Вы весь дрожите, Поттер (СИ) - "love_snape" - Страница 38

Судя по увиденному в воспоминаниях на прошлогодних занятиях по Окклюменции, наше детство было похожим. С той разницей, что обо мне с горем пополам заботилась мать, а когда Поттер остался без родителей, его вообще никто не любил. Он подсознательно ищет принятия, понимания, ласки от всех, кто может подарить ему хоть немного этих сокровищ. Готов ради этого на подвиги. Но почему его выбор пал на черствого и скупого на эмоции меня? Того, кто в принципе не умеет любить и проявлять нежность. Как пить дать, заслужить мое поощрение было для него вызовом, очередной, казалось бы, непреодолимой стеной, способной пасть только под его настырным напором.

И хотя в обычной жизни мальчишка смело объявляет протест всему, что кажется ему несправедливым, и рьяно сопротивляется любым указкам, в постели ему уготовлено судьбой возбуждаться от собственного подчинения. И если задатки этого проявились в его первый раз, то каким же страстным, бесстыдным любовником он будет в свои двадцать пять? В тридцать? О боги. Многое бы отдал, чтобы трахнуть его снова лет через десять.

Мерлин, Лили испепелила бы меня. Одно дело, когда я, пока мы еще дружили, рассказывал ей о своих любовных похождениях со слизеринцами... Она смеялась, краснела, била меня кулачком по плечу, но все равно слушала и даже давала советы. И совсем другое — то, на что я решился с ее сыном.

Пообещав больше не пускать эту мысль в свою голову, я настроился во что бы то ни стало сдержать данное Поттеру слово.

И вот уже три недели ничего не происходит.

Мальчишка ходит как в воду опущенный, периодически следит за мной во время трапез в Большом зале, а на Зельеварении и вовсе позволяет себе беззастенчиво буравить меня взглядом. Возможно, от того, что Поттер перестал бояться встречаться со мной глазами, он начал лучше усваивать информацию. Его успеваемость пошла в гору, а Паркинсон, как бы ни ненавидела гриффиндорца, плохо сдерживает восторг от оценок, которые они с ним получают за добротно сваренные зелья.

Пожалуй, конкуренцию им могут составить лишь Грейнджер с Малфоем. Следить за этими двумя стало для меня отдельным развлечением. Сперва они метали друг в друга молнии, толкались, отнимали из рук инвентарь и, борясь за главенство у котла, ненароком портили ингредиенты. Но после того как Драко защитил гриффиндорку от проклятия Лестрейндж, все, безусловно, изменилось. Теперь за их рабочим столом всегда царит тишина, подозрительно напоминающая гармонию. Всезнайка сложила лидерские полномочия и уступила партнеру, тот же, напротив, стал прислушиваться к каждому ее скупому замечанию. Действуя слаженно, раз за разом они сдают мне хорошие образцы, и то, какие выводы я делаю из всего происходящего, порой заставляют мои брови ползти вверх. В этом замке определенно все посходили с ума.

И я в том числе, ибо никак не соберусь с силами и не отменю отработки, продленные мной в прошлый раз до Рождества. Это было бы правильно, но способен ли я на кровожадное моральное уничтожение Поттера? И самое интересное — он упрямо продолжает их посещать. Понятия не имею, что и кому гриффиндорец желает этим доказать, но дабы свести наши контакты к минимуму, я нагружаю его работой и малодушно скрываюсь в лаборатории. Мелькать друг перед другом после всего произошедшего — не лучшая идея. Ведь моя выдержка далеко не столь крепка, как я демонстрирую. С глаз долой — из сердца вон, если оное у меня, конечно, вообще имеется.

*

I want to kiss the scar that rips your shoulder

Get so close that it hurts

Every time I feel us growing closer

You pull back

«Magnetized» by Garbage

Начало декабря принесло в окрестности Хогвартса ветер с мокрым снегом. На озере образовалась тонкая ледяная корка, в которой гигантский кальмар, еще не впавший в спячку, там и тут пробивает брешь своими мощными щупальцами. На улице промозгло, холодно, серо — прямое отражение моего внутреннего состояния.

Оставшиеся в замке студенты уже в предвкушении каникул, а для меня это время — лишь тоскливое напоминание о том, что грядущее Рождество точно не будет таким счастливым, как прежде. Из-за Рона Гермиона не поедет в Нору, и наши уютные вечера в семейном кругу Уизли, похоже, канут в лету. Не представляю, насколько несуразными они станут, приведи он в свой дом крикливую, взбалмошную Лаванду. Спустя всего десять минут в компании Браун от ее неумолкаемого хихиканья у меня начинает гудеть в ушах, а голова становится чугунной и заполняется сумрачной дымкой подобно магическому шару Трелони. Неужели для Рона секс настолько важен, что ради него он готов терпеть ЭТО?

Впрочем, размолвка друзей и визит Лаванды в Нору — не главная причина, почему я решил никуда не ехать. На душе так паршиво, что изображать на людях радость выше моих сил. А понурый вид и отсутствие аппетита однозначно вызовут вопросы, особенно у любопытной матери семейства. Как я буду на них отвечать?

«Понимаете, миссис Уизли, я запал на своего учителя. Самого неприятного типа в Хогвартсе. Его все терпеть не могут, и я в том числе, но когда смотрю на него, сердце так и бросается в пляс. Я страстно захотел его и все же добился своего, отдал Снейпу невинность, не помнил себя от счастья, а потом меня хладнокровно выпроводили вон. Он притворяется, будто ничего не случилось. А я схожу по нему с ума. Думаю о нем, засыпая и просыпаясь. Вспоминаю изгибы шеи и плеч, теплые пальцы, мягкие губы, взгляд внимательных черных глаз. И ни с кем не могу поделиться своей тайной. Вот, рассказал вам. Валяйте, сдавайте меня в Мунго».

Занятия стали пыткой. Трапезы в Большом зале — тоже. В поле зрения уже не просто учитель Зельеварения, а некто... мой. Да, я присвоил его себе лишь в своей голове, но это не меняет факта, что мое отношение к Снейпу до конца жизни не станет прежним. Это очень личное. Ведь я помню, что скрывается за строгой черной мантией. Помню, как выглядит его суровое лицо в момент экстаза. Каким глубоким становится его голос, когда он возбужден. Как выглядит его комната. Как пахнет от его волос. Это знаю я один. И бережно лелею мои знания, поскольку теперь даже их мне ничтожно мало. Я хотел бы ежедневно понемногу его изучать. Разглядеть каждую родинку на теле и каждую морщинку на лице. Беречь сон профессора и согреваться в его объятиях по ночам. Попробовать все его любимые позы. Изведать все привычки и быть в курсе, чем он любит заниматься в свободное от работы время — для собственного удовольствия.

И отныне я машинально подмечаю любую деталь. Мне нравится, как, добавляя сыпучий ингредиент в котел, Снейп сначала растирает щепотку в пальцах, подносит к носу, вбирает запах в легкие и только потом бросает в отвар. Как деловито он прищуривается, оценивая на глаз объем жидкости в колбе. Как выстукивает ногтями по столу ритм, проверяя студенческие работы.

Зельевар предпочитает крепкий чай и изредка ест мятное печенье. Его любимое блюдо — корнуэльский мясной пирог. Свою еду Снейп не солит, зато сыплет много перца. Будто в жизни и без того мало горечи.

Он одевается с иголочки: мантия и брюки идеально выглажены, выглядывающие из-под рукавов сюртука манжеты рубашки всегда безукоризненно белоснежны.

Склонившись над ученическими эссе, профессор часто заправляет за ухо прядь черных волос. От сильного нажима его перо скрипит на бумаге. Заканчивая писать, в конце он с размаху ставит на пергаменте жирную точку, точно подытоживая: «Ты идиот».

Ту же самую жирную точку Снейп решительно поставил и со мной. Продырявил мне душу хладнокровным, категоричным росчерком, и все равно не выходит из моей головы. Пока мы не видимся, я постоянно думаю о нем. Изменить положение вещей и заставить его хоть немного разговаривать со мной и смотреть на меня способны исключительно взыскания, потому что это единственное время, когда мы находимся один на один. На удивление зельевар не отменил отработки, и я по-прежнему принципиально посещаю его кабинет после ужина каждый понедельник, среду и пятницу. Пускай не думает, что я просился на них только ради секса. Пусть знает: я не какое-то похотливое ничтожество, не дешевка и не хлюпик. Я — гриффиндорец! А гриффиндорцы честны и благородны. Он еще преисполнится ко мне уважением, богом клянусь.