Горький вкус времени - Джоансен Айрис - Страница 23

Ох, хоть бы это был ветер!

Мраморные крылья архангела Гавриила сияли в лунном свете. Склеп сестры Бернадетт. Катрин лихорадочно отодвинула засов, ринулась туда и захлопнула за собой дверь.

Изнутри засова не было.

Ну, разумеется. Мертвым засовы не нужны.

Катрин попятилась от двери, наткнувшись на мраморный саркофаг.

Девушка почти не почувствовала боли, упав на колени рядом с мольбертом Жюльетты. Темнота давила, отнимая дыхание.

Катрин прижалась разгоряченной щекой к прохладному мрамору саркофага, напряженно глядя на дверь.

– Защити меня, сестра Бернадетт. Тебе было всего восемнадцать, когда ты умерла. Ты, должно быть, тоже хотела жить. Сохрани меня. Не дай им найти меня.

Боже милостивый, зачем она сюда пришла? Этот склеп не был святилищем.

Это была ловушка.

Дверь склепа распахнулась.

6

– Проклятие, ты почти перегрызла веревку! Какая ты трудолюбивая лиса! – Рауль Дюпре поднес фонарь к веревкам и, улыбнувшись Жюльетте, перерезал ее путы. – Задержись я еще на пару минут, ты могла бы освободиться. Но жизнь полна неиспользованных возможностей, не так ли?

– С тем же успехом могли и не приходить. От меня вы никакого удовольствия не получите.

– Отнюдь. – Дюпре освободил девушку от веревок и потащил к двери. – Однако я не позволил себе утолить вожделение во время исполнения основных обязанностей. Мне потребуется время, чтобы восстановить потенцию. Тогда я буду готов вкусить наслаждение и с тобой, гражданка… – Дюпре вопросительно поднял бровь. – Как, ты сказала, тебя зовут?

– Я этого не говорила.

– Неважно. Мы дадим тебе новое имя. Ты будешь гражданкой Справедливостью. – Толстые губы Дюпре скривились в злобной усмешке. – Каждому суду необходим символ, нашим будешь ты. При сложившихся обстоятельствах это вполне уместно. Нежная, чистая гражданка Справедливость.

– Суду?

– Позволь объяснить. Мы собирались устроить суд. До слуха Парижской коммуны дошло, что монахини этого аббатства с целью помочь своей бывшей патронессе – королеве превратили его в бордель. Свои тела и тела своих учениц они предлагали юным доверчивым патриотам, отвлекая их от борьбы за дело революции и заставляя дезертировать к австриякам.

Жюльетта смотрела на Дюпре, не веря своим ушам.

– Это абсурд, несусветная глупость. Никто вам не поверит.

Дюпре хохотнул.

– Почему же? Каждый мужчина засвидетельствует, этим они и занимались, поэтому в аббатстве Де-ла-Рен нет ни одной девственницы.

Жюльетта плюнула ему в лицо. Дюпре опять хохотнул.

– Мне это не нравится. – Он вынул из кармана обшитый кружевом платок и стер плевок с левой щеки. – Ты должна вести себя поприличнее, если хочешь прожить еще несколько часов. – Он дернул Жюльетту за веревку. – Каждый дерзкий поступок наказывается. А послушание вознаграждается. Поняла?

– Нет.

– Поймешь, гражданка Справедливость. Поймешь.

Золотой потир для святого причастия был до краев наполнен темно-красной жидкостью.

– Выпей, – мягко сказал Дюпре. – И, возможно, следующую мы пощадим.

Жюльетта не могла пить кровь. Так или иначе, они, по-видимому, все равно лгут. Эти чудовища не пощадят никого.

Она покачала головой.

Дюпре кивнул мужчине в красной шапке патриота с трехцветной революционной кокардой. Тот тут же направился к преподобной матери, стоявшей голой на коленях перед столом трибунала.

– Подождите! – Жюльетта взяла потир и поднесла к губам.

У жидкости был тошнотворный запах меди. Господи, она не может…

Жюльетта закрыла глаза и осушила потир до последней капли.

– Отлично, – негромко сказал Дюпре.

Желудок Жюльетты взбунтовался. Она отвернулась от судейского стола, и ее страшно вырвало на камни двора.

– Боюсь, так дело не пойдет, – с сожалением произнес Дюпре. – Ты обманула нас, гражданка Справедливость. Придется попробовать снова.

Он подал знак мужчине в красной шапке.

Тот ухмыльнулся, согнул мускулистые руки и шагнул к преподобной матери.

Жюльетта пронзительно закричала.

Фарс правосудия завершился, перейдя в побоище с применением дубинок и шпаг. Жюльетта смотрела на зверскую резню, на лица мужчин, занятых своей кровавой бойней. Как-то она сказала Катрин, что обладает способностью понять и оценить нюансы уродства. Теперь Жюльетта знала, что до этого дня она пребывала в абсолютном неведении относительно подлинного уродства двуногих нелюдей.

– Пойдем, моя прелесть! – Дюпре взял девушку за локоть и повел к колокольне. – Я хочу насладиться тобой. А потом гражданку Справедливость проколю шпагой.

Жюльетта молча шла рядом.

– Ты что-то вдруг стала очень кроткой. Надеюсь, ты постараешься проявить пыл, когда я окажусь у тебя между ног.

Дюпре закрыл дверь колокольни и положил шпагу на спиральную ступеньку.

– Ложись.

Девушка вытянулась на холодных плитах и закрыла глаза.

Кровь в потире.

Она почувствовала жар тела Дюпре, когда тот улегся и обнял ее.

Крики детей. Крики монахинь.

Рука Дюпре сжала ее грудь.

– Открой глаза. Я хочу видеть, как ты смотришь на меня, гражданка Справедливость.

Жюльетта послушно открыла глаза. Дюпре склонился над ней – кошачья физиономия была всего в нескольких сантиметрах от ее лица. Он улыбался.

– У тебя блестят глаза. Ты плачешь, маленькая граж…?

Жюльетта впилась зубами в его горло. Ее рот снова наполнился медным привкусом, но теперь она была рада этому.

Дюпре пронзительно заорал. Он замотал головой, пытаясь стряхнуть Жюльетту со своей шеи, но она двигалась вместе с ним, все глубже впиваясь в его горло зубами.

– Сука! – сыпал проклятия Дюпре. – Животное! – Он попытался приподнять девушку, но ее руки яростно сжались вокруг него.

По плечу Дюпре стекала кровь. Жюльетта свирепо трясла головой, разрывая его плоть. А когда Дюпре задохнулся от боли, она оттолкнула его, вскочила на ноги и схватила со ступеньки шпагу. Дюпре открыл рот, пытаясь закричать, но шпага плашмя ударила его по виску. Он повалился набок и потерял сознание.

Какая жалость! Она ведь хотела проткнуть мерзавца острием шпаги, но времени не было.

Жюльетта выбежала за дверь, ведущую в опустевший южный двор. Помчалась по булыжникам к воротам, через огород и вверх по холму на кладбище.

Катрин должна быть в склепе, в отчаянии думала Жюльетта.

Должно быть, Катрин добралась туда, иначе ее привели бы вместе с остальными на этот судебный фарс.

Дверь склепа была открыта.

Катрин всегда боялась темноты, но дверь все же следовало закрыть, подумала Жюльетта.

– Нечего лежать просто так, сука! – Звук плоти, шлепающей о плоть. – Шевелись!

Жюльетта приросла к месту. Она едва различала тяжелую фигуру мужчины, ритмично двигавшегося между белых бедер женщины.

Катрин. Этой женщиной должна быть Катрин.

– Нет!

Жюльетта вскрикнула, мужчина вздрогнул и ошеломленно оглянулся.

– Что? Кто?..

На этот раз Жюльетта не повторила прежней ошибки. Шпага острием опустилась на шею мужчины. Он тут же свалился, накрыв тело Катрин непристойным подобием одеяла.

Жюльетта бросилась сталкивать тяжелое тело с Катрин.

– Мразь! Негодяй! – Она упала на колени, обхватила неподвижное тело подруги и стала баюкать ее. Сердце девушки разрывалось от жалости. – Боже милостивый, все они просто падаль! Тебе больно?

Катрин содрогнулась.

– Глупый вопрос. Конечно, больно. – Жюльетта пригладила волосы Катрин, отводя их от лица. – Но теперь ты в безопасности. Я здесь.

– Грязь! – прошептала Катрин. – Ты права. Грязь… Я вся в ней.

– Нет, не ты. Они! – яростно заявила Жюльетта. Она натянула платье Катрин на ее колени и помогла подруге сесть. – У нас нет времени. Скоро нас станут искать. Надо уходить отсюда.

– Слишком поздно.

Жюльетта покачала головой.

– Нет, не поздно. Мы не позволим им одолеть нас. Я не дам им убить тебя.