Месть мажора (СИ) - Фарди Кира - Страница 35

Мне действительно не нравится ее состояние. Совсем не нравится.

Таксист подвозит меня к дому. Уже в начале улицы я начинаю плакать. Не хочу, должна радоваться, но слезы бесконтрольно текут по щекам.

– С вас семьсот рублей, – заявляет таксист.

– Что? – теряюсь я. – Но… должны были заплатить…

– Ничего не знаю, у меня указано, что оплата будет наличными.

Новый шок кувалдой бьет по голове. И этого человека я любила столько лет? Спасла его от тюрьмы, ждала, как безумная, встречи, мечтала о совместной жизни? «Он же не был таким», – шепчет внутренний голос.

Не был, но стал за эти пять лет.

– Подождите, я сейчас.

Выскакиваю из машины и бегу к соседу, который выглядывает из-за забора.

– Дядя Степан, одолжите мне тысячу. Я сниму деньги и вечером вам верну.

– Приехала, красотуля, – улыбается он. – Агата, неси наличку!

Его шустрая полненькая жена скатывается колобочком по ступенькам и радостно улыбается. Она бросается ко мне, крепко обнимает и целует в щеки. Это так трогает, что я всхлипываю.

– Ну-ну, не плачь, – хлопает меня по плечу сосед. – Все образуется. Черная полоса тоже когда-нибудь заканчивается. А тебе посылочку принесли.

Смотрю на него удивленно. Какая еще посылка? В наше время люди ходят сами на почту, а тут почта пришла ко мне. И кто знал, что я именно сегодня буду дома? Чудеса, да и только! И сразу радужные мысли испарились. А если это очередной сюрприз от мажора? Сегодня он мне человеком показался, но, может, это обманный маневр?

– Кто принес посылку?

– Курьер. Агата, выноси.

Соседка выбегает из дома с большим фирменным пакетом «Глории джинс» в руках. Я уже ничего не понимаю, осторожно заглядываю внутрь и вспыхиваю от счастья.

– Ну, что там, показывай! – тетя Агата приплясывает от любопытства.

Я вытаскиваю из пакета джинсовую куртку со своим первым рисунком.

– Вот.

– Матерь божья! Как же красиво! – качает головой дядя Степан. – А машина на ваш Мерс похожа, да и девушка… – он приглядывается и охает: – Это же ты?

– Да я.

В двух словах рассказываю о своей работе, соседи синхронно вскрикивают и хлопают в ладоши.

– Ринка, это же золотое дно! Ты же ноги встанешь с таким талантом и маму вылечишь, – промокает слезы соседка.

– Ага. Если уж сама компания тебе прислала презент, точно уважают, работу дадут.

«Да, уважают», – горько думаю я, разглядывая записку от надзирательницы.

Так, получилось, что авторский экземпляр, отправили в колонию, и он пришел после того, как я уехала. Спасибо, есть добрые люди, передали его мне. Увы, моих данных у компании нет, все контракты шли на имя начальника тюрьмы.

Но подарок стал светлым пятном на фоне чертовски тяжелого дня, напоминание надзирательницы, что меня ждут в ателье, согрело душу. Я убиралась в доме и улыбалась, даже мурлыкала песенку под нос. И среди хозяйственной суеты мелькнула идея: предложить себя мажору в качестве модельера.

Утром, воодушевленная и радостная, приезжаю на фабрику «Альфа-групп», но, увы, мои деловые навыки оказались никому не нужны: мажор хотел видеть меня только в качестве уборщицы.

Что ж, посмотрим, что из этого получится.

Жизнь незаметно вошла в четкий ритм: мажор караулил меня каждый день и отдавал распоряжения. Я выбрала тактику, к которой прибегала и в тюрьме. Выполняла обязанности четко и беспрекословно, но на его провокации не реагировала.

Зато Матвей бесился от злости. Он звонил каждый день и рычал в трубку:

– Плюнь на этого мерзавца! Что ты ему зад вылизываешь?

– У тебя есть деньги? Дай мне в долг, я закрою счета и буду лизать зад уже тебе.

– Фу, Арина! Ты стала такой грубиянкой!

– Могу быть нежной фиалкой, только мне это не поможет, – я делаю паузу, желание позлить Матвея просто разрывает изнутри. – Погоди, есть выход!

– Какой? Кредит возьмешь?

– Нет. Просто предложу себя мажору на ночь. Или две.

– Да, у тебя крыша поехала совсем! – вопит в трубку жених.

Я делаю вид, что размышляю над задумкой.

– А что? Если меня приодеть и сводить в салон, буду вполне ничего.

Умалчиваю о шраме, Матвей его все равно не видел, а обращаться к нему за помощью пропало желание. Еще и его мать долбит звонками, как дятел дерево, требует, чтобы оставила любимого сыночка в покое.

Господи, дай мне терпения!

– Ты точно больная! – не успокаивается Матвей. – Как я с тобой столько лет общался?

– Очень просто: ты использовал меня на всю катушку, а я терпела, потому что любила.

– Вот как ты заговорила?

– Знаешь, дорогой, не хочешь помогать, тогда не лезь! Сама расплачусь с долгами, и способы сама выбирать буду.

Матвей бросал трубку, а на следующий день звонил снова, и так надоел занудством, что я стала отвечать через раз. Разве я думала, что окажусь в западне сразу двух мужчин?

Сегодня я специально пришла на работу пораньше: не хочу встречаться с мажором. Его придирки тоже достали, с трудом сдерживаюсь, чтобы не плюнуть ему в кофе. Выработала привычку – носить термометр с собой. А еще мечтаю отвернуться на секунду, чтобы в бутерброды положили побольше лука и майонеза.

Но, увы, приходится терпеть. Пока мама нуждается в лечении, я буду терпеть. Нужно показать ее другому врачу, но где его найти? Перебираю в уме старые связи.

«Мама Насти, моей ученицы! – озаряет внезапно. – Она же врач».

Но как набраться смелости и ей позвонить? Она наверняка считает меня убийцей.

Пока эти мысли крутятся в голове, протираю пыль на книжных полках в кабинете мажора. Он придирается к каждой пылинке, поэтому осторожно беру в руки фотографии в рамках и провожу по ним салфеткой. И на всех снимках этот гад с мрачным лицом.

На верхней полке замечаю еще одну рамку. Пытаюсь достать, не получается. Тогда сбрасываю туфли, подтаскиваю стул и забираюсь на него.

На этом снимке мажор совершенно другой, юный, нежный, открытый. Разглядываю его. Эрик ласково смотрит на очень красивую женщину и широко улыбается. Его лицо словно озарено внутренним светом, так и сияет. Внешнее сходство угадывается в чертах этой пары. Такие же яркие синие глаза, упрямые ямочки на подбородках.

«Мама. Наверное, она. Интересно, что с ней случилось?» – мелькает мысль.

– Поставь на место! – рявкает кто-то за спиной.

Я вздрагиваю, невольно разжимаю пальцы, фотография падает на пол. Звон стекла бьет по ушам, сердце замирает от страха. Все! Теперь мне конец!

– Ой, простите!

Наклоняюсь, хочу спрыгнуть.

– Стой! Не двигайся! – кричит мажор.

Он подлетает ко мне, хватает за талию и рывком сажает на стол. От удивления я глубоко вздыхаю и закашливаюсь. Смотрю круглыми глазами на злобного мажора, который в панике мечется по кабинету, и выдавливаю из себя.

– Я сейчас все уберу. Простите.

Эрик подлетает ко мне. Он сейчас так близко, что я окончательно теряюсь. Удары сердца шумят в ушах, а под подошвами его ботинок хрустят осколки.

– За что ты просишь прощение? – стонет он прямо мне в лицо. – За что? Почему ты всегда извиняешься? Где у тебя веник и совок?

– В т-туалете.

Эта неожиданная забота ставит в тупик, пугает и лишает опоры под ногами.

– Сиди, не двигайся! Порежешься! Я сейчас!

Мажор вылетает из кабинета и возвращается через несколько секунд. Я не успеваю ни обдумать ситуацию, ни принять решения. Так и торчу на столе, как ваза, только без цветов. Он быстро собирает осколки, рукой стряхивает остатки стекла с фотографии, аккуратно кладет ее на стол рядом со мной.

– Эрик Борисович, – впервые называю его полным именем, – позвольте мне самой выполнить свою работу.

Он останавливается, поднимает голову и вдруг бросает веник и совок на пол.

– Точно! Это ты у меня в рабстве, а не наоборот.

Теперь он прежний мажор, злой, ядовитый на язык, противный, а еще… испуганный, как нашкодивший мальчишка, сделавший что-то невероятное для самого себя и только сейчас осознавший это.