Исправительная академия. Том 1 и Том 2 (СИ) - Хай Алекс - Страница 88

— Ну что, мир, пес? — улыбнулся я, чувствуя, как на меня резко навалилась усталость. Слишком много крови пролил. Скоро начнет кружиться голова.

Но сперва нужно было убедиться, что мы с псом друг друга поняли. Я присел на корточки перед ним и потрепал его по шее.

— Мир? Но должен заметить, хватка у тебя стальная. Словно ты не овчарка, а какой-нибудь питбуль.

Он поднял голову, принюхался и… принялся лизать мою больную руку. Я поморщился от прикосновения собачьего языка к рваной ране.

— Ценю, но давай с этим повременим, хорошо? Тут одним зализыванием не отделаешься.

Алтай отстранился. Поднялся, ткнулся мордой мне в плечо, а затем медленно развернулся и побрел во тьму вольера.

Я обернулся к Антоните.

— И как все это понимать?

— Он вас принял, — прошептала главная по псарне. — А теперь марш к лекарю! Оболенский, из-за вас моя голова с плеч слетит!

— Все будет хорошо, — ответил я, но покачнулся и ухватился за высокий борт вольера. Девушка торопливо открыла дверь и буквально вытащила меня в коридорчик.

А я почувствовал, что больше не мог держаться. Голова резко закружилась, я потерял равновесие и провалился во мрак.

— Точно живой?

— Он же одаренный, что с ним сделается-то? Да и дышит, смотри…

— Не, ну он же белый как полотно…

— А ну разошлись!

Я приоткрыл глаза и увидел несколько любопытных лиц на фоне потолка псарни. Кто-то ойкнул, когда лекарь грубо всех распихал и склонился надо мной.

— Вы же из воинов, ваше сиятельство?

— Да… Мне только поспать да поесть, будет нормаль…

— А ну замолчите! Что я вашей родне скажу…

Я лежа пожал плечами, отчего вышло совсем неуклюже.

— Да не нужно никому ничего говорить. Все живы, проблема решена, рука заживет. Пес-то, надеюсь, привит от бешенства?

— Разумеется, он не бешеный! — Оскорбилась за спиной лекаря Антонина. — Господи, Оболенский, зачем я вам поверила…

Я приподнялся, оперевшись на более здоровую левую руку. Несколько «старичков» помогли мне сесть.

— Значит так, господа, — стараясь не морщиться от боли, я внимательно посмотрел на всех собравшихся. — Никому о том, что видели, не говорить. Не хочу, чтобы у Антонины Дмитриевны и ее коллег были из-за меня проблемы. Так что помалкивайте. Я жаловаться никому точно не стану, а руку быстро заштопаем и через пару дней заживет. Все понятно?

Ребята кивнули. Но лекарь и Антонина явно моего энтузиазма не разделяли.

— Вас нужно отвести в лазарет…

— Здесь промывайте и штопайте, — отрезал я. — Потом от столбняка уколете или что там еще нужно сделать. Я не стеклянный, не разобьюсь. А у вас будут большие проблемы, если меня зарегистрируют в лазарете. Директор начнет задавать вопросы, а Суворова и остальные надзиратели из Академии спят и видят, как прижать к ногтю изварских воспитателей. Я вам помочь хочу, неужели не понимаете?

«Старички» зароптали. На лице Антонины явственно читалось сомнение. Она прекрасно понимала, какими последствиями мог для нее обернуться инцидент. Да и лекарю бы точно прилетело за то, что струхнул и не остановил нас.

— Ага. А потом вернешься в свой дворец и начнешь жаловаться мамочке… — шепнул кто-то из ребят.

Я поднял голову на голос, поискал глазами оратора и уставился на него немигающим взглядом.

— Мне было известно, куда я еду и что здесь будет, уважаемый. И раз я не струхнул, будь любезен учитывать, что и дальше бегать к директору и жаловаться не стану. Хотите гладить своих песиков дальше — молчите о том, что здесь случилось. Потому что из-за прибытия одаренных здесь вся администрация наверняка стоит на ушах. Если кто-нибудь из нашей золотой молодежи пострадает, здесь всех мехом внутрь вывернут. Так что нужно молчать. Сейчас быстро все промоем, я пожру от пуза, посплю — и мне полегчает. А про рану придумаем какую-нибудь отговорку про царапину.

— Ты что, есть хочешь? — удивилась светловолосая девчонка с короткой стрижкой. — Тебе же больно…

Я кивком попросил лекаря начинать полевую экзекуцию. Тот огляделся, нашел уголок почище с импровизированным столиком.

— Ваше счастье, что я тоже из одарённых, Оболенский, — он покосился на меня. — Не понадобится искать операционную.

Я удивленно уставился на врача.

— А вы-то что здесь забыли?

— Пенсия у меня на свежем воздухе, — отрезал он и обратился к «старичкам», — Тащите его сюда. Будем ускорять восстановление.

О черт… Я хорошо помнил весь спектр ощущений, когда меня так же штопал лекарь на острове. Незабываемые впечатления. Но сейчас это был единственный выход, если мы хотели сохранить все в тайне.

Я действовал безрассудно, но это безрассудство могло мне здорово помочь обрести вес в колонии. Про нас с Алтаем все равно узнают — ребята обязательно проболтаются своим. Это вызовет интерес к моей персоне, но и уважать начнут. Особенно когда я сдержу слово и стану по-настоящему заботиться о хвостатом.

Да и то, что я решил молчать об инциденте на псарне, тоже может прибавить мне очков популярности. Мне были нужны друзья среди «старичков» и сторонники среди преподавательского состава. И сейчас требовалось показать свою надежность.

Конечно, можно было придумать что-то более безопасное, но времени у меня оставалось немного, и приходилось решать задачи нестандартным образом. Лишь бы все это помогло.

— Сейчас будет жечь, — предупредил лекарь.

— О, поверьте, я знаю.

Я стиснул зубы и зашипел, когда он принялся надо мной колдовать. Пора бы уже привыкнуть к этим ощущениям, потому как, что-то мне подсказывало, что это далеко не последняя подобная процедура.

Краем глаза я заметил, что девчонка с короткой стрижкой выбежала из пристройки. Лишь бы не пошла разносить новости.

Я несколько раз вырубился, пока лекарь надо мной колдовал. И всякий раз Антонина начинала паниковать. Приходилось уже вдвоём ее успокаивать. Остальные ребята наблюдали за процессом с интересом: когда еще такое увидишь.

— Вроде же наркоз положен, нет? — Спросил низкорослый паренек в желтой куртке.

— Вам положен, а Оболенский у нас особенный, — проворчал лекарь. — Конституция и дар воина позволяют ему выдерживать большие нагрузки, в том числе и боль. Вас бы от такого разорвало, Игорь, так что лучше не пробуйте.

— Никакого желания, — этот Игорь с опаской на меня покосился, когда на моем лбу снова проступила испарина. — Подумать только, такие жертвы — и все ради нас, плебеев…

— Я вас так не называл, — прохрипел я. — Мне главное, чтобы человек был хороший. А есть у него сила или титул или нет, дело десятое.

Наконец, лекарь закончил экзекуцию. На месте разорванных тканей красовался алый рубец. Болючий до ужаса, но хотя бы мясо не торчало.

— Извините, косметические изыски — это не ко мне, — сказал врач, накладывая защитную повязку. — Я больше по традиционной медицине.

— Мне и так отлично, — устало улыбнулся я. — Большое спасибо. А теперь надо поесть…

Меня вырубало от усталости и голода, но сперва нужно было добыть еды. Не поем как следует перед сном — и процесс восстановления замедлится. И сейчас я был готов жрать даже из собачьей миски.

Доктор принялся складывать вещи в чемоданчик, а я неуклюже поднялся. Так, равновесие держим — уже хорошо. Осталось пройти пару сотен метров до корпуса…

Девчонка с короткой стрижкой появилась в дверном проходе. В руках она тащила сверток из шуршащей бумаги.

— Ты вроде есть хотел? — она протянула мне сверток. — Я сбегала тут. На кухне сегодня Яшка дежурит, набрал немного…

Я уставился на девчонку почти что влюбленными глазами.

— Как твое имя, богиня?

Позади меня кто-то захихикал, а девчонка пригрозила весельчакам кулаком.

— Лена я, Юшкина.

— Если поесть, то лучше на улице, — предупредила Антонина Дмитриевна. — Собаки почуют еду и заволнуются. А до кормежки еще далеко.

Я кивнул.

— Хорошо.

— На минутку, Оболенский, — главная по псарне жестом велела остальным выйти вон. Те послушались и оставили нас наедине.