Госпожа попаданка (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 41

Между Кайрой и Леной находился стол из черного дерева с синим отливом. На нем стояла пузатая бутылка с ромом и блюдо с запеченными миногами и жареной барабулькой.

— Теперь, когда вас начали всерьез учить магии, — продолжала диаконесса, — в «Нерее» начали объединять свои силы — и тем самым помогать друг другу.

— Разве это не запрещено? — вскинула бровь Лена, — ведь каждая послушница должна создать свое зелье самостоятельно.

— Создавать да, — кивнула Кайра, — но безупречно подобрать все ингредиенты — лишь полдела. Важны еще и заклятия, что читают над зельями. Никакие правила не запрещают «Нерее» провести ритуал, чтобы разом усилить творение каждой из подружек Икарии.

— Как это? — недоуменно помотала головой Лена.

— Вступление в «Нерею» обставлено особыми ритуалами, — снисходительно пояснила Кайра, — посвящение в тайное общество создает особые узы — обретающие все большие силы, в процессе постижения послушницами тайн магии. И никто не запретит Лактении, наставнице Икарии или ее матери, Артемисии, верховной жрице Лаверны в Карионе, тайком подсказать твоей сопернице обряд, что поможет им объединить силы.

— Эти узы сохраняются на всю жизнь? — спросила Лена. Кайра покачала головой.

— Только до посвящения в жрицы. После этого появляются новые узы — уже не между несколькими хитроумными послушницами, решившими возвыситься над остальными, но между всеми служительницами Триморфы. Однако до посвящения доживают не все.

— Знаю, — буркнула Лена, — поэтому меня так и не приняли в «Нерею»?

— Соображаешь, — одобрительно кивнула Кайра, — пока там заправляет Икария, она костьми ляжет, чтобы не делиться общей силой с той, кого она считает своей главной соперницей. И никто не может заставить ее — диаконессы не вмешиваются в неуставные отношения между послушницами.

— Ты не можешь заставить послушницу сделать то, что хочешь? — недоверчиво спросила Лена.

— Не могу, — покачала головой диаконесса, — у каждой послушницы — своя наставница. И если я начну кого-то принуждать — об этом тут же узнают остальные.

— И что тогда?

— В монастыре…тоже не все любят друг друга.

— Ну, а мне что теперь делать? — спросила Елена, — они же нас сожрут поодиночке.

Кайра задумчиво посмотрела на море.

— Когда я жила в Лоркни, — вдруг сказала она, — у меня была сестра. Она и сейчас есть, просто я очень давно ее не видела. Не сказать, чтобы мы враждовали, но и особой дружбы не было — ну ты понимаешь, как оно бывает в детстве. В нашей семье издавна отмечали Обручение с Океаном: очень древний праздник, еще со времен мерков. Центральное место на празднике у Невесты — и так получилось, что несколько лет подряд ею становилась моя сестра Элта. Она всегда наряжалась в платье из кожи слепых морских змей, а волосы украшала изумрудной жемчужиной из раковины моллюска, что живет в пещерах под нашим островом. Эту раковину ей подарил наш дядя по матери — и всякий раз Элта с гордостью выносила ее на праздник. Но однажды Жребий Невесты пал на меня. Я, разумеется, обрадовалась, а Элта надулась и не захотела одолжить мне жемчужину. Я не стала с ней спорить: в ночь накануне Обручения, я отправилась к морю — во время отлива те самые пещеры открываются и туда можно пробраться. Я едва успела выбраться до прилива — но нашла нужную раковину, а вместе с ней — и такую же жемчужину, как и у моей сестры. На празднике я была великолепной.

Она замолчала, отпив из кубка и искоса глянув на Лену. Послушница, понимающе кивнув в ответ, потянулась за своим кубком, улыбаясь внезапно пришедшей ей в голову мысли.

— Ты же не всерьез? Как ты можешь думать о таком?

Удивление и неподдельный страх потеснили в душе Марти обычное подобострастие. Этой ночью послушница, как они и условились, пришла в келью Лены (Звенко, не обращая внимания на его жалобный скулеж, хозяйка отправила в загон рабов) — и чуть ли не с порога была ошарашена тем, что озвучила ее странная подруга.

— Мы разозлим «Нерею» как никогда раньше, — взволнованно говорила Марти, — и может не только их, но и самих наставниц.

— Наставницам все равно, — сказала Елена, — ну, может не всем, но наказания не будет — никаких правил мы не нарушаем, я узнавала.

Лена лежала в своей койке совершенно голая — и Марти, пытаясь ее переубедить, все же нет-нет, да косилась на Ленины прелести. Сама послушница явилась в шелковой ночной сорочке, которую одним движением руки можно было задрать до шеи — что Лена неоднократно и проделывала, к вящему удовольствию обеих. Сейчас Мартильда тоже явилась в келью в надежде на веселую ночку и все еще не могла перенастроиться, чтобы убедить подругу отказаться от ее безумного плана.

— Ты представляешь, как они все взбесятся, когда узнают? — жалобно протянула Марти, — Икария и все остальные. Так мы еще могли надеяться, что они возьмут нас…

— Куда возьмут? — хмыкнула Лена, — все еще надеешься, что тебя примут в «Нерею»? Забудь — после смерти Фарсины у тебя там черная метка.

— Что?

— Неважно, — махнула рукой Лена, — в общем, Икария тебе уже не поверит. Меня же она и подавно не примет — зачем ей соперница в «Нерее»?

— Но это значит война?

— Лучше так, чем просто сдаться без боя. Если и дальше будем вести себя как овцы, эти волчицы нас сожрут. Меня дважды пытались убить — думаю и третий раз не заставит долго ждать. А потом и тебе не поздоровиться и остальным девчонкам — Икария не простит вам. Хочешь, чтобы тебя уважали — поучись защищаться.

— Ты думаешь…у нас получиться?

— Все будет нормально, — произнесла Лена, — кончай трепаться, принцесса. Убеждать это не твое — давай попробуем найти твоему рту более привычное применение.

Больше слов не понадобилось — Мартильда, сгорая от похоти, скользнула на кровать и Лена призывно раздвинула ноги, приоткрывая гладкую промежность, эпилированную медовым воском. Тюргонка тут же хищно впилась в истекавший влагой розовый цветок. Лена издала протяжный стон, выгнувшись всем телом от охватившего ее острого наслаждения. Издавая чмокающие звуки, Марти губами и языком ласкала влажную плоть, бросая на старшую послушницу замутненные похотью взгляды. Сам вид веснушчатого личика заключенного в кольцо сильных бедер, неимоверно возбуждал Лену — вскоре она с громким стоном кончила, одновременно вдавив в себя Марти с такой силой, что та практически утонула в ее мускулистой плоти. Но даже тогда тюргонка, лишенная возможности видеть и даже дышать, не переставала вылизывать Лену, сквиртующую послушнице прямо в рот. Наконец тиски бедер разжались, выпуская растрепанную, мало не задохнувшуюся Марти. Не давая девушке опомниться, Лена опрокинула ее на спину — и теперь уже рыжеволосая послушница вскрикивала и стонала, пока Лена целовала и кусала небольшие острые груди. Целуя плоский живот, она спускалась все ниже, пока не зарылась лицом в рыжеватые волоски женского лона. Протяжный стон сорвался с распухших губ Марти и ее острые ногти конвульсивно впились в двигавшуюся у нее между ног светловолосую шевелюру.

Уже позже они расслабленно лежали в кровати, обмениваясь ленивыми поцелуями.

— Ну, так что? — Лена приподнялась на локте, заглядывая в глаза Марти, — ты со мной?

— Не знаю, чем закончится эта твоя затея, — ответила тюргонка, — но я с тобой! Вот только, что скажут остальные?

— Я сама с ними поговорю, — сказала Лена, — может даже сегодня утром, перед службой.

— Так скоро?

— С этим делом медлить не стоит.

Лена рассчитывала переговорить со своими сторонницами в небольшом храме, где проходила утренняя служба — не раскрывая всего просто попросить их собраться вечером у нее в келье. Обычно диаконессы приходили на службу позже, так что Лена рассчитывала, что у нее будет время перекинуться словечком-другим с послушницами.

Однако в этот раз все было иначе.

Войдя в храм, Лена увидела Лактению перед статуей Скилакагеты. Рядом с ней стояли четыре девушки в необычных нарядах: по ним Лена поняла, что девушки прибыли в монастырь совсем недавно, раз даже не получили еще туник послушниц.