Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 41

Напрягаюсь, дергаюсь, когда замечаю, что его рука медленно вытаскивает мой телефон из кармана.

— Эй! — восклицаю я, отшатнувшись. Смартфон уже зажат в его кулаке, и я могу только беспомощно наблюдать, как Макс снимает блокировку с экрана и заходит в телегу. — Ты перегибаешь!

Он на секунду замирает, не открывая чат с Владленом, а потом поднимает на меня вопросительные глаза. Я знаю — он уверен в своей правоте и разрешение спрашивать не собирается: за эти полтора года мы прошли через множество скандалов и истерик, которые определили границы.

У меня даже всего на секунду проскакивает мысль, что он передумает, вернет мне телефон, не станет читать переписку, но он, да, действительно нажимает на кнопку блокировки, но лишь для того, чтобы произнести, глядя мне в глаза холодным взглядом:

— Я перегибаю? Кайя, я дал тебе достаточно времени. Я знал, что ты с ним общаешься, но ничего не говорил. Ты же сам не свой после разговоров с отцом! Думаешь, я не заметил?

— Да ничего такого! — нервно отвечаю я, хватаясь обеими руками за свою чашку.

Макс кривит губы, будто ему тошно слышать эту неприкрытую ложь.

— Ничего такого? Я изучил тебя вдоль и поперек. Я замечаю малейшие изменения в твоем настроении и твоих желаниях. Ты просишь быть жестче с тобой в постели, ты становишься замкнутым, печальным. Он разрушает тебя, пойми же!

Не могу не согласиться, но и согласиться тоже не в силах. Он прав, несомненно, но мне все равно больно это слышать.

— Могу себе представить, какие гадости он тебе говорит! — рычит Макс, сжимая мой телефон с такой силой, что мне кажется, я слышу скрип пластика. — И зачем тебе это нужно? Неужели думаешь, будто он подскажет тебе, как надо жить. Или…

Голос его леденеет, и я почти испуганно восклицаю:

— Нет! С этим покончено! Клянусь, у меня нет к нему никаких чувств!

Я ругаю себя за излишнюю эмоциональность, но мне действительно страшно, что Макс может подумать, будто я все еще испытываю к его отцу что-то кроме презрения.

— Ну знаешь ли, у меня есть основания для ревности, — пожимает плечами племянник, покачивая мой телефон двумя пальцами. — Что тогда? Зачем тебе это?

Хочу ответить, но не знаю, как правильно преподнести. Правда груба и безобразна, она определенно не успокоит его.

Пока я размышляю над ответом, Макс теряет терпение. Вновь разблокировав экран, заходит в нашу переписку с Владленом и бегло просматривает.

По мере того, как он поднимается все выше и выше, он становится все мрачнее и серьезнее.

Прячу глаза от стыда, потому что прекрасно знаю, что он там сейчас себе думает.

— Кхм… «и пока ты подставляешь свою похотливую разъебанную дырку моему сыну, лишая его…»

— Макс, пожалуйста! — возмущенно рычу я, когда он начинает зачитывать вслух.

— Это еще почему же? — злобно скалится он, взглядом выискивая новую гадкую реплику для цитирования: — «…ебаный извращенец, у которого на уме одни потрахушки», серьезно? Или вот это! Черт, вообще блеск! «Как ты можешь ебаться с племянником, которого знаешь с младенчества, которого на руках качал?». Кайя, какого хера? Ты выслушивал эту грязь целый год?

Закрываю горящее от стыда лицо ладонями, но он отшвыривает телефон на кровать и, сжав мои запястья, разводит руки в стороны.

— Какого хера? — шипит он. — Ты с ума сошел?

— Прошу тебя…

— Ты больше никогда не будешь с ним общаться. Кинешь его в ЧС везде, где только можно, не будешь встречаться лично. Ты понял меня?

— Макс…

— Ты меня понял? — раздельно произносит он, а я просто не могу ничего сказать. Мотаю головой, крепко сжимая губы. В его глазах плещется столько бессильной ярости и боли, что мне хочется надавать себе по морде за то, что я заставляю его страдать. — Почему ты не можешь прекратить с ним общение? Я же смог!

— Макс, пожалуйста, хватит, — умоляюще смотрю на него, но он ждет ответа. И приходится отвечать: — Черт, да пойми же ты, я не могу противостоять ему! Он контролировал мою жизнь все эти годы, потому что я… Блять, я не способен сам собой распоряжаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мне стыдно, мне страшно, но приходится брать кувалду и разрушать ту последнюю стену между нами, обнажая самые грязные секреты.

— Что? — Макс смотрит шокировано и недоверчиво. Его удивляет формулировка, он хочет пояснений.

Прячу глаза, но он отпускает мои руки и обхватывает ладонями лицо.

— Макс, я… — выдыхаю, давая себе минутную передышку, а потом, все-таки сумев взять под контроль эмоции, признаюсь: — Владлен был моим опекуном несколько лет. То есть буквально юридически я был под опекунством. Потому что я психически нездоровый человек, — провожу языком по пересохшим губам и добавляю: — Я бывший наркоман, алкоголик. У меня есть судимость. Я не единожды лежал в дурке, у меня были приступы депрессии и психоза, и… ну, несколько попыток суицида. А после того акта самосожжения…

С каждым новым словом, которое я позволяю себе произнести, Макс становится все мрачнее и злее. Мне кажется, он сейчас меня ударит, но он все также продолжает стоять, сверля меня взглядом. Его ладони на моих щеках все такие же теплые и нежные, но…

— Кайя, он тебя шантажирует? — резко спрашивает племянник, и я растерянно моргаю.

Да?

— Макс, он нянчился со мной все эти годы, — осторожно произношу я, но эти слова не имеют нужного эффекта.

— Хах, нянчился! Да даже если и так, что теперь, он имеет право издеваться над тобой? Ты считаешь это нормально, что он пишет тебе гадости? Что называет тебя шлюхой? Что манипулирует тобой?

Стыдливо опускаю глаза. Чувствую себя школьником, которого отчитывают за двойку.

Макс перемещает руки ниже, снова обхватывает мои запястья пальцами, крепко сжимая.

— Это ведь он запрещает тебе съезжаться со мной, да? Или ты просто не хочешь? Кайя, скажи мне честно, прошу тебя!

Молчу, не зная, как ответить. Я хочу с ним съехаться, черт, ужасно хочу, но Владлен…

— Мне мало тебя, — выдыхает Макс и подносит мои руки к губам. Целует пальцы, неотрывно глядя в глаза. — Мне мало этих встреч по выходным. Я хочу быть с тобой, жить с тобой, блять, Ка-айя…

— Он прав, Макс! — собираю себя по кускам и произношу это достаточно уверенным голосом. — У тебя должен быть шанс, понимаешь? Ты не должен зацикливаться на этом. Зацикливаться на мне. У тебя должны быть друзья, вечеринки, девушки…

— Дурак! — шипит племянник. — Не нужны мне девушки! Пусть они мне хоть сиськами в лицо тычут, хоть заглатывают полностью, они — не ты…

Это меня веселит, и я позволяю себе шутку:

— Сисек у меня, конечно, нет, но заглатываю я полностью!

Макс тоже слабо улыбается, смотрит уже с теплотой и огнем в глазах. Снова подносит мои руки к губам и целует, а потом тянет на себя, и целует уже в губы.

— Я люблю тебя, — шепчет он, зарываясь пальцами в мои волосы. — С отцом разберусь. Не переживай.

— Макс! — восклицаю я, потому что знаю, как он разберется! Хотя… нет, не знаю. Раньше он бы просто закатил Владлену скандал, а сейчас, боюсь, может и в морду съездить. — Макс, пожалуйста…

— Тише, оставь это мне, — выдыхает он, опуская руку ниже, на мою поясницу. Прижимает к себе, заставляя прогнуться в спине, подтаскивает меня к краю, так что я едва ли не падаю с подоконника, но он стоит между моих раздвинутых ног, и я скрещиваю позади него лодыжки, вжимаясь пахом в его пах. — Нам надо переместиться на кровать… — произносит он, на секунду разрывая поцелуй. Да. На кровать. Там есть презервативы и смазка. — Держись крепче…

Обнимаю его руками за шею, а ногами — за талию. Блять, иногда мне кажется, что он качается только чтобы таскать меня на руках, потому что делает это регулярно, а я ведь не маленький мальчик-одуванчик.

— Люблю тебя, — снова шепчет Макс, укладывая на кровать и нависая сверху.

— И я тебя люблю, — отвечаю искренне, вкладывая в эти слова всю сладостную чувственность, на какую способен. Он снимает с меня футболку и припадает поцелуем к плечам, ключицам, груди, прослеживая края татуировок, скрывающих пересаженную кожу. Он целует мои шрамы, будто желая залечить раны, нежно ласкает, опаляет дыханием, и я весь извиваюсь, не в силах противостоять желанию быть ближе. Кусаю губы, когда Макс опускается поцелуями все ниже и ниже, стягивает с меня домашние штаны вместе с бельем и без лишних слов вбирает в рот уже крепкий член.