Репутация плохой девочки (ЛП) - Кеннеди Эль - Страница 13

Опрометчивый поступок, потому что какая первая фотография в первом альбоме, который я открываю?

С Эваном. Нам по восемнадцать, может, по девятнадцать, мы стоим на пляже на закате. Эван обеими руками обнимает меня сзади, в одной руке держит бутылку пива. Я в красном бикини, кладу голову на его широкую, обнаженную грудь. Мы оба счастливо улыбаемся.

Я прикусываю губу, изо всех сил пытаясь отогнать воспоминания, пытающиеся пробиться в мой мозг. Но они прорываются сквозь мою ментальную защиту.

Я помню тот день на пляже. Мы смотрели на закат с нашими друзьями, а затем шли одни, шагая по теплому песку к дому Эвана, где мы заперлись в его спальне и не выходили до следующего дня.

Еще одна фотография, на этот раз на какой-то вечеринке в доме Стеф, и на этот раз нам по шестнадцать лет. Я знаю, что мне шестнадцать, потому что те ужасные светлые пряди в моих волосах были подарком Хайди на день рождения. Я выгляжу нелепо. Но это не понятно из-за того, как Эван смотрит на меня. Я не знаю, кто сделал фотографию, но им удалось запечатлеть в его выражении то, что я могу описать только как обожание. Я выгляжу такой же сраженной.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь нашим молодым, одурманенным личностям. Вскоре после той вечеринки он впервые сказал мне, что любит меня. Мы болтались у меня на заднем дворе, плавая на спине в бассейне, и вели довольно серьезный разговор о том, как бы нам хотелось, чтобы нашим матерям было на нас наплевать, когда он внезапно прервал меня на полуслове и сказал:

— Эй, Женевьева? Я люблю тебя.

И я была так поражена, услышав, как он произносит мое полное имя, а не Фред, дурацкое прозвище, происхождение которого я даже не помню, что я утонула, как камень. Я даже не осознала вторую часть этого утверждения, пока не вынырнула на поверхность, глаза щипало, я кашляла водой.

Его возмущенное выражение лица приветствовало меня.

— Серьезно? Я говорю тебе, что я люблю тебя, а ты пытаешься утопиться? Какого черта?

Что заставило меня так сильно смеяться, что я немного описалась, а затем глупо призналась, что немного пописала, после чего он подплыл к лестнице и вытащил свое мокрое тело из бассейна. Он раздраженно вскинул руки и прорычал:

— Забудь, что я что-то сказал!

Смех щекочет мое горло. Я в полсекунде от того, чтобы написать ему сообщение и спросить, помнит ли он тот день, когда я понимаю, что должна держаться на расстоянии.

Мой телефон жужжит рядом со мной.

Взгляд на него вызывает мучительный стон. Как он это делает?

Как он всегда знает, когда я думаю о нем?

Эван: Я сожалею о той ночи.

Эван: Я был идиотом.

Я сижу и смотрю на сообщения, пока не понимаю, что все напряжение, которое я испытывала из-за стычки с Рэндаллом, весь гнев и стыд рассеялись. Мои плечи обмякли, десятитонный валун на груди наконец-то убрали. Даже моя головная боль утихла. Я ненавижу то, что он все еще может это делать.

Я: Да, ты был.

Эван: Я думаю, у меня все еще песок в глазу, если это заставляет тебя чувствовать лучше.

Я: Немного.

Есть большая задержка, почти на целую минуту, прежде чем я вижу, как он печатает еще раз. Маленькие серые пузырьки появляются, затем исчезают, затем появляются снова.

Эван: Скучал по тебе.

Я уже чувствую рывок, эти старые связи тянут меня обратно в то место, куда я поклялась больше не возвращаться. Отступить было бы так легко. Дать обещание самой себе и на самом деле сдержать его на этот раз намного сложнее.

Это не его вина — Эван не делал меня такой. Хотя бы на этот раз, я выбираю себя.

Я: Я тоже по тебе скучала. Но это ничего не меняет. Я имела в виду то, что я сказала.

Затем я отключаю свой телефон, прежде чем он успевает ответить.

Хотя это вызывает невыносимую боль в груди, я заставляю себя просмотреть остальные альбомы и стопки разрозненных фотографий.

Все наши отношения разворачиваются в сценах, сохраненных в отдельных идеальных моментах.

Ты вырвала сердце моему брату и ушла, даже не попрощавшись. Что за хладнокровный человек так поступает? Ты хоть представляешь, что это с ним сделало?

Слова Купера, его обвинения крутятся у меня в голове, заставляя мое сердце болезненно сжиматься. Он прав — я не попрощалась с Эваном. Но это потому, что я не могла. Если бы я это сделала, я знаю, что ему удалось бы убедить меня остаться. Я никогда не могла сказать "нет" Эвану. Поэтому я ушла, не предупредив его. Не оглядываясь назад.

Уже больше часа ночи, когда я, наконец, запихиваю фотографии в коробки и убираю их в дальнюю часть шкафа под одежду и старую обувь.

Только мертвые вещи тоскуют по прошлому. Печальные вещи. Мне может быть грустно, но я не мертва. И я намерена жить, пока еще могу.

ГЛАВА 8

Эван

Купер и Мак уже сидят на кухне с дядей Леви, когда я вхожу в дверь в воскресенье вечером. Планы отеля Мак разложены на столе. Она открыла свой ноутбук, склонилась над клавиатурой и грызет ручку. Дейзи — единственная, кто замечает меня, подбегает, чтобы взобраться на мою ногу, когда я скидываю обувь.

— Привет, красотка, — воркую я взволнованному щенку.

— Ты опоздал, — сообщает мне Купер.

— Я задержался, чтобы купить ужин. — Я бросаю пакеты с китайской едой на стойку. Мой брат даже не поворачивает головы от чертежей. — Нет, не волнуйся об этом. Пожалуйста.

— Спасибо, — говорит Мак через плечо. — В рисе-фри ведь нет яиц, верно?

— Да, я помню это. — Ради всего святого, как будто я чертов помощник где-то здесь.

— Оставь это, — говорит Леви. — Иди сюда. Нам нужно поговорить о следующей неделе.

Леви — брат нашего отца. Он взял нас к себе после того, как папа погиб в ДТП, когда мы были маленькими, и растил нас, когда наша мама не беспокоилась о нас. Наш дядя — единственная настоящая семья, которая осталась у нас с Купером, и хотя в детстве было трудно сблизиться с ним — он грубоватый, тихий тип, чья идея проводить время вместе заключается в молчаливом сидении в одной комнате, в последнее время мы трое стали ближе.

Он уже много лет занимается собственным строительным бизнесом. И после недавних ураганов, опустошивших залив Авалон, он был на взводе из-за бóльшего количества ремонтных и демонтажных работ, чем он может справиться. С тех пор как Леви не так давно сделал нас с Купером партнерами в бизнесе, у нас тоже чертовски много забот.

Наш самый большой и важный проект — это Маяк, старый отель на набережной, который Мак купила несколько месяцев назад. Отель был разрушен штормом и пару лет простоял заброшенным, пока она импульсивно не решила его отремонтировать. Ее семья отвратительно богата, но она купила Маяк на свои собственные деньги — я только недавно узнал, что она зарабатывает миллионы, запустив собственные сайты, на которых публикуются пошлые материалы о взаимоотношениях.

— Получил звонок от Ронана Уэста, — говорит Леви. — Ему нужно немного отремонтировать свой дом, прежде чем он выставит его на продажу. Это значит, что нам нужно выбрать одного из вас, чтобы он руководил там командой.

— Пусть это сделает один из парней, — говорит Купер, сдерживая раздражение при упоминании отца Жен. Потому что Куп — гребанный ребенок. — Я не хочу, чтобы в отеле все пошло наперекосяк, потому что мы оставляем там кого-то другого ответственным.

Мы находимся на завершающей стадии реконструкции в отеле Мак, который должен открыться через несколько месяцев, в сентябре. Идея такова: она приведет список избранных гостей, чтобы прочувствовать это место и создать репутацию спа-центра в течение зимнего сезона, а затем проведет торжественное открытие весной.