НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 47

— Теперь о слове «стыд» — продолжаю я: — что такое стыд, как не страх? Чего же боитесь вы, которые обречены умирать — рано или поздно? Самым большим страхом должна бы являться смерть, но она даже желанна нам. Страшно не умереть, страшно — жить. Здесь и сейчас я предлагаю вам избавиться от стыда и разоблачиться окончательно… — я замолкаю и сажусь поудобнее, по-турецки. Снова встает Первая маска. Томоко уже успела зарекомендовать себя как человек, у которого сняты эти дурацкие предрассудки. Молча она снимает трусики и складывает их в общую кучу своей одежды рядом с ней. Садится снова.

— Как ты себя чувствуешь? — обращаюсь я к ней: — разрешаю говорить, если ты хочешь.

— Я … чувствую себя свободной — отвечает Томоко: — мне больше не страшно. Ничего не страшно.

— Хорошо. — киваю я. Перевожу взгляд на остальных. Внезапно встает третья. Наоми. Она отнимает руки от своей груди, и мы наконец видим, что у нее большие и тяжелые полусферы грудей, коричневые соски правильной формы, которые покачиваются в такт ее движениям. Она наклоняется и снимает с себя трусики и бросает их на пол. Продолжает стоять так — абсолютно обнаженной, напоказ. Ее щеки под полумаской — пылают огнем.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я: — можешь написать смс, а можешь…

— Прекрасно! — отвечает Наоми и заводит руки за спину, так, чтобы ничто не мешало нам созерцать ее тело: — мне тоже не страшно! Уже не страшно.

— И я тоже не боюсь! — встает Шизука. Еще одни трусики отправляются на пол, она стоит, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

— Отлично. — говорю я: — а теперь вы можете одеваться.

— …? — выражает всеобщее недоумение Наоми.

— Задача этого упражнения не в том, чтобы любоваться вашими формами, а в том, чтобы вы преодолели свой собственный социальный страх — поясняю я: — здесь вопрос не в вашей внешней форме, а в том, что творится у вас в голове. Когда вы сумели это сделать — вы получили выброс гормонов и первый сигнал об обучении, который позволяет вам работать с вашим страхом. Страх обнажения — это социальный страх. Преодолев его раз — в следующий раз вам будет уже легче. Так что задание выполнено, вы можете одеться. — я смотрю на них.

— Но… — говорит Наоми.

— Если вам комфортно — оставайтесь так — пожимаю я плечами: — кто хочет — может одеться. — я жду некоторое время. Никто из них не потянулся к своей одежде. Хорошо.

— Хорошо — говорю я: — а теперь время для настоящей работы. Начнем с Первой. Ты же хотела, чтобы тебя наказали?

Глава 21

Когда ты просыпаешься, то сперва еще помнишь свой сон — особенно если ты просыпаешься внезапно, от внешних факторов. Хорошее пробуждение — это самостоятельное пробуждение в быстрой фазе сна, особенно в воскресенье утром. Плохое пробуждение — это когда на тебе прыгает слон. Или кит. Некоторое время я соображаю, откуда в нашем доме взялся слон или кит и почему он избрал именно меня в качестве батута. Потом я соображаю, что это не слон. Это моя маленькая сестренка. Хотя, если она на вас прыгает — вы не назовете ее маленькой.

— Хината! — кричу я из-под одеяла: — ты что творишь?! Слезь с меня немедленно!

— Вставай! — кричит в ответ Хината, не собираясь прекращать свое занятие: — вставай! Папа сегодня дома! Прикинь!

— Это не повод на мне прыгать! — если бы у меня в руках и ногах сейчас были бы силы — я бы ее оттолкнул и защекотал, но у пробужденных в глубокой фазе «дельта» сна — вялость, бессилие и отсутствие энергии. До первой чашки кофе, конечно.

Хината прыгает еще раз и … тяжесть исчезает. Я откидываю одеяло и вижу, как она висит в воздухе, болтая ногами. Нет, никакой магии, ловкость рук и никакого мошенничества — ее держит в объятиях наш отец.

— Хината, нельзя прыгать на старшем брате, даже если он это тебе позволяет — мягко выговаривает он, ставя ее на пол. Хината тут же затихает.

— А ты ее слишком балуешь — обращается он ко мне: — не позволяй ей на себе прыгать, она уже выросла, вполне может и отдавить тебе что-нибудь.

— Она бы еще меня слушалась — ворчу я, вставая и откидывая одеяло в сторону. Отец и Хината застывают на месте.

— Он вчера домой поздно пришел? — спрашивает папа у Хинаты. Та кивает головой и быстро убегает, покраснев и хлопнув дверью. Я смотрю вниз. Нет, все в порядке, трусы на мне, я в приличном виде. И чего они так реагируют?

— Жениться тебе надо скоро… — говорит отец, потерев подбородок: — взрослеешь… ну да ладно. Спускайся вниз, мама завтрак приготовила… и трусы переодень! — он уходит, а я снова смотрю на свои трусы. Что с ними не так? В какой-то момент понимаю, что одеты они шиворот-навыворот. Вывернуты. Это ж я вчера в какой-то момент лекции о социальных страхах был поддет Первой на предмет — а есть ли у меня такие страхи? Вот и пришлось самому тоже трусы снять. Потом в полутьме одевались все — не заметил, как одел, наоборот. Наблюдательный у меня отец. Мда, вот сейчас подумают черт-те что, а у меня вчера ничего и не было. Потому что секс с падаванами означает лишение контроля. Тут я как Миклухо-Маклай у туземцев — как только они увидят кровь на бритве и поймут что белый человек тоже может быть ранен — так сразу же зададутся вопросом каков он на вкус и какой соус лучше подойдет к его ляжкам, запеченных в пальмовых листьях… Так что пока — никакого секса. Даже если будет хотеться. Надо пример с Хироши брать, вот кто у нас настоящий сигма-мен. Кстати, встав сегодня я даже уже и не злюсь на него за подставу с Шизукой. Время лечит, говорят. Ну, Хироши, ну хитрый жук. Все равно его как-нибудь заставлю компенсировать мой моральный вред и физический ущерб. Пусть булочки с якисобой покупает. И газировку, тут прикольная есть с ломтиками персика.

Я переодеваю трусы, одеваю домашние штаны и футболку и спускаюсь в ванную комнату. По дороге слышу звонкий мамин смех из гостиной. Ну да, папа дома, это хорошо. Интересно, у Кенты и мама отличная и папа вроде ничего, в кого он такой отмороженный в социальном смысле? В соседа? Да ну, не может быть. Хотя, говорят рецессивные гены через поколение проявляются, наверное, дед у него такой.

В ванной я внимательно изучил свою не выспавшуюся физиономию в зеркало. Так себе физиономия, честно говоря. Не сказать, что «чик магнет», ну и ладно. Тут главное чтобы не совсем урод, без так, сказать особых примет. Вымывшись и почувствовав себя лучше — я вытер лицо и руки и пошел в гостиную.

— О! Вот и мой сын наконец встал — говорит отец, разводя руками: — садись! Мама у нас сегодня оладьи приготовила. С кленовым сиропом!

— Угу — киваю я и сажусь за стол, рядом с Хинатой.

— Ну, рассказывай, как у тебя дела в школе — спрашивает меня отец: — все ли там у тебя хорошо? Я так понимаю, что девочку себе завел? Мама рассказывала, что ты приводил одну домой. Одноклассница? Симпатичная?

— Ну папа! — неожиданно вырывается у меня и я чувствую, что краснею. Блин, реакции тела. Отец смеется, не обидно, а словно поддерживая, дескать мужик у меня растет, уже девчонок домой водит! Вместе с папой смеется и мама, которая вся зарумянилась и ожила рядом с ним.

— Ну ничего, ничего — говорит он: — я ж говорю — жениться скоро будешь.

— Хорошая такая девочка, воспитанная — говорит мама: — уходила, все вещи по местам расставила и завтрак приготовила. Ты с такой не пропадешь, Кента-кун.

Я изо всех сил борюсь сам с собой, чтобы не сказать: — «Ну, мама!». Ладно в первый раз это неожиданно было, взяли меня врасплох. Но сейчас уже не дождетесь. Надо брать ситуацию в свои руки, а то так и буду здесь звездой завтрака.

— Это моя одноклассница — говорю я: — но и в самом деле хорошая девочка. Насчет жениться мы пока не думаем, рановато. Но в целом она мне нравится. Действительно воспитанная и довольно симпатичная.

Наступает молчание. Папа покашливает и улыбается, мама только головой качает.

— А мы сегодня в «Аэон» пойдем! — говорит Хината: — Кента меня и Айку угощает!

— А Кента вывезет тебя и Айку? — хмурится папа: — там дорогие кафешки-то. Да и покушать вы любите.