Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 108

— М-м-м-м!

Закачался с ней в воде, завертелся вправо-влево, жмурясь, мыча и постанывая от удовольствия. Он был холодным и как будто закостеневшим. Что же, он заколдовал озеро только для Хельги? Нет, скорее — ее саму. Иначе доставили бы ей удовольствие объятия колдуна? Скъегги крепко поцеловал ее в макушку и подтолкнул к лесенке на мостки. Поднялся следом, отпер дверь со словами:

— Ну, жена, вот твои владения. Дом запущен и неказист, посмотрим, что ты с ним сделаешь.

Хельга вступила в темную пыльную горницу, вдохнула запах сырой шерсти, горькой золы от очага. Возбуждение преображало ветхие серые стены, грязный пол, груду одеял на кровати. Всё казалось интересным и таинственным, как тропа в лес, всё обещало приключение.

Она расплела косу, выжала сырые волосы. Они облепили спину и плечи, и сразу стало зябко.

Скъегги вывалил на стол одежду из мешка:

— Пристрой куда-нибудь. И вымети дом. А я займусь очагом.

Хельга оделась полностью, Скъегги же только набросил на плечи куртку, хотя в доме было холодно — холоднее, чем снаружи. Его исподнее и штаны Хельга повесила на деревянный костыль, вбитый в стену у входа. Скъегги продолжал потрошить мешок, и в затхлом воздухе поплыли запахи съестного: острый — сушеного мяса и слабый, кисловатый — сухарей. Пустота в животе стала еще неприятнее.

Хельга распахнула дверь — проветрить горницу. Нашла в углу веник из березовых прутьев, смела пыль и мусор в широкую щель у порога.

Скъегги выгреб золу, сходил за водой и тщательно умыл каждый камень очага, а после принялся рисовать на них золой колдовские знаки, как тогда, у родника. В центр очага положил полученный от Асдис камешек.

Закончив с этим, он развел огонь. Дрова брал березовые, сухие, из запаса в доме, и пламя загорелось яркое, чистое. Оно отражалось в лоснящихся камнях как в ручье.

Перед очагом, на потемневших от влаги досках пола, Скъегги расстелил снятое с кровати одеяло. Хельга устроилась на нем с куском мяса в руке. Скъегги сел рядом, обнял ее со спины, показал флягу — большую, размером с два мужских кулака, обмотанную кожаными ремнями.

— Ну, милая. Для леса мы достаточно пьяны, для дома еще нет. Пей, — он поцеловал ее в шею, дурачась, прикусил кожу. Развязал ленты платья, тесемки рубахи — и полез гладить грудь. Хельга замерла, прикрыв глаза. Какая корявая, холодная у него ладонь и какая гладкая, теплая кожа у нее самой! А чувствует она сразу и собственной кожей, и его руками.

— Выпей! — приказал Скъегги.

Хельга хлебнула из фляжки и зажмурилась — пробрало до слез. Здесь было что-то покрепче браги.

Запахи в маленьком ветхом домике стали резче, гуще. Загустел и свет — налился медовым золотом. Огонь плясал так резво, словно пытался выскочить из очага. Воздух над ним струился, дрожал, и Хельге чудилось, что они со Скъегги снова идут путем воды. Она невольно задержала дыхание. А Скъегги всё держал фляжку у ее губ. Она отпила еще несколько глотков. Теперь уже не только воздух дрожал — стены качались, как тростники под натиском волн, и крыша колебалась, как поверхность воды над головой ныряльщика. А когда стены остановились, ожил очаг. Камни подобрались перед прыжком, как маленькие хищники — кошки или песцы. А на месте огня металась огромная рыжая птица. Билась нежной грудью в обугленное дерево, резала крыльями гудящий воздух, теряла золотые, белые, алые перья.

Хельга ждала, что Скъегги сейчас превратится в медведя, но он оставался человеком, только всё сильнее теплел, разогревался. Под его ласками тело ее превращалось в горячий пар. Ей было тесно в себе, как огню в очаге. Выйти бы наружу, выплеснуться… ему навстречу. Она чувствовала, что Скъегги тоже мучается. Он расправился с ее платьем как с врагом, сорвал и отбросил в сторону. Рубашку стянул к поясу, порывисто, со стоном повернул Хельгу к себе и впился поцелуем в грудь.

Хельга подалась к нему — в ожидании какого-то грозного перехода. Но вспышка на границе зрения и накатившая сзади волна жара заставили обернуться. Огонь разросся на весь очаг — с такой пугающей внезапностью выливается через край перекипевшее варево. Хельга дернулась в руках Скъегги, и он, вздрогнув, отпустил ее. Огонь рвался вверх и почти доставал до верхней балки. Однако порыв его быстро иссяк. Когда огонь вернулся в положенные ему пределы, Хельга увидела, что камни очага вспотели — покрылись каплями воды. Капли сверкали золотым и алым и не спешили исчезать. Хельга подцепила одну из них пальцем — горячую и густую, как ягодное варенье, пахнущую разогретым камнем.

Скъегги отодвинулся от нее, и она чувствовала спиной между ними словно бы прохладную воздушную подушку. Две руки ласкали груди, а третья легла на пояс. Горячие мокрые губы поцеловали шею — сразу с двух сторон.

Хельга дернулась вскочить, но Скъегги обхватил ее крепче:

— Ну, что ты? Тихо, — услышала она его голос у правого уха. И смутилась: чего только не покажется! Но губы слева поцеловали плечо, а губы справа шепнули, обдав шею горячим дыханием:

— Этот долг надо отда-а-ать…

Долг? Что это она должна ему сверх обещанного? Чем он вздумал считаться? Он, с чьей помощью дом ее захватили, сожгли, многих людей убили! Нет, врешь! Мы в расчете!

Две его руки лежали на ее груди, а две другие обхватили сзади за пояс, впились в бока. Хельга развернулась, уперлась руками в грудь Скъегги — и увидела, как из его тела растет другое — как новые ветки из ствола. Дополнительная пара рук торчала из боков — не до конца, по локти, а между раздавшихся грудей вылезла голова на толстой шее — голая, как коленка, с закрытыми глазами и сомкнутым ртом. Хельга узнала лицо Скофти.

Она стукнула кулаком по этой голове. Удар пришелся по носу, слишком слабо, но Скъегги шатнулся назад, развел руки, чтобы удержать равновесие. Хельга вскочила на ноги и прыгнула — прямо в очаг. Нестерпимый жар привел ее в себя. Она выхватила из очага горящую с одного конца дровину, соскочила на пол и обернулась.

Скофти отделился от Скъегги и поднимался на ноги. Его голое тело блестело, как отлитое из коровьего масла. Белые глаза широко раскрылись, ноздри раздувались так, словно он хотел вобрать ее в себя через них всю, с телом и душой.

Скъегги сидел, откинувшись назад и опираясь на руки. Целехонький, без царапинки на теле, но тоже весь белый, в испарине, он крупно дрожал, закрыв глаза. Хельга только взглянула — и поняла: от него помощи не дождешься. Тогда она ткнула Скофти в грудь огненной головней. А Скофти схватил головню за обугленную середину, вырвал и отбросил далеко в сторону. Сгреб Хельгу горячими тестяными руками, прижал к телу, прямо к алому ожогу, и потащил к кровати. Подол ее рубахи занялся, но Скофти этого как будто не замечал.

— Чокнутая девка! — закричал Скъегги. Он попытался встать, но снова свалился на пол и отчаянно зарычал. Его взгляд не отрывался от ее горящего подола, а между тем огонь от отброшенной головни уже разбегался по доскам пола.

Скофти упал с Хельгой на постель, разорвал ее рубаху и стянул вниз, в ноги. Слежавшиеся одеяла затлели, но он и этого не заметил.

Хельга пыталась спихнуть с себя тяжелое тело. Одеяла и шкуры уже трещали, и жарко было нестерпимо. Двинешь ногой — опалит. Вонючий дым бил по ноздрям, ел глаза, душил.

Скофти тяжело, толчками выдыхал воздух сквозь оскаленные зубы. Белая безволосая грудь его поднималась и опускалась с силой кузнечных мехов. Бедра подрагивали, покачивались. Он в нетерпении елозил ногами по постели. Ему не мешали ни дым, ни близкий огонь. Может быть, он с ними заодно? — думала Хельга. Тогда ей конец. Задушит, испепелит, проникнет внутрь…

Тут их окатило потоком холодной воды. Хельга встрепенулась, забилась, уже совсем ничего не соображая, и услышала вопль Скъегги:

— Вставай! Помоги!

Исчезла придавливающая к постели тяжесть. Хельга рванулась сквозь черный дым, соскочила на пол — и не почувствовала ног. Упала на колени у кровати, только и успела подставить руки. Голова кружилась, бока ломило.