Горький вкус времени - Джоансен Айрис - Страница 30

– Двое.

Жюльетта задохнулась от ярости, кровь бросилась ей в голову, застучала в висках.

– В склепе был только один.

– Перед ним был другой. Он ушел после того… – Голос Катрин оборвался. – А второй остался. Он вонзался в меня снова и снова, пока я…

– Ш-ш-ш. Спи. – Жюльетта заключила ее в крепкие объятия. – Теперь он ничего и никому не сделает. Он мертв.

– Он снился мне. Он насиловал меня. Мне было очень больно. Он смотрел на меня, но у него не было лица. – Катрин трясло. – Не было лица!..

– У него было лицо. Просто в склепе слишком темно, чтобы его разглядеть.

– Они были тенями. Будь у них лица, я бы по их выражению поняла, почему они делают это со мной, какой в этом смысл. – Катрин тяжело дышала. – А потом я почувствовала, что у меня тоже нет лица. Я была чем-то, что используют и отбрасывают. И неважно, что они со мной делали, потому что я уже была так измазана, что просто не могла стать более грязной, более вонючей…

– Это не правда, – оборвала ее Жюльетта. – Ты не виновата.

– Какая разница! Долг женщины – сохранить себя в чистоте для мужа. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь мужчина возьмет в жены женщину, которой так воспользовались?

Жюльетта заколебалась. Она не могла солгать Катрин, сказав ей, что это не имеет значения. Мир не был ни добр, ни справедлив к женщинам, а мужчины в отношении целомудрия были особенно несправедливы.

– Нет необходимости, чтобы кто-то знал об этом. В Версале применялись разные способы, с помощью которых женщины обманывали женихов, заставляя поверить, что те взяли в жены девственницу. Мы могли бы…

– Я не смогла бы. Я и так уже достаточно запятнана, чтобы добавлять к моему греху еще и ложь. Кроме того, я теперь никогда не выйду замуж. – Глаза Катрин закатились, как у животного в смертельном ужасе. – Не хочу, чтобы кто-нибудь снова ко мне притрагивался.

Жюльетта пыталась сглотнуть комок в горле.

– Никто не собирается причинять тебе боль. А теперь попытайся уснуть. Робер принесет суп и вино.

– Я не голодна. Ты ведь меня не оставишь? – прошептала Катрин, закрывая глаза. – Я боюсь снов…

Жюльетта считала, что после такого страшного потрясения для Катрин было естественным желание спрятаться, однако она принимала сон с такой готовностью, что это вызывало беспокойство.

Неожиданно Катрин открыла встревоженные глаза.

– Жюльетта, а тебе они не причинили боль? Ты спаслась, и они не успели…

Кровь.

Преподобная мать, стоящая на коленях перед трибуналом.

Золотой потир для святого причастия.

Изнеженная рука Дюпре, машущая мужчине в красной шапке.

Жюльетта стряхнула воспоминания и улыбнулась Катрин.

– Разумеется, нет. Неужели ты думаешь, что меня так легко поймать?

Катрин расслабилась.

– Нет, я так не думала. Ты бы никому не позволила напасть на себя. Ты такая сильная.

Кровь.

Жюльетта погладила Катрин по волосам.

– Ты тоже сильная, Катрин. Ты переживешь это.

– Он так и сказал. – Катрин говорила едва слышно.

– Кто?

– Тот мужчина, Франсуа.

Эчеле не произвел на Жюльетту впечатление человека, раздающего слова утешения. Скорее он считал, что каждый человек должен переносить несчастья с той же стойкостью, какая была присуща его характеру.

– Стало быть, он разумнее, чем я думала.

– Он был сердит. Я не знала, почему…

– Не беспокойся об этом. – Жюльетта встала. – Ни о чем не волнуйся. Я посижу в кресле у тебя в комнате и…

– Он исчез. – Катрин схватилась за высокий ворот ночной рубашки. – Мой медальон. Его нет!

Холодный пот страха прошел по спине Жюльетты. Как же прошлой ночью она не заметила, что медальона нет на шее Катрин? Если Дюпре найдет его рядом с телом в склепе, то у него в руках окажется портрет Катрин! Она не должна поддаваться панике. Украшение могло быть потеряно где угодно, и, даже если его найдут, миниатюру могут не обнаружить. Застежку на медальоне найти было трудно, а шов на нем был почти не виден.

– Я люблю свой медальон. Я хотела носить его всю жизнь, а теперь его нет.

Катрин, по-видимому, не связала опасность потери с трупом в склепе, а Жюльетта не собиралась привлекать к этому ее внимание.

– Я напишу тебе другую миниатюру.

– Это будет другая. – Катрин закрыла глаза и отвернулась. – Ничего уже не будет по-прежнему.

Жюльетта опустилась в кресло и устало откинула голову на высокую спинку. Она пожалела, что не может поспорить с подругой, но какие можно найти слова, если та говорила правду?

Над ее кроватью горела свеча – мерцающая капля золотистого топаза в бархатной темноте. Как мне научиться писать пламя? – сонно подумала Жюльетта. Несколько раз она пыталась это сделать, но пламя как живое трепетало, вздымалось вверх и опадало, его язычок колебался от малейшего дуновения воздуха. И цвет его непрестанно менялся – от янтарного к золотому, от тревожно-красного к бледно-желтому. Нет, игра свечи ей неподвластна. Портреты…

– С вами все в порядке?

Глубокий мужской голос, хриплый от напряжения, раздался откуда-то из-за пламени.

Взгляд Жюльетты метнулся к лицу позади свечи. Высокие интригующие скулы, дерзкие черные глаза, этот прекрасный циничный рот.

Жан-Марк!

Жюльетту охватила безумная радость – столь же инстинктивная, сколь и озадачивающая. После всех этих лет ожидания он был здесь, рядом!

– Что вы молчите?

Жюльетта села на постели. Резкий тон его голоса моментально вырвал ее из полусонного забытья, и она бросилась в атаку:

– Почему вы не приехали за ней? Вы за Катрин в ответе, и с вашей стороны было недопустимо…

– Тише. – Пальцы Жан-Марка дрожали, когда он прижал их к ее губам. – Ради всего святого, не набрасывайтесь на меня. Я только что из аббатства, я считал, что вы обе погибли. Я помчался сюда и… Значит, Филипп прибыл вовремя?

– Филипп?

– Я послал Филиппа в… – Голос Жан-Марка оборвался при виде озадаченного лица Жюльетты. – Боже, он не приехал за вами!

– Я же сказала, никто не приезжал за Катрин. – Жюльетта свирепо смотрела на Жан-Марка. – Вы дали этим негодяям изнасиловать ее. А если бы они еще успели убить ее, это все было бы по вашей вине. Ежедневно приезжали экипажи и увозили учениц, но за Катрин никто не явился.

Жан-Марк был потрясен.

– Изнасиловали? – Яркий оливковый цвет его лица стал серым в свете свечи. – Господи, это… дитя.

– Они насиловали старух и детей.

– А как же вы? С вами все в порядке?

– Как со мной может быть «все в порядке» после того, что я видела?..

– Проклятие! Жюльетта, они вас обидели?

– Катрин изнасиловали двое мужчин, и она…

– Вы уже рассказывали о Катрин. Я спрашиваю о вас. – Жан-Марк схватил Жюльетту за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. – Скажите мне, вас изнасиловали?

– Нет.

Дыхание с хрипом вырвалось из груди Жан-Марка, и он ослабил хватку на плечах девушки.

– И на том спасибо. Меня и так корежит чувство вины – не хватало, чтобы еще и с вами случилась беда.

– Вины у вас больше чем достаточно. Почему вы не приехали?

– У меня были срочные дела в Тулоне. Когда пришло письмо от преподобной матери, я заехал в Вазаро и послал Филиппа в аббатство за вами и Катрин. Он должен был приехать много дней назад и вывезти вас оттуда.

– Возможно, у него тоже были «дела», и он не счел благополучие Катрин достаточно важным, чтобы тратить на нее свое драгоценное время.

– Не знаю, почему его нет. – Губы Жан-Марка сжались в полоску. – Но я намерен отыскать его.

– Зачем? Вы опоздали на два дня. – Жюльетта почувствовала слезы на глазах и заморгала, пытаясь справиться с собой и не заплакать. – Они причинили ей такую боль, Жан-Марк!

– Я знаю. – Жан-Марк пристально посмотрел на девушку. – Я буду сожалеть об этом до конца своих дней. Теперь все, что я могу сделать, – это попытаться как-то исправить причиненный вред. Вы уверены, что с вами ничего не случилось?