Дорога домой - Джоансен Айрис - Страница 13

Неделя прошла незаметно, поскольку она занималась сразу очень многим: совершала долгие прогулки по снегу, играла в карты по вечерам – и это были тихие и мирные минуты у камина, после того как Гунер отправлялся спать. И ей открывались такие грани характера Джона Сэндела, которые Элизабет и вообразить себе не могла.

Губы Джона изогнулись в улыбке.

– Ты смотришь так, словно занесла меня в тот же ряд, что и абстрактную живопись.

– Разве? – Она удивленно посмотрела на него и откинулась на спинку. – Впрочем, ты ведь не станешь уверять, будто ты прямой и открытый человек. Выпытать у тебя что-нибудь о твоем таинственном прошлом никакими силами невозможно. – Она подняла руку, не давая ему возможности возразить. – Не надо объяснять ничего. Я дождусь, когда родится мой Эндрю. Сейчас меня это уже нисколько не тревожит. Начинаю привыкать к тому, что мой жизненный путь пересекся с таким таинственным и загадочным человеком. И уж, конечно, я не просыпаюсь среди ночи, размышляя, не наемник ли ты или же…

– В самом деле? А о чем же тогда ты думаешь, лежа в постели? – вкрадчиво спросил он.

«Как твои руки гладят мои обнаженные груди. Как ты целуешь их…» Этот ответ вертелся на кончике языка. Но она не должна думать о таких запретных вещах. Элизабет старательно обходила опасные места. Но ей стало трудно дышать, и она облизнула вдруг пересохшие губы:

– Я ни о чем не думаю и засыпаю, едва коснусь щекой подушки.

Джон понимающе смотрел на нее:

– А не кажется ли тебе, что твой американский дух, не терпящий никаких уверток, на миг задремал?

– Речь шла не об этом, – быстро перевела разговор Элизабет. – И я не могу сказать, что испытываю здесь какую-то смутную тревогу. Просто это не мой дом. И все здесь слишком новенькое, слишком все вокруг сияет" – она обвела рукой комнату и диван, на котором они сидели. – Я поняла, что предпочитаю проверенную временем старинную мебель.

– Как та, что стоит в твоем доме? Ты придаешь очень большое значение идее дома. Почему?

– Какое холодное и отвлеченное слово «идея». – Прикусив нижнюю губу, Элизабет задумалась, подыскивая подходящее слово. – А то, что связано с домом, не может быть холодным. С этим местом связаны любовь и ощущение покоя. В детстве нам пришлось сменить много мест и попутешествовать. Моя мать – – Элиза Брэндон – была пианисткой, которая много выступала с концертами. И мы с отцом сопровождали ее во всех поездках, куда бы она ни ехала. Мы оба терпеть не могли покидать наш любимый дом, но это было все-таки лучше, чем жить в нем без мамы. – Черты ее лица смягчились при воспоминании о тех временах. – Она была особенным человеком.

– Знаю, – кивнул Джон.

– Ты слышал о ней? До своей смерти ее хорошо знали по всей Америке, но она никогда не выезжала за пределы Штатов.

– Я слышал о ней.

Элизабет не отрывала глаз от голубовато-красных язычков пламени, что плясали в камине:

– Я терпеть не могла переезжать с места на место, зато это делало наше возвращение домой необыкновенным праздником. До сих пор помню свое ощущение, когда я, сидя между отцом и матерью, ехала на машине по дороге к дому. И с каждой милей я воодушевлялась все больше и больше. Сначала мы проезжали мимо коровника, затем знака, который отмечал перекресток, и когда мы переезжали старый мост, я знала, что мы уже почти у дома. Последнее, что отделяло нашу территорию от посторонних. Последний мост.

– Последний мост, – повторил Джон. – Мне нравится, как это звучит.

И в комнате воцарилось долгое молчание, которое нарушали только трещавшие в камине поленья.,

– Ты знаешь, что я люблю тебя, – низким голосом произнес Джон, глядя на пляшущие язычки пламени.

Элизабет сразу насторожилась, забыв о том восторженном настроении, в какое она впала.

– И ты тоже не хуже меня знаешь, что это немыслимо.

– Невозможно не любить тебя. Ты такая щедрая, душевная и любящая. Ты наполнила мою душу радостью, желанием и нежностью. Не было ни одной минуты, когда бы мне не хотелось быть рядом с тобой. И я не могу представить свое будущее, если в нем не будет тебя.

Она закрыла глаза, отдаваясь потоку чувств, нахлынувших на нее.

– Слишком скоро ты заговорил об этом.

– Потому что бесконечно люблю тебя, – проговорил он серьезным тоном.

И он знал, что говорит. Отвечал за каждое сказанное слово. Буря, вспыхнувшая в ней, заставила ее открыть глаза и попытаться отвергнуть его:

– Но я не люблю тебя. И, быть может, никогда не смогу полюбить.

– Полюбишь. Ты уже стоишь на пороге. – Он перевел взгляд с огня на ее лицо. Улыбка осветила его резкое, по-мужски красивое лицо. – Меня это теперь совершенно не беспокоит. Просто я подумал, что ты должна знать.

Она бессильно засмеялась:

– И ты решил между прочим поговорить об этом?

– Не между прочим. Все, что имеет к тебе отношение, не может быть проходным, Бет. – Словно вспышка света сверкнула в глубине его темных глаз. – Но я все время стараюсь быть сдержанным и осмотрительным. Что нелегко для меня. По натуре я не очень-то осмотрительный человек.

Да, Джону Сэнделу нелегко было сдержать свой независимый сильный характер. На ее счастье, он сам попытался справиться с этим. И Элизабет смогла оценить его усилие.

– Нам очень многое мешает. Слишком многого я не знаю.

– Все вскоре откроется, – он провел указательным пальцем по ее щеке. – И ничто большее, чем эта веснушка, уже не будет разделять нас.

– Может быть. Тебе лучше знать. – Прикосновение его пальца было нежным и осторожным. Ей хотелось положить голову ему на грудь, обнять и потеснее прижаться. – Все ключи от потайных замков у тебя.

Он изучающе посмотрел на Элизабет:

– Тебе нравится, когда я глажу тебя? Я говорил тебе, что мы прекрасно подходим друг другу. Мне до боли хочется, чтобы ты прикоснулась ко мне. –

– Но я…

Его палец соскользнул к ее губам, не давая договорить.

– Тс-с. Я не стану принуждать тебя. И дождусь того момента, когда ты сделаешь это сама. Я умею ждать. – Он помолчал, а потом шепотом добавил:

– Кажется. – И провел большим пальцем по ее нижней губе.

Элизабет почувствовала, как губы ее вдруг покраснели, набухли и начали слабо подрагивать. Грудь начала вздыматься, соски сковала тянущая боль. Все ее тело пропиталось тягучей болью, которая отзывалась в каждом нерве. Потянувшись к нему, Элизабет, не отрывая ставшего беспомощным взгляда, прошептала:

– Джон, это безумие!

Она жаждала его. Румянец залил ее щеки, глаза засверкали, тело стало податливым – все свидетельствовало о вспыхнувшем в ней страстном желании обладать им. Ему достаточно было только протянуть руку и сорвать созревший плод, готовый упасть ему в ладони. И ей, несомненно, будет хорошо с ним. Быть может, она даже забудет о всех своих подозрениях. И, может, сумеет забыть про Марка. И Джон пылал не меньше, чем Элизабет. Он весь дрожал, мускулы его были напряжены. В его готовности она не сомневалась.

Но она сама еще не была готова. Еще нет. И то, на что она могла согласиться сейчас, не устроило бы ее завтра. А ему было бы мало одной, проведенной вместе ночи. Он должен быть уверен в завтрашнем дне. В будущем.

– Хуже, чем безумие, – сказал он, отнимая палец от ее губ. – Ты была права. Слишком рано. – Ему с трудом удалось перевести дыхание. – Но, Господи, если бы ты знала, как мне трудно отказаться"

Она невидящими глазами смотрела на Джона. Лукавая усмешка заиграла в уголках его губ:

– Не только ты одна поражена случившемся.

Элизабет сделала движение уйти.

– Нет, прошу тебя, не оставляй меня сейчас.

– Пора ложиться.

И он думал о том же. Настала пора ей лечь с ним в постель, чтобы она могла уснуть на его плече. И он будет таким нежным с ней, каким еще не был никогда в жизни…

– Побудь со мной, – настойчиво повторил он. И, притянув ее к себе, он положил голову Элизабет к себе на плечо. –/Просто посиди рядом, глядя на огонь. Я прошу о такой малости.