Призыв ведьмы (СИ) - Торен Эйлин - Страница 12

Время шло, лекарь ничего не мог поделать, повитуха разводила руками, стараясь успокоить роженицу, но толку от этого всего было ноль и ничего не происходило. И вот Хела, сидящая во внутреннем дворе замка, увидела тягучий чёрный туман, словно сгущающийся над тем местом в замке, где горемычная мать пыталась вытолкнуть из себя несчастного младенца.

Эта темень была смертью и Хэла сама не понимая причин для своего поведения, ведь несмотря на то, что через роды она проходила четыре раза, в них ничего не понимала, откуда ей взять знания о том, что и как делать, да и вообще какое ей дело до того, что происходит? Хэла не лекарь и не повитуха, она чёрная ведьма! Она здесь чтобы вредить, калечить, убивать…

Но сила влекла её, она видела светлое, золотое сияние, которое было ещё в комнате, но уже поглощалось этой жуткой тьмой, с которой Хэла знала, идиотка, как бороться.

"Окей, Хэла", чтоб тебе!”

Но в комнату к роженице её не пустили — серой нельзя, чёрной ведьме тем более. Она в отчаянии видела триумф тьмы над светом, смерти над жизнью. Мать была ещё жива, а вот ребенок умирал. И от этого хотелось плакать в голос.

И Хэла ринулась к ферану. Сейчас, спустя несколько луней после того происшествия, Хэла наверное сказала бы, что этот поступок был самый безумным из всех, которые она творила попав сюда. Но тогда — слёзы застилали глаза, а внутри была адовая злость на то, что ей не дают помочь там, где она может, лишь из-за каких-то бредовых предрассудков. Сравнивали Хэлу с предыдущей ведьмой, которая, как она поняла, зашла бы в эту комнату только для того, чтобы преумножить тьму и насладиться видом наступления смерти.

Но Хэла не такая! “Что б вам всем…” — она осеклась и влетела в библиотеку Зарны, где так сказать был кабинет ферана, даже забыв постучать, не то что позволить стражу у дверей разрешения спросить.

Сказать, что феран, митар и присутствующий здесь бронар, были озадачены этим вторжением, это ничего не сказать. Наверное, если бы она была не так взбешена и взвинчена, то сказала бы, что ничего более комичного ещё не видела в этом мире, ну кроме чешущих свои бородавчатые задницы магов. Но не сейчас:

— Дайте мне разрешение пойти к роженице, — отчеканила она и вид при этом у неё наверное был действительно ужасающим.

— Куда пойти? — взвился бронар. — Ты совсем ошалела, чёрная? По тебе давно плеть плачет.

Но Хэла не слушала его, она во все глаза смотрела на ферана, пытаясь понять, что сейчас происходит у него внутри.

“Ну, пожалуйста, пожалуйста!”

Хотя, на самом деле, она и не знала, может ли он что-то сделать, действительно ли может разрешить ей туда зайти, действительно ли у него есть власть и возможность бороться со всеми этими мерзкими традициями, ересью беспросветной и откровенной глупостью.

— Достопочтенный феран, это уже слишком, — прорычал, выплевывая яд Элгор. — Чёрную к роженице, она моего ребенка рожает, это немыслимо. Я требую наказания за такую наглость! Хватит с ней уже возиться — десять плетей и станет смирной и тихой!

— Молчать! — феран сказал это тихо, но так твердо, что его младший тан подавился словами.

— Его ребенок почти мертв, — проговорила Хэла, которую начало трясти, потому что она чувствовала загривком липкие пальцы смерти.

— Чтобы ты подпиталась его жизнью, накопила для будущего зла? — не унялся бронар.

Но Хэла не слушала его, она всё цеплялась за ферана и его взгляд.

— Они же умирают, я могу их спасти, может даже ребенка, но… — на глаза ей навернулись слезы.

— Иди, — сказал Рэтар Горан.

— Что? — взревел бронар.

Его ярость была такой жестокой, что Хэла ощутила её кожей. С одной стороны смерть, а с другой ярость.

Феран едва кивнул Роару и тот, было видно, что с сомнением, но взяв Хэлу под руку увел её прочь.

— Спасибо, — прошептала она одними губами, всё ещё глядя в глаза главы дома.

Внутри комнаты был затхлый воздух и пока Роар успокаивал возмущенного лекаря, который с пеной у рта требовал вывести ведьму из покоев роженицы, Хэла глянула на несчастную повитуху, которая была расстроена и опустошена, а потом на Эрону. Несчастная девица была уже совсем не в себе, она металась по кровати и увидев ведьму, начала шептать мольбы, чтобы та забрала её жизнь.

Схваток не было, внутри было сухо, голова ребенка с трудом проходила по родовым путям и Хэла видела это так, будто знала о родах всё. А еще она почему-то понимала, что вот в таком положении уже нельзя вырезать ребенка, только рожать.

И она взялась за дело. Сначала она открыла окна — затхлый дух комнаты не позволил бы не то что кого-то родить, тут здоровому человеку невозможно было дышать. Потом вода — Хэла сомневалась, что у неё получился спирт, чтобы обеззаразить руки, но уж в таких условиях было совсем не до того.

— Давай, милая, — ласково проговорила она обращаясь с несчастной роженице. — Сейчас я сделаю так, что снова вернется боль и тебе нужно будет толкать ребенка, толкать изо всех сил, иначе ничего не получится, понимаешь, милая?

Девушка начала мотать головой из стороны в сторону, повитуха с сомнением посмотрела на ведьму.

— Ты хочешь убить своего ребенка? — спросила строго Хэла. — Ещё немного и всё, что ты делала до этого, не будет иметь никакого значения. Вот сейчас самое важное. Слышишь меня? Тебе нельзя сдаваться, мамочка. Нельзя, понимаешь?

И может она нечаянно заговорила несчастную, или действительно дозвалась до её сознания, которое почти поглотила липкая тьма смерти.

Хэла впустила в тело Эроны силу. Тело содрогнулось и снова вернулись схватки.

Дальше всё было как в тумане, кровавом и таком ярком, что становилось не по себе. Несчастное тельце мальчишки — действительно большое.

“Килограмм на пять, а может и все шесть”, - подумала Хэла, когда он оказался у нее в руках.

Маленький, синюшный и не дышащий. Хэла начала прочищать ему рот и нос, так как она знала, как внезапно оказалось умела, но ничего не происходило.

— Не выживет, — тихо прошептала повитуха и ведьма внутри Хэлы взорвалась.

Вот наверное, что было той самой силой, о которой говорили в тихую за её спиной маги, вот почему не хотели отдавать её ферану Изарии.

Не была она чёрной, или не была обычной чёрной ведьмой, в их понимании. Хэла была другой. Старше, чем они обычно призывали, с другим видом силы, к которой они привыкли.

Дом содрогнулся. Каждый камень в нём пропел с ней вместе. И тьма съёжилась, завыла и ушла, а мальчишка в её руках отчаянно закричал.

Эрона выдавила из себя какой-то отчаянный звук и Хэла отдала ей малыша. Дальше ей не было нужды находится в этой комнате. Ей было необходимо выбраться на воздух, нет не просто на улицу, а куда-то намного дальше.

Ведьма на тяжелых ногах вышла из комнаты, руки и платье были в крови, бурые пятна расползлись по груди и по юбке. Дышать стало совсем невыносимо и Хэла пошла прочь.

Она не видела, как отшатнулись от неё мужчины, стоявшие в коридоре — митар, который безапелляционно сдерживал до сего момента лекаря, сам лекарь, который после того, как отпрыгнул от совершенно на вид невменяемой ведьмы, ринулся внутрь в покои роженицы, чтобы убедиться, что ведьма никого не убила и не покалечила, стражники из коридоров.

Хэла шла не разбирая дороги, словно слепая и прозрела только когда морозный воздух улицы схватил её и стал проникать внутрь, сквозь одежду, хватая её за босые ноги. А ещё на Хэлу навалилась тьма. Та самая которую она смогла выгнать из дома — здесь обняла её и потянула в никуда.

Очнулась Хэла в лесу. Среди что-то кричащих мужиков, они трясли в её сторону своим незамысловатым оружием и гневно что-то ей говорили, а под ногами у ведьмы лежал мертвый зверь — огромный, похожий на помесь медведя и волка, с длинной шерстью цвета мокрого асфальта, ушами стоящими и длинными, как на картинках у эльфов, зубастой пастью, серой изнутри и заливающей всё вокруг какой-то черной жижей.

“Кровь, — подумала Хэла, — чёрная кровь”.