых в последнее время вещей сразу же, и весьма охотно, выкупила княгиня, и по довольно хорошим ценам. Очень уж качественными они у тёти получались! Действительно мастерица, каких мало! Арина Васильевна сшила ещё и кое-какие женские вещички для княжон, особенно старшей. И по парочке строгих вечерних и бальных платьев у неё получились на чудо, и как раз для Зинаиды. Девочка была откровенно рада и собиралась блеснуть в них на каком-нибудь приёме, конечно, пока только дома. Чуть позже у тёти нашлось время и до похожих платьев для Татьяны. Тоже ведь захотела, и именно у нас! Парочки ей показалось мало. Хотя, конечно, немного иных, но тоже нарядных!

У нас и работа над «Щелкунчиком» шла успешно. Даже Пётр Ильич прислал из Москвы целых четыре прекрасные сюиты! И ранее обещанного срока! Оказалось, что между делами сочинил. Конечно, они отличались от знакомой мне музыки, но очень даже подходили! А старшие товарищи быстро дописали всё остальную музыку. Как раз и послушал во время посещения консерватории за пару дней до Светлого Христово воскрешения. Я сам только и успел выполнить запрошенные Львом Ивановичем рисунки на некоторые сцены. Хотя, за Страстную седмицу мне удалось встретиться с ним всего лишь пару раз. Мастер был занят у себя в труппе Большого театра и Театральном училище. И столько же с Фёдором Осиповичем. Я больше как раз с ним и общался, и наши дела обсуждал. И лишь по одному разу я встретился с Александром Порфирьевичем и Модестом Петровичем. Они были довольны как бы и завершением работы над балетом и теперь жаждали скорее приступить к репетициям. А мне опять требовалось нарисовать как можно больше рисунков к отдельным сюитам и сценам.

А ещё я в консерватории в Страстную пятницу встретился и с Мариусом Ивановичем и передал ему целый альбом рисунков к «Баядерке», конечно, больше всего к «Танцу теней». Кстати, и саму музыку к танцу, как вспомнилось! Ещё и пару сюит добавил. «Танец Никии с рабом» и «Танец Золотого божка» хоть и не самые важные сцены, но тоже интересные. Конечно, вместе с рисунками. Зато и вымотался под конец. Тут уж пасха действительно явилась для меня праздником. Вроде и просто гимназист, а столько важных дел переделал! Ладно, что тётя старалась не особо отвлекать меня на хозяйственные дела. Хотя, я сам всё подмечал и всегда ей помогал. Мало ли что князь? Так ничем от простых людей не отличаюсь.

И у меня было для себя одно важное задание. Мне обязательно надо было создать какой-нибудь летающий аппарат. И я уже знал что именно! И возможность его создать имелась. Конечно, никак не настоящий, а просто игрушечный. Но мне, чтобы отчитаться перед Татьяной, пока и этого было достаточно.

Светлое Христово воскресение тоже прошла для меня как-то незаметно и без особой торжественности. Мы с тётей Ариной всё-таки сходили к Казанскому собору, но побыли там недолго. Просто чтобы отметиться. Нет, стол у нас был накрыт богатый. Правда, на небольшое число гостей. Хоть по моему настоянию никого и не приглашали, но вдруг придут? Тётя и сама возражать не стала, да уже и привыкла к замкнутой жизни. И, точно, никто не пришёл. Всё же семейный праздник. А у нас и в прошлом году гостей не было, да и близких друзей не имелось. И я точно не был огорчён.

После пасхи нас как бы и пригласили в гости Юсуповы. Через пару дней, на какой-то приём. Но тут опять что-то стукнуло в мою голову, и я просто сообщил дворецкому, доставившему приглашение, что приболел. Конечно, нам пришлось составить и короткую записку с извинениями. Я и на самом деле чувствовал некоторую усталость, и это было видно и по моему лицу. Тётя после сильно удивилась перемене моего настроения. Но я ей объяснил, что мне просто не нравятся у Юсуповых высокомерные взгляды в наш адрес разных гостей и снисходительность их самих, хоть уже не такая открытая, как ранее. Оттого мне и на самом деле требовался отдых от них. Пусть Татьяна и стала относиться ко мне как к равному. А вот Зинаида ещё нет. Нет, это меня нисколько не ранило. Привык уже. И, вообще, чем уж вести пустопорожние и всякие опасные разговоры, я уж лучше займусь сочинением очередных небылиц. Вот они меня лучше всего успокаивали. А Юсуповы пусть обижаются на нас как бы и за неуважение, но мы это точно переживём!

Мне, честно говоря, и своих детских забот, особенно в гимназии, хватало. Что делать, просто требования ко мне возросли. Учителя явно ожидали от меня большего. Как сильно отличившемуся ученику, мне далее, наоборот, труднее стало учиться. И из-за имевшегося предупреждения приходилось осторожничать даже в отношениях с другими учениками. А мои одноклассники много чего обсуждали, в том числе и иностранные новости. Больше всего всех волновали новости о восстании болгар против турок, как раз случившееся почти одновременно со Светлым Христовым воскресением. Похоже, не выдержали османского ига? Наверное, они ещё ожидали и помощи от России? И тут моя память говорила, что война, скорее всего, будет. Вообще, становилось тревожно.

Из числа интересных были и новости о резком похолодание во Франции и, вообще, на севере Европы. Оказалось, что тринадцатого апреля во многих местах, в том числе и Париже, прошёл обильный снегопад. И это после мартовского потепления и наводнения.

А так, одноклассники же мне и сообщили, что незадолго до пасхи княгиня Елизавета Андреевна на одном из концертов в Мариинском театре с большим успехом исполнила «Поговори со мною, мама» и ещё «Снегопад». И, вроде, автором песен там как раз и был назван князь Борис Куракин. Надо же, и не знал! Я скромно сознался, что, да, мои песни. И, конечно, пришлось предоставить им ноты и тексты. Ещё и Апполону Григорьевичу. Мол, для учебных целей. Мне не жалко. Да хоть для чего…

А ещё многие ученики нашей гимназии обсуждали, ага, и меня самого. Как оказалось, обиженный господин Скальковский тоже ещё до пасхи напечатал в газетах «Новое время», «Петербургская газета» и «Петербургский листок» несколько разгромных статей как на концерты в консерватории, так и «Щелкунчик». Надо же, и про балет всё разузнал? И основной упор там был сделан именно на моей личности. Мол, не может буйный и странный зелёный юнец сочинять такие вещи. Хотя, в этом он был прав. Но кто ему расскажет о моих знаниях? Мол, кто-то его покрывает и выдвигает. Правда, литератор делал вывод, что это тётя Арина! Мол, из-за того, что ей самой трудно выдвинуться, и что она и титулом мальчика, и его сиротством захотела воспользоваться. Да, трудно бы тёте пришлось, да она сама об этом и не думала. Хотя, образованная и умнейшая девица, и красавица, каких мало! И теперь точно ничего не поделаешь — всё равно ведь выдвинулась, и сильно! Да я постараюсь, чтобы она ещё больше мной прикрылась! Моя тётя достойна и большего!

И, понятно, что автор статей сильно сглупил! Хотя, и хозяева этих, ага, средств массовой информации. В том числе и один, и очень даже достойный любитель балета господин Худеков. Зря напраслину на нас всех пропустили и выпустили на белый свет. Мол, теперь ещё и именитые композиторы начали этому бестолковому гимназисту помогать. И разве это плохо? Так теперь о нашем балете весь Петербург будет знать! Похоже, умный и начитанный человек, но вот повёлся и просто сделал мне и моим старшим товарищам неплохую, ага, рекламу! Но вот о самом происшествии с его и моим участием наглый господин умолчал, и про танец, песни и, вообще, как бы и мою музыку ничего плохого не написал. Но его писанина уже не имела никакого значения. Шедевры они всегда шедевры, даже и присвоенные, пусть как бы и не совсем подходящие к этому времени. Ничего не испорчено, и всё прижилось!