Дорога домой - Джоансен Айрис - Страница 8

– Прошу прощения, – повторил Гунер, но в голосе его не было и тени раскаяния. Он расстегнул крепления с левой лыжи и встал на снег. – Я совсем забыл, о том, что ты не имеешь представления о том, насколько я неуязвим.

«Неуязвим?!» – с сомнением подумала Элизабет, и на смену гневу и раздражению пришло полное недоумение:

– Надеюсь, в ближайшее время ты посвятишь меня в свою тайну.

– Предоставляю сделать это Джону, – Гунер притопнул ногой и безмятежно улыбнулся ей. – Я всего лишь бедный наемный работник на службе у беспощадно эксплуатирующего его хозяина, приказания которого я вынужден выполнять беспрекословно.

«Бедный работник» снова улыбнулся. И его улыбка являла собой нечто среднее между улыбкой цыгана, торгующего лошадьми, и человеком, которого любая фирма с удовольствием бы пригласила рекламировать свой товар. Он был, несомненно, образцом настоящего мужчины. Выше, чем Джон, хотя и ненамного, покрытый ровным золотистым загаром, он излучал обаяние, которое исходило и от Марка. Только во взгляде ее мужа отсутствовала сексуальная притягательность, которой природа щедро оделила жизнерадостного Гунера. Обаяние Марка таилось скорее в его мягкости, глубине чувств, уме и… Элизабет быстро отвела взгляд от Гунера.

– Ты больше похож на Марка, чем Джон. Может быть, и ты тоже его двоюродный брат, о котором я ничего не знала?

Джон окинул ее быстрым взглядом:

– Он напомнил тебе Марка?

– Немного.

В косом взгляде, который бросил на Джона его спутник, чувствовались удивление и легкая тревога:

– Мне вообще не следовало участвовать в этом ответственейшем мероприятии. В комитете за мной закрепилась слава хулигана.

Элизабет в полной растерянности нахмурилась:

– Что?

– Гунер, – снова осадил товарища Джон уже с нескрываемым недовольством.

– Ну вот! – Гунер собрал лыжи и вскинул их на плечо. – Если я не заткнусь, то, чувствую, мне придется добираться до дома пешком, по пояс в снегу, вместо того чтобы с комфортом доехать на машине. Так я понимаю?

– Именно, – ответил Джон, выпрямляясь и поворачиваясь к дороге. Крепко взяв Элизабет под руку, он бережно помог ей спуститься вниз по склону. Гунер с беззаботным видом соскользнул следом за ними, забросил лыжи в кузов пикапа, а потом забрался в машину и сам.

Джон, не отрываясь, изучал лицо Гунера:

– Не вижу ни малейшего сходства.

– Что? – переспросила Элизабет, не понимая, о чем идет речь. Она успела позабыть о том сравнении, которое сделала несколько минут тому назад. – Ты все об этом? Быть может, когда специально ищешь сходства, то его трудно найти. Но золотистый загар и выражение такой доброты нечасто можно встретить на лицах людей.

– Да, нечасто. – Джон помолчал немного и с хмурым видом уточнил:

– А ты предпочитаешь иметь дело с красивыми мужчинами?

– Никогда не задумывалась о том – пожала плечами Элизабет. – Наверное. Но в Марка я влюбилась сразу.

– Ну конечно, как ты могла не влюбиться в моего дорогого братца Марка! – Джон открыл дверцу. – До чего же легко это далось ему!

Дверца захлопнулась. Элизабет почувствовала болезненный укол. И попыталась успокоить себя: ну и что из того, что он счел ее слишком доступной? Она старалась смотреть прямо перед собой в стекло, не глядя на то, как он взбирается в кабину, садится за руль и нажимает стартер. Но предательская слеза скользнула на щеку.

– Да, ему это ничего не стоило, – по-прежнему не глядя на Джона, продолжила Элизабет. – Я была настолько влюблена в него, что, если бы он позвал меня с собой в цирк и предложил укрощать тигров, я бы ни секунды не стала колебаться. Только бы уточнила, которого из тигров дрессировать. Так что, видимо, я действительно пример того, как легко может…

– Но я имел в виду совсем другое, – его руки так крепко сжали руль, что костяшки пальцев побелели. – Мне всегда казалось, что я очень точно формулирую свои мысли, но рядом с тобой я начинаю теряться и нести чепуху, как мальчик. Ты обиделась?

– Да, – ответила Элизабет изменившимся голосом.

Джон, выругавшись про себя, резко повернулся к ней:

– Обычно я не такой грубый, каким выказал себя. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее с таким напряженным вниманием, словно он надеялся проникнуть в самую глубь ее души. – Но это все из-за того, что у меня есть обязательства. И о многом из того, что происходит, я не имею права говорить. У меня на шее будто пудовая гиря висит. Приходится нести этот груз, отчего я становлюсь раздражительным и… – Джон замолчал. – Впрочем, все равно мои извинения ничего не меняют. Самое главное – мне хочется, чтобы ты помнила: я всегда думаю о тебе и говорю с тобой с глубочайшим уважением и… симпатией. – Он перевел дыхание как раз в тот момент, когда после долгого и трудного подъема машина наконец достигла вершины. – Ты поняла?

Элизабет пережила странное чувство опустошенности вместо того, чтобы испытать уверенность и спокойствие. Принужденно улыбнувшись, она ответила:

– Спасибо. Ты очень добр.

Джон отвернулся от нее. Это движение было таким же резким, как и движение его руки, переключавшей коробку передач. «Добр». Она продолжает считать его добрым. Ему хотелось, чтобы она увидела в нем эти качества, и одновременно это выводило его из себя. Доброта столь же мало соответствовала его характеру, как и определение чувства, которое он испытывал к Элизабет, соответствовало понятию «платоническая любовь». Схватить ее, сорвать с нее одежду, прижаться так тесно, чтобы почувствовать запах ее тела, – вот чего мучительно хотелось ему. Тело, полное жизни, полное желания… Мускулы его так напряглись, что Джон почувствовал боль. Он сделал попытку расслабиться.

Чего он никак не ожидал, так это того, что он настолько сильно возжелает Элизабет. Ведь она носила ребенка. И ему следовало испытывать по отношению к ней в лучшем случае покровительственную нежность. Нахлынувшее на него желание застало его врасплох. Теперь ему придется следить за каждым своим словом, за каждым жестом и взглядом, пока он будет рядом с нею. Никаких эмоций, кроме ощущения покоя и безопасности, у Элизабет не должно быть. Не хватало только, чтобы она осознала, что Джон увез ее в горы, в охотничий приют, испытывая страстное желание затащить ее в постель и показать ей такие эротические штучки, о которых она и понятия не имеет. Что он только и думает о том, как бы вытеснить Марка Рэмзи из ее памяти и занять в ее сердце место брата.

Терпение. Он не животное. И вполне может быть таким же заботливым и мягким, как ее драгоценный Марк. Забыть о страстном желании, о терзавшем его вожделении и предоставить ей то, в чем она более всего нуждается сейчас. Его способы и привычки слишком опасны и агрессивны для Элизабет, находящейся в положении. Но она все равно принадлежит ему. Вот только бы подавить эту тяжесть и боль, что возникает в чреслах, когда он ее видит…

– Здесь довольно уединенное место, – произнесла Элизабет только для того, чтобы поддержать разговор. Молчание, которое воцарилось в кабине, было пронизано какими-то тревожными токами. – Трудно представить, что мы находимся неподалеку от такого модного горнолыжного курорта, как Саранак. Думаешь, Бардо не сможет найти нас здесь?

– Какое-то время – вряд ли. А потом это укрытие нам уже не понадобится.

Элизабет недоуменно посмотрела на него:

– Как я могу оставаться в горах несколько недель? Это немыслимо. Я должна перебраться туда, где поблизости будет больница. Боюсь, что ты не представляешь, какие тут бывают зимы. Нас может засыпать снегом по самую макушку, если снегопад перейдет в буран, о котором предупреждали синоптики.

– Я пообещал, что ребенку ничто не грозит.

– Догадываюсь, но… – Элизабет посмотрела в ветровое стекло на свинцово-серые облака, что нависали над белоснежными сугробами. Какой смысл беспокоиться о том, что еще не произошло и могло вообще не произойти. Время еще есть. И она получила заверения от Джона, которому вполне можно вверить себя, что с ребенком ничего не случится. Она вдруг усмехнулась: