Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 20

— Но нового белья у меня нет, — вручаю племяннику стопку одежды и возвращаюсь к разгрузке пакета.

Чувствую, как теплое дыхание шевелит мои волосы на затылке, и мне катастрофически начинает не хватать воздуха. Слишком близко. Так, что кажется, будто меня провоцируют.

Макс подходит со спины и, не касаясь, тянется к пакету, безошибочно выуживая что-то там в черной плоской коробке, пока я стараюсь не дышать и не дергаться.

— Я купил, — беззаботно произносит он и уходит в ванную комнату, оставляя меня наедине со своими тревожными мыслями.

Кажется, Владлен заразил меня паранойей, потому что мне уже начинает казаться, что Макс…

Шумно выдыхаю, хватаясь обеими руками за столешницу с такой силой, что углы больно впиваются в ладони, отрезвляя. Глупости. Он мой племянник, он почти ребенок, он тот самый мальчик, которого я знаю с рождения, и я не имею никакого права даже вскользь воспринимать его как сексуальный объект или думать, будто он меня…

От этих мыслей становится смешно. Ловлю свое отражение в зеркальной поверхности встроенной электрической духовки и крепко зажмуриваюсь, пытаясь прогнать растерянное выражение с лица.

Хватит, надо собраться.

Стараясь не прислушиваться к шуму воды, начинаю раскладывать продукты по местам. Убираю кофе, чай, крупы, макароны и специи в шкаф, молоко, сливки, масло, шампиньоны, сметану и яйца — в холодильник. А что делать с запаянным в вакуумный пакет мясом?.. Видимо, думаю я слишком долго, потому что из тупой задумчивости меня выдергивает закончивший с душем Макс.

— Ты уже начал готовить?

Оборачиваюсь на звук и мне хочется тут же отвести взгляд, отвернуться, чтобы спрятать неожиданно вспыхнувшее краской лицо.

Он выходит из ванной комнаты в одних домашних штанах, вытирая влажные волосы полотенцем, и по его голому торсу стекают крохотные прозрачные капли воды… Не могу заставить себя не смотреть, не могу ответить, только бесцеремонно рассматриваю потрясающее тело, слежу за перекатывающимися под золотистой кожей мышцами, и так невыносимо хочется прикоснуться…

Сглатываю вязкую слюну и отворачиваюсь, пожимаю плечами, продолжая гипнотизировать вакуумный пакет, раз за разом перечитывая «вырезка».

— Приготовим чего-нибудь вместе? — будто не замечая мое замешательство, Макс откидывает на спинку стула полотенце, натягивает футболку и, как ни в чем не бывало, заглядывает в холодильник. — Как я и думал, пусто. Чем ты вообще питаешься? А это что? Мамин салат с твоего дня рождения? А я ей говорил, что ты не станешь его есть! Давно пора выкинуть.

На автомате сую руки в карманы, желая спрятаться, закрыться, и только сейчас замечаю, что так и не снял куртку.

— Я не умею готовить, — отвечаю на первый заданный вопрос, на что получаю полное легкомысленного веселья предложение:

— Так давай я научу! Иди пока в душ, а то чего ты тут на кухне в верхней одежде?

Сперва мне хочется привычно огрызнуться, сказать, что и сам могу решать, в чем мне ходить, но проклятую куртку действительно нужно снять, освобождая руки от плена призрачных бинтов, и я на автопилоте двигаюсь к шкафу, беру домашнюю одежду, понимая, что Макс никогда не видел меня в футболке, а значит, не видел шрамы и скрывающие их татуировки, и…

Запираюсь в ванной комнате и наконец-то с облегчением стягиваю с себя верхнюю одежду. Из зеркала на меня смотрит уставшая морда с темно-синими кругами под покрасневшими от недосыпа глазами, что заставляет меня в который раз убедиться: все эти знаки внимания со стороны племянника — всего лишь абортированный плод моего больного воображения.

Такому, как Макс, даст любая девчонка, да и что девчонка! Если бы он захотел, то и практически любой парень… Он красивый, высокий, обаятельный, остроумный, а я просто побитая жизнью сутулая собака, влюбленная в его отца.

Хватит уже ебать себе мозг какими-то пугающими параноидальными мыслями, которые лишь подтверждают, насколько я отбитый на всю голову человек.

Подумать такое о родном племяннике! Господи, Кайя, ты просто извращенец!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наскоро стягиваю с себя рубашку, невольно рассматривая забитые рукавами руки. От плеч и по самые пальцы тянутся татуировки, скрывающие края пересаженной кожи. Я весь состою из этих татуировок и омерзительных следов от ожогов. Их не видно, если не присматриваться, но, коснувшись, можно ощутить все неровности.

Макс будет задавать вопросы, а я понятия не имею, как много он уже знает.

Ополоснувшись, я снова встаю перед зеркалом, поворачиваюсь спиной, пытаясь рассмотреть красные полосы от ударов. Уже начало заживать, и кое-где, особенно на ягодицах, видна подсыхающая корочка крови.

В этот раз попался действительно жесткий топ.

Надеваю чистое белье, спортивные штаны, футболку и выхожу, надеясь, что Макс уже начал готовить. На самом деле я голоден и ужасно хочу спать, и с удовольствием бы сейчас отказался от первого в пользу второго, но племянник решает все по-своему.

— Я замариновал мясо и поставил вариться спагетти, но не нашел у тебя даже нормальной лопатки, а нож совсем тупой, — Макс прикручивает газ под кастрюлькой с макаронами и принимается резать совсем тупым ножом шампиньоны. — Ты не против грибного соуса? Мама недавно научила…

Он все говорит и говорит, а я не знаю, куда себя приткнуть, потому что его нарочитая незаинтересованность моими татуировками явно говорит о том, что ему что-то известно. Он что-то знает. Как много он знает?

Нет, конечно, он видел абстракцию на кистях и отчасти на пальцах, геометрические хаотичные узоры на шее, которые я с недавних пор стараюсь прикрывать, чуть-чуть отращивая волосы, но…

Я уже даже подумываю спросить, но на рабочую поверхность, которой разделена студия, вдруг приземляется разделочная доска и недорезанные шампиньоны.

— Вот, помогай, а я пока займусь мясом.

— Макс?.. — зову, пытаясь перехватить взгляд, но племянник прячет глаза, отворачивается, глухо спрашивая «чего?».

А действительно, чего это я? Обещал же себе успокоиться и не париться, но он так нервничает, что рядом с ним и я тоже начинаю переживать.

— Ты сильно поссорился с отцом?

Макс только дергает плечом и кладет кусок мяса на раскаленную сковороду.

— Для нас это обычное дело. Он херню какую-то несет, а я не могу промолчать.

— Какую херню? — осторожно нарезаю грибы пластинками, пытаясь делать их ровно такими, какими делал Макс, и пропускаю тот момент, когда племянник оказывается непозволительно близко. Нас разделяет столешница, а мне все равно кажется, что он касается меня…

Улыбка на знакомых губах медленно превращается из напряженной и притворной в зловещую. Или мне это только мерещится? Неверный свет ламп искажает черты, заостряя, делая Макса еще больше похожим на отца.

— Это не важно, Кайя. Я давно уже не слушаю, что он говорит.

— Он твой отец, ты должен его слушать, — произношу тихо, глядя в родные зеленые глаза, в которых медленно-медленно начинают загораться привычные искорки веселья.

— А ты мой дядя, и что?

Хватаюсь за эти слова, почему-то отлично улавливая и посыл, и смысл.

— Он говорит что-то обо мне?

Макс смотрит внимательно. Так внимательно, что мне становится некомфортно под его взглядом, хочется прикрыться, будто я полностью обнажен.

— А что он должен мне рассказать? — вкрадчиво начинает он, на ощупь пробираясь не в те степи, но я снова не успеваю найти себе оправдание.

Он и сам уже будто забывает, теряет интерес, отвлекаясь на зашипевшее на сковородке мясо.

Ну и я тоже возвращаюсь к нарезке грибов.

Макс отстает от меня с готовкой, самостоятельно доделывая соус, а я только наблюдаю за ним, безошибочно угадывая в каких-то неосознанных движениях и жестах Владлена. Так же открывает шкафчики, потянув не за ручку, а за нижнюю часть, и намеренно никогда не закрывает их до конца, позволяя доводчику сделать свою работу. Так же перекрещивает ноги, помешивая что-то в сковородке. Так же хмурится, когда понимает, что чего-то не хватает. Так же проводит пальцами по покрытой жесткой щетиной челюсти, задумываясь на секунду…