Нерадивый ученик - Пинчон Томас Рагглз - Страница 9

– Одна девчонка принесла, – сказал Риццо.

– Надо же, – сказал Левайн, – первый раз этот чокнутый придурок не соврал.

– Посиди здесь, – сказал Риццо, – может, другая придет.

– Не уверен, – сказал Левайн. – Похоже, я могу подохнуть от голода. Как видно, удача сбежала от меня. – Он кивнул в сторону группки студенток и, словно ощутив некую доселе дремавшую эмпатию, сказал Риццо: – Уже столько времени прошло.

Риццо глухо рассмеялся.

– Тебе что, на гражданку захотелось? – спросил он.

– Не в этом дело. – Левайн покачал головой. – Это что-то вроде замкнутой цепи. Все настроены на одну частоту. Через какое-то время вообще забываешь об остальных излучениях спектра и начинаешь верить, что существует только эта частота и только она имеет смысл. Но на самом деле повсюду можно обнаружить другие прекрасные цвета, а также рентгеновское и ультрафиолетовое излучение.

– Тебе не кажется, что Таракань тоже в замкнутой цепи? – спросил Риццо. – На Макнизе свет клином не сошелся, но и Таракань еще не весь спектр.

Левайн покачал головой.

– Все вы, срочники, одинаковые, – сказал он.

– Знаю я эти песни. Только с армией нам по пути. По пути куда?

К ним подошла блондиночка с корзинкой, полной бутербродов и бумажных стаканов с кофе.

– Как раз вовремя, лапочка, – сказал Левайн. – Ты в некотором роде спасла меня от голодной смерти.

Она улыбнулась ему:

– На вид ты не так уж плох.

Левайн взял несколько бутербродов и стакан кофе.

– Ты тоже, – сказал он, плотоядно осклабившись. – Сенбернары нынче выглядят гораздо милее, чем раньше.

– Весьма сомнительный комплимент, – сказала девушка, – но по крайней мере не такой пошлый, как другие.

– Скажи, как тебя зовут, на тот случай, если я снова проголодаюсь, – попросил Левайн.

– Меня зовут Крошка Лютик, – ответила она, засмеявшись.

– Прямо водевиль{51}, – сказал Левайн. – Тебе надо бы пообщаться с Риццо. Он у нас ученый малый. Можете сыграть в «Угадай цитату».

– Не обращай внимания, – сказал Риццо. – Он только что от сохи.

Студентка оживилась.

– Тебе нравится пахать? – спросила она.

– Потом расскажу, – сказал Левайн, прихлебывая кофе.

– Потом так потом, – сказала она. – Увидимся.

Риццо, криво ухмыляясь, запел фальшивым тенором песню про студенточку Бетти.

– Заткнись, – сказал Левайн. – Это не смешно.

– Еле сопротивляешься, а?{52} – сказал Риццо.

– Кто, я? – сказал Левайн.

– Эй, – крикнул Дуглас, – я еду к причалу. Кто-нибудь хочет со мной?

– Я останусь у станции, – сказал Пикник.

– Поезжай, – сказал Бакстер. – Я лучше обожду тут, где больше девчонок.

Риццо усмехнулся.

– А я присмотрю за пацаном, – сказал он, – а то он, не дай бог, лишится девственности. – (Бакстер посмотрел на него исподлобья.) – Дырка следующая, она же первая.

Левайн уселся рядом с Дугласом в батальонный джип. Проехав через кампус, они помчались по дороге с щебеночным покрытием, которая по мере приближения к Заливу становилась все хуже. Почти ничего вокруг не указывало на то, что здесь пронесся ураган: лишь несколько поваленных деревьев и дорожных знаков да разбросанные по обочинам доски и черепица. Дуглас всю дорогу комментировал происшедшее, в основном цитируя чужую статистику, а Левайн рассеянно кивал. У него вдруг мелькнуло смутное подозрение, что, может быть, на самом деле Риццо не просто Вечный студент и что иногда маленькому сержанту удавалось уловить отблеск истины. Левайн ощутил некое смутное беспокойство, возможно, предчувствие радикальной перемены после трех лет среди песков и бетона под палящим солнцем. Может, причиной тому была атмосфера кампуса, первого, где он оказался, с тех пор как закончил Городской колледж в Нью-Йорке{53}. А может, просто подошло время внести разнообразие в монотонность, которую он только сейчас начинал ощущать. Уйти бы в самоволку по возвращении в Таракань или в пьяный загул дня на три.

На пристани было такое же столпотворение, как и на стоянке, но больше порядка и меньше суматохи. Буксиры нефтяной компании подвозили партию трупов, солдаты их разгружали, санитары опрыскивали бальзамирующей жидкостью, чтобы приостановить разложение, другие солдаты грузили трупы на грузовики, и грузовики отъезжали.

– Их хранят в школьном спортзале, – сообщил Дуглас Левайну, – и со всех сторон обкладывают льдом. Куча времени уходит на опознание. То ли оттого, что лица в воде раздуваются, то ли еще из-за чего.

В воздухе стоял запах тления, похожий, как показалось Левайну, на запах вермута, если его пить всю ночь. Солдаты работали несуетливо и споро, как рабочие на конвейере. Время от времени кто-нибудь из грузчиков отворачивался в сторону и его рвало, но работа не прекращалась ни на секунду. Левайн и Дуглас, сидя в джипе, наблюдали за происходящим, а небо становилось все темнее, утрачивая свет невидимого за тучами солнца. К джипу подошел пожилой старший сержант, и они какое-то время поговорили.

– Я был в Корее, – сказал сержант, увидев, как один из трупов развалился на части при перегрузке, – и могу понять, когда люди стреляют друг в друга, но это… – Он покачал головой. – Господи.

Вокруг ходили офицеры, но никто не обращал внимания на Левайна и Дугласа. Действия выполнялись механически и эффективно, но присутствовало в этом процессе и некое неформальное начало: почти все были без головных уборов, майор или полковник мог запросто остановиться и перекинуться парой слов с санитаром.

– Как в бою, – сказал сержант. – Никаких формальностей. Да и кому они, к черту, нужны.

Левайн и Дуглас пробыли у причала до половины шестого и поехали обратно.

– Здесь где-нибудь есть душ? – спросил Левайн. – Или нет?

Дуглас ухмыльнулся.

– Один мой кореш вчера мылся в женском клубе, – сказал он. – В общем, где найдешь, там и помоешься.

Когда они вернулись к грузовикам, Левайн заглянул к Пикнику.

– Иди прогуляйся, – сказал Левайн. – Если где-нибудь найдешь душ, сообщи мне.

– Черт, а ты прав, – сказал Пикник. – Как-никак июль месяц.

Левайн занял его место у РЛС-10 и какое-то время слушал эфир; там ничего особенного не происходило. Через полчаса Пикник вернулся.

– Можно не горбатиться, – сообщил он. – Риццо самолично слушает эфир. Хочет остаться в армии. Так что валяй в душ. Пройдешь примерно квартал, и за церковью будет общага. Ты ее сразу увидишь, там у входа полно народу.

– Спасибо, – сказал Левайн. – Я скоро. Потом сходим выпить пива.

Он достал из вещмешка смену белья и чистую форму, взял бритвенный прибор и вышел в теплую плотную мглу. Вертолеты по-прежнему приземлялись и взлетали, сверкая носовыми и хвостовыми огнями, похожие на космические аппараты в фантастическом фильме. Левайн нашел общежитие, отыскал там душ, помылся, побрился и переоделся. Вернувшись, он застал Пикника за чтением «Болотной девки». Они отправились прогуляться и нашли еще один бар, более шумный, где по случаю пятницы толпился народ. Там они заметили Бакстера, который пудрил мозги какой-то девушке, чей парень был уже слишком пьян, чтобы полезть в драку.

– Бог ты мой, – сказал Левайн.

Пикник посмотрел на него.

– Не хочу нудеть, как Риццо, – сказал он, – но все-таки что с тобой, Натан? Где тот прежний сержант Билко{54}, которого мы знали и любили? Неужели тебя допекла тоска по прошлому? Или накрыл очередной интеллектуальный кризис?

Левайн пожал плечами.

– Да нет, пожалуй, все дело в моем животе, – ответил он. – Я столько времени холил и лелеял свое пузо, а теперь насмотрелся на трупы, и меня с души воротит.

– Должно быть, паршиво? – предположил Пикник.

– Да, – согласился Левайн. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Они сели за столик и принялись глазеть на студентов, стараясь воспринимать их как нечто необычное и чуждое. Блондинка, которая утром назвала себя Крошкой Лютик, подошла к ним и сказала: