Моя голубка - Джоансен Айрис - Страница 9

— Вижу, тебе присущ вкус к простой жизни, — ядовито заметила Шина, оглядывая просторную гостиную с ее блестящими полами из дубового паркета, устланными индийскими коврами красно-белой расцветки. Длинная бежевая кушетка с алыми подушками перед камином воплощала представление о комфорте и красоте, так же как и остальная мебель.

Когда огонь разгорелся, Челлон поднял голову и широко улыбнулся.

— Я решил, что тебе и так придется слишком ко многому привыкать, чтобы мучить еще и неустроенной жизнью. Но, конечно, если ты предпочитаешь жить проще, то тебе может понравиться мой маленький домик на Карибском побережье. Если захочешь, мы поедем туда в марте.

Кулаки Шины судорожно сжались, и она мысленно досчитала до десяти. Эти постоянные упоминания об их совместном будущем как о чем-то само собой разумеющемся просто выводили ее из себя.

— Я не хочу никуда с тобой ехать, кроме как назад в Нью-Йорк, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Почему ты не понимаешь, что так поступать просто нельзя?

— Ты лучше подойди поближе к огню, — отозвался Челлон. Выпрямившись, он снял свою куртку на меховой подкладке и кинул на кушетку. — Температура на улице быстро понижается, а ночью ожидают снег. Я, конечно, включил отопление, но дом еще не скоро нагреется.

Как он смеет не обращать никакого внимания на ее протесты? Шина была возмущена до глубины души.

— Мне и здесь вполне удобно, — надменно ответила она, поплотнее закутываясь в плащ.

Глаза Челлона блеснули золотистым пламенем.

— Если ты не подойдешь, я сам тебя принесу, — произнес он с едва заметной угрозой в голосе. — А ведь мы уже знаем, к чему приводит любой физический контакт между нами, не правда ли?

Шина вспыхнула от смущения и прикусила губу, все еще колеблясь, не стоит ли продолжать сопротивляться.

— Шина! — Его голос резанул, как удар кнута, и она торопливо подошла.

Тепло от очага было, несомненно, приятно, но торжество в глазах Челлона испортило все удовольствие.

— Не надейся, что я позволю тебе мне приказывать, — сердито сказала Шина. — Просто я поняла, что все-таки замерзла.

— Да, конечно, — серьезно сказал Челлон, но в глазах все еще прыгали чертики, — Как удачно для меня, что ты переменила свое решение!

Шина мрачно посмотрела на него и демонстративно повернулась спиной, протянув руки к огню.

В его голосе все еще звучала легкая насмешка, когда он сказал:

— Подожди пока здесь и погрейся, а я пойду посмотрю, что делается на кухне. Продуктов должно быть достаточно. Я посылал сюда человека несколько дней назад, чтобы он все подготовил.

— Можешь не волноваться, — холодно ответила Шина. — Я не голодна.

— Ты не можешь не быть голодной, — возразил Челлон, уже с некоторым нетерпением в голосе. — Мне известно, что ты никогда не ешь перед выступлением. Это значит, что у тебя не было во рту ни крошки со вчерашнего обеда, а сейчас уже четыре часа утра.

Есть ли хоть что-то, чего этот человек не знает о ней? Ну что ж, ей доставит огромное удовольствие видеть, как этот самоуверенный мистер Челлон наконец ошибется в своих планах. Шина повернулась к нему.

— И тем не менее, я не голодна, — твердо сказала она, получая несомненное удовольствие от вида его нахмуренного лица.

— Да мне безразлично, хочешь ты есть или нет, — закричал он, оглядывая ее хрупкую, тоненькую фигурку. — Ты все равно будешь есть! Тебя же может ветром унести! А я не хочу, чтобы ты заболела.

— Уж конечно, это было бы очень досадно для тебя, — уколола его Шина. — Тогда на твоей совести будет не только похищение, но и убийство! Так вот, иди к черту, Рэнд Челлон! Ты не сможешь заставить меня есть.

Глаза Челлона засверкали безумным гневом.

— Упрямая маленькая дурочка! Ты действительно готова уморить себя голодом, только чтобы отомстить мне? Ты что, настолько завидуешь своему брату с его бессмысленной мученической смертью, что готова последовать его примеру?

Шина отступила, не сводя с него потрясенного взгляда. Она чувствовала себя так, как если бы он ударил ее, настолько жестоки были его слова. На лице Челлона отразилось раскаяние, и он быстро шагнул к ней.

—Шина!.. — начал он совсем другим тоном.

— Нет! — закричала она, как безумная. — Нет!

Ничего не соображая, Шина бросилась к входной двери. Она слышала, как Челлон взволнованно звал ее по имени, но она уже пробежала через террасу из красного дерева и сбежала вниз по ступенькам. Теперь она даже не чувствовала пронизывающего холода, хотя смутно ощущала, как ледяной ветер холодит мокрое от слез лицо. Шина неслась, как в прострации, и единственной мыслью, пульсирующей в мозгу, было то, что движет раненым животным — найти укромное место, где можно было бы спрятаться. Она даже не сознавала, что все ее тело сотрясают рыдания. Она сбежала вниз по холму, миновала взлетную полосу и ринулась в лес, росший вниз по склону.

Продираясь через кусты, Шина слышала голос Челлона, который звал ее, но она только ускорила свой бешеный бег, словно газель, преследуемая львом.

Неожиданно она оступилась и полетела в пустоту. Затем окунулась в столь ледяную воду, что чуть не задохнулась. Ее бархатный плащ немедленно промок, его вес неумолимо тянул ее вниз, в смертельную глубину.

Шина отчаянно боролась, чтобы подняться на поверхность, но мокрая одежда держала ее, словно камень. С внезапной ужасающей ясностью она поняла, что тонет. Она сейчас умрет. Наверное, она уже умирает, потому что ее окружает лишь ледяная тьма.

Если бы тьма так и продолжала окружать ее, то это еще можно было бы терпеть, но ее вдруг пронзили яркие цвета, которые менялись, как в калейдоскопе. Их оттенки сливались и перетекали один в другой, пока окончательно не превратились в ослепительный, чистый белый цвет, который она узнала с леденящим ужасом. Белый цвет больницы!

— Нет, пожалуйста! — простонала она, зная, что сейчас произойдет. Потому что все ее кошмары начинались именно так. И вот этот сон превратился в реальность.

В этот день пять лет назад шел легкий туманный ирландский дождь, который ее дядя всегда называл слезами ангела. Тогда ей было семнадцать, и она все еще была в монастыре святой Марии около Бэлликрэй. При нем была очень хорошая школа, и монахини усиленно заботились о своих юных воспитанницах, как о родных детях. Возможно, если бы это было не так, думала потом Шина, дело могло бы принять другой оборот.

Так или иначе, ей ничего не сообщали, пока ее дядя не приехал за ней, чтобы отвезти в больницу Бэлликрэй. Глядя в окно на этот весенний дождь, несущий новую жизнь зеленым полям, мимо которых они проезжали, Шина не могла прийти в себя от горя, не могла поверить… Жизнь… Но они ехали не к жизни, а к смерти. В ослепительно белой кровати больницы умирал Рори.

Теперь слезы уже ручьем бежали по ее лицу.

— Но почему, дядя Донал? — с горечью спрашивала она. — Почему он это сделал? Почему ему это позволили? Ему ведь только восемнадцать, у него вся жизнь впереди!

Дядя крепко сжал ей руку своей теплой рукой.

— Не знаю, девочка, — осипшим голосом ответил он, и глаза его были подозрительно блестящими. — Я даже не знал, что он увлекся политикой в университете, пока не услышал, что они заперлись в аудитории и объявили голодовку. Все было так глупо! — с горечью проговорил он. — Только очень юные люди могут думать, что за сорок пять дней им удастся изменить ситуацию, которая существует уже восемь веков.

— Но ты же говорил, что остальные прекратили голодовку уже через три недели! — воскликнула Шина. — Почему же Рори не прекратил?

О'Ши беспомощно пожал плечами.

— Ты же знаешь, каким он может быть упрямцем, когда что-то решит. Он не захотел сдаваться. А когда удалось прорваться в помещение, было уже поздно. У него началось воспаление легких, и он уже горел в лихорадке.

— Но он не может умереть! — прорыдала Шина. — Только не Рори! — Ее брат был самым веселым и жизнерадостным из всех, кого она знала. В его глазах неизменно плясали веселые искорки, а губы почти всегда оживляла сияющая улыбка. — Но почему никто не сообщил мне?