Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 7

И я решил — сталь. Не вводить во искушение. На хирургии, к примеру, придется мыться на операцию, оставляя часы просто чёрт знает где. Вдруг и украдут. Были прецеденты. Нет, не в нашей группе, но — случалось.

Оно и дешевле — стальной браслет. Экономнее.

Зашли девочки. Пожелать сладких снов?

— Мы дозвонились! Дозвонились! До Сименона! — сказала Ольга.

— Поздравляю!

— И он согласился встретиться!

— Ещё раз поздравляю.

— Но…

— Есть но?

— Мы через его жену разговаривали. Сименон плохо знает немецкий, а мы не знаем французский, нам его жена помогла. Поначалу он не хотел встречаться, но когда узнал, что мы приехали из России…

— И когда узнал, что мы приехали с тобой, Чижик, — добавила Лиса.

— Да, он, оказывается, интересуется шахматами. Когда узнал, то согласился. Но только если ты будешь с нами!

— Это недалеко. Сто километров по хорошей дороге. За полтора часа спокойно доедем.

— Возьмем такси и доедем!

— Или машину напрокат!

Девочки были рады. Ну как же, интервью с лозаннским затворником — большой успех. В мировом масштабе успех.

— Тогда — всё хорошо. Возьмём такси и проедем с ветерком по Швейцарии. Одно только…

— Что? — спросили девочки.

— Завтра нужно найти хорошего учителя французского языка. За три недели мы язык, конечно, не изучим, но минимумом туриста овладеем.

Согласились.

Учение — свет!

Глава 4

12 августа 1976 года, четверг

Чижик и мэтр

Такси искать не пришлось. Жан Колонья, наш учитель французского языка, вызвался отвезти нас на встречу с Сименоном и, более того, предложил быть нашим переводчиком. Даром. Ну, почти даром: мы платим за бензин. Двести двадцать километров в оба конца, двадцать литров. И утром, после звонка Сименону (ответила жена, да, мэтр вас ожидает, приезжайте) мы, усевшись в не самый новый «Рено», отправились в Лозанну.

Поездке предшествовало два инцидента. Сначала проигравший мне накануне господин Рогофф, Соединенные Штаты Америки, высказал мне претензию по поводу парапсихолога Фролова, который своим присутствием мешает его, господина Рогоффа, шахматной мысли. Я вежливо послал его в оргкомитет турнира, заметив при этом, что в настоящее время присутствие парапсихологов в зале не воспрещается. Рогофф надулся, сказал, что он это так не оставит, и ушёл.

Затем уже сам парапсихолог, Николай Николаевич Фролов спросил невинно, точно ли мы собрались в Лозанну.

Да, собрались, ответила Пантера. О, как здорово, сказал Фролов, я всю жизнь хотел побывать в Лозанне. Я надеюсь, вы меня возьмете с собой.

Мы бы взяли, но в машине места мало, ответила Пантера.

Ну, можно бы и потесниться, возразил Фролов.

Мне это надоело.

— Николай Николаевич, вы никуда не поедете. На вас от господина Рогоффа поступила жалоба. Сначала мне, а потом он грозился пойти в оргкомитет турнира. Мол, вы своим присутствием нарушили течение его шахматной мысли. Вам необходимо нейтрализовать претензии, иначе возможны осложнения.

Фролов поднял руки до уровня плеч ладонями вперед. Знак примирения и желания оправдаться.

— С оргкомитетом я улажу. Жаль только, не увижу Лозанну.

— Помилуйте, почему? Туда ходит автобус. Двенадцать франков. Тут с виду приличные автобусы. А у нас — дело.

Такой вот инцидент.

— Ты не боишься, что он, Фролов этот, подгадит? — спросил Антон.

— Не боюсь, — но развивать тему не стал.

Дело не в смелости, тем более не в смелости безрассудной. Обычный расчёт плюс оценка ситуации.

Фролов — новичок в стае. И потому старается забраться повыше, в идеале — стать альфа-персоной. Сильной стороной он считает свою принадлежность к тому ведомству, которое советскому человеку кажется всемогущим. Щит и меч, голова с плеч! Так-то оно так, но могущество целого ведомства и возможности отдельного человека — не одно и то же. Поставят задачу подгадить — он подгадит, конечно. С Эльбрус навалит. А не поставят — гадить опасно. Тебе, щучий сын, что было поручено? Тебе было поручено помогать путём непрямого психологического воздействия на соперников. А ты кем себя возомнил? Майором Прониным? А капитаном не возомнил? А лейтенантом? Зря.

Это первое.

Есть и второе. Я — его счастливый билет. Могу стать счастливым билетом. А могу и не стать. Вот выйду в претенденты — значит, работает непрямое психологическое воздействие. А если стану, чем чёрт не шутит, чемпионом? Ему, Фролову, могут и орден дать, и лабораторию под начало. Ведь не на шахматистов же собирается он воздействовать, шахматисты — это модель, подопытные свинки. Дипломаты, политики — вот его цель. И потому Николаю Николаевичу нужно, чтобы я выступал елико возможно лучше.

И третье. Чувствуется, что Фролов — человек небалованный. Вряд ли был дальше Германской Демократической Республики. Для него командировка в Швейцарию — большая удача. Купит что-нибудь себе, жене, детям — неженатых майоров в капстраны не выпускают. Купит, порадует, сам порадуется. Ведь дали же ему хоть какие-нибудь командировочные? Хотя, конечно, генералы на майорах экономят сильно. Это видно и по костюму, и по обуви, о зубах и не говорю. Отборочные матчи — опять командировка, ну, и так далее. Карьера! А если я вдруг стану невыездным — сидеть ему в Карл-Маркс-Штадте, строчить характеристики на сослуживцев: о чем говорят, чем дышат, не выражают ли сомнений в правильности политики партии. Дело, конечно, нужное, но совсем не то, что ездить по швейцариям, италиям и прочим капиталистическим заграницам.

В общем, нечего мне бояться. Хотя всегда возможен синдром скорпиона. Как в сказочке, когда скорпион попросил лягушку перевезти его через реку, но на середине реки ужалил несчастную. Да, знал, что и сам погибнет, утонет, но не мог удержаться, такая у него натура.

Ладно, я не лягушка. Не утону. Поболит немножко, и перестанет.

С такими мыслями я сел рядом с Жаном на переднее сидение его «Рено». Машина не с конвейера, но выглядит бодро. Дороги у них здесь хорошие, в Швейцарии, чего б на таких дорогах и не выглядеть? И пыли здесь нет. Почему нет — непонятно. У нас есть, а здесь нет. Другая земля, что ли?

Девочки устроились на заднем сидении. «Рено», он вроде «троечки», по размерам. И вдвоем на заднем сидении хорошо, а втроем уже тесновато, факт. Потому, товарищ Фролов, извини. Ты нам не друг и не родственник — тесниться ради тебя.

Дорога была не то, чтобы замечательной. Просто хорошей. И движение по ней тоже хорошее. Но упорядоченное. Не было тракторов с тележками, полными навоза, жома или соломы. Может, просто нам не попадались? И потому ехали мы быстро. Восемьдесят пять километров в час. Жан включил магнитолу, поставил кассету с песнями Азнавура. Это у него метода такая: учишь французский — слушай французов.

Мы и слушали.

И смотрели в окно.

Понятно, что всё это показуха для туристов. Нет забытых с позапрошлого года сеялок в поле, и домики ухоженные, и указатели ровные, не ободранные, будто вчера поставленные. Я как-то ехал в Тулу автобусом — нет у нас показухи, всюду правда жизни. А хочется порой и показухи — чистоты, порядка, чтобы как на картинке букваря.

Так мы и доехали до Лозанны.

Город толком мы не увидели. Кусочек гор, кусочек озера. Сразу проехали на улицу Фиг, двенадцать.

Домик не впечатлил. У нас в Чернозёмске есть похожие. Из девятнадцатого века, когда купцы второй гильдии строили себе хоромы не хоромы, но прилично и достойно. Да что в Черноземске, в Каборановске видел!

Но нет в Каборановске Сименона. А в Лозанне есть.

Нас ждали. Мэтр лично открыл дверь.

Прошли в гостиную. Стулья, кресла, стол — всё как у обычных людей.

— Моя жена, — представил женщину Сименон. Но имени не назвал. И перед словом «жена» сделал паузу, очень небольшую, только музыкант и заметит.

Мы тоже представились. При помощи Жана, понятно. Студенты-медики, а еще главный редактор, исполнительный директор и Первый Читатель журнала «Поиск».