Тайная семья моего мужа (СИ) - Борн Амелия - Страница 18

Она обернулась и улыбка сама собой коснулась губ при виде заспанной мордашки и всклокоченных темных волос сына. Нагнувшись, она не без труда подхватила Артема на руки и водрузила на подоконник прямо перед собой.

- Ты почему не спишь? - спросила с мягким укором, а рука автоматически потянулась пригладить торчащие во все стороны вихры, даря незамысловатую ласку…

- Папа не пришел?

Его голос звучал со слабой надеждой, хотя сын, очевидно, уже и сам понимал, что отца здесь нет.

- Не пришел, - ответила ему, скрепя сердце. - Ты ведь знаешь, наш папа приболел и должен быть под присмотром доктора…

Ложь далась тяжело. И было все труднее с каждым разом объяснять сыну, почему отец никогда не ночует дома…

- Но ведь вчера он приезжал…

- Его отпустили совсем ненадолго.

Она прижалась губами к макушке сына, словно ее любовь могла как-то утешить его, компенсировать отсутствие второго родителя…

Ее Артемка. Ее самое желанное чудо.

Она никогда и ничего не просила у Славы, как бы ни было тяжело. Не молила о любви, хотя только ею и жила, не просила встреч сверх тех, что он ей отмерял…

Она готова была даже уйти навсегда из его жизни. Все, что она хотела напоследок - это его ребенка. Частицу того, кто стал так отчаянно, безумно дорог. Продолжение, воплощение этой невозможной, запретной любви…

Но именно этого он и не желал ей дать.

И все же… вот он, ее мальчик. Вся ее жизнь. Весь ее смысл.

- Ложись-ка ты обратно спать, - проговорила она, ощущая, как становится все сложнее сдерживать подкатившие к глазам слезы, но не желая показывать своей боли сыну. - Если папа придет, то я тебя разбужу, обещаю.

Сын послушно кивнул и она аккуратно спустила его на пол.

- Только не забудь, мамочка… - пробормотал, устало зевая.

- Не забуду.

Артем убежал к себе, а она снова обратила взгляд к темноте за окном, уже зная, чувствуя, что никто не придет, никто не напишет…

Но ошиблась.

Звонок раздался в момент, когда она уже отняла от окна воспаленный бессонный взгляд, готовая сдаться, погрузиться в холодные объятия одинокой постели, зная при этом, что забыться даже в легкой дреме все равно не сможет…

- Алло? - выдохнула спешно, не скрывая ни дрожи в голосе, ни забившейся в груди радости…

Что толку? Он ведь знал ее, как прочитанную от корки до корки книгу. С ним одним она была настолько открыта, настолько уязвима, настолько обнажена - душой и телом.

- Завтра приеду, - отрывисто бросил он, а она даже не сразу поняла смысл сказанных им слов, растворившись в одном лишь звуке любимого голоса…

- Хорошо, - только и сумела сказать в ответ.

- Кое-что изменилось, Агния, - добавил он сухо, почти сурово.

Дыхание оборвалось, сердце забыло, как биться. Лишь в голове стучала одна испуганная мысль: он сейчас скажет, что на этом - все…

Что придет в последний раз.

- Я…

Это все, что удалось из себя выдавить. Короткий выдох, бессмысленное слово. Вслушиваясь в пугающую тишину динамика, она просто пыталась дышать, просто… выжить.

- Завтра поговорим, - только и добавил он.

И его родной голос сменили равнодушные, обрывистые гудки.

Глава 23

Первый порыв - подчиниться, покориться, согласиться с требованием свекрови, как делала это всегда - мне каким-то чудом удалось в себе задавить.

Даже голос звучал почти твердо, когда я ответила ей:

- Так говорите.

Раздался вздох, полный досады. Я, почти как наяву, ясно представила, как Марина Александровна недовольно морщится, брезгливо поджимает губы в ответ на такую дерзость…

- Это не телефонный разговор, - наконец ответила она на удивление миролюбиво. - Ты вообще где? Какой-то шум на заднем фоне…

Я нахмурилась, не зная, как расценивать ее вопрос. Возможно, она просто пыталась выяснить, куда я направляюсь, чтобы потом доложить об этом сыну? Или намеревалась вправить мне мозги при личной встрече, убедив, как глупо бросать такое сокровище, как Слава? Никаких других объяснений ее внезапному интересу к моей персоне я представить не могла.

- А что, хотите предложить пожить у вас? - выпалила вдруг, позволив себе вновь сказать то, на что раньше и не осмелилась бы. И это было чертовски приятное чувство. - Вы ведь не можете не знать, что я ушла от вашего сына.

- Конечно, я знаю, - с легким раздражением откликнулась она. - Но к себе не возьму, ты уж извини. И, тем не менее, нам действительно нужно кое-что обсудить…

- Дайте догадаюсь, что именно, - перебила я. - Вы наверняка собираетесь убеждать меня, что, как хорошая жена, я должна немедленно вернуться…

- Приезжай - тогда и узнаешь, - коротко обронила свекровь.

- Мне некогда ездить к вам неизвестно за чем, Марина Александровна, - парировала я. - Так что вы уж тоже извините… и до свидания.

Я слышала, как она возмущенно глотнула воздуха, чтобы что-то сказать в ответ, но отключилась раньше, чем свекровь успела бы воплотить свое намерение в жизнь.

Последнее, чего хотелось сейчас - это выслушивать чьи-то нравоучения, подвергаясь попыткам внушить мне, что белое - это черное, а черное - это белое. Достаточно я прожила лет, будто слепая, не видя очевидного, не смея выходить за грань отведенной роли…

- Мамочка, а мы к бабушке поедем? - спросила Яна, когда мы возобновили свой путь.

В горле застрял полусмех-полувсхлип. В ушах прозвучали, как наяву, слова родной матери:

«Слава просил твои глупости не поддерживать».

Им вторил голос свекрови:

«Извини, но к себе не возьму».

Как мне было объяснить маленькому ребенку, что ни одной из бабушек мы с ней были совсем не нужны?..

- Нет, милая. Мы поживем у тети Лены…

- А кто это?..

- Это моя подруга. Ты ее, наверно, не помнишь…

Яна помотала головой, а я невидящим взглядом уставилась на дорогу.

Стоя у перехода и ожидая, когда на светофоре загорится зеленый для пешеходов, я ощутила, как внутри зарождается нечто, похожее на паническую атаку. Жадно вбирая в легкие стылый осенний воздух, я пыталась в этот момент просто выстоять и не сломаться. Кажется, только теперь, когда добровольно ушла из дома, забрав с собой младшую дочь, оставшись без поддержки родни, я поняла: жизнь переменилась окончательно и бесповоротно. Впервые за много лет я сама отвечала за свою судьбу. Больше не было плеча, на которое можно опереться, больше не было подушки безопасности в виде мужа, который зарабатывал…

Больше не было ничего. Ничего из того, к чему привыкла за годы однообразной, почти затворнической жизни. И ощущение, что меня, будто беззащитное суденышко, просто подхватили и понесли куда-то волны бескрайнего океана, откровенно пугало. Я не знала, что будет дальше. Я не знала, сумею ли выжить…

Маленькая ладошка сжала мою перетруженную, шершавую ладонь.

- Мамочка, зеленый.

Я опустила глаза на дочь, смотревшую на меня тревожно, но с бесконечным доверием…

И поняла: я смогу все на свете. Ради своего ребенка.

Прошло добрых пару часов прежде, чем мы с Яной добрались до своего временного пристанища.

Вставив ключ в дверной замок, я затаила дыхание и сумела выдохнуть лишь тогда, когда он благополучно повернулся. Внутри еще было живо воспоминание о том, как не сумела войти в квартиру, потому что муж сменил замки. Нет, я, конечно, даже не думала, что Лена может посмеяться надо мной таким образом, но внутри сам собой поселился какой-то глупый, иррациональный, страх.

Щелкнув выключателем, я невольно улыбнулась: нашим с Яной взглядам предстал полнейший беспорядок и это было так похоже на Лену…

В прихожей валялось несколько пар обуви, будто подруга собиралась в безумной спешке и никак не могла решить, во что именно обуться. Такой же хаос царил и на столике перед зеркалом, где была разбросана по всей поверхности косметика - явно дорогих брендов…

- Ну и бардак, - хмыкнула дочь, впервые за последнее время напомнив собой прежнюю Яну.