Три мирных года (СИ) - Козырев Виктор Алексеевич - Страница 23

— Ты тогда на комсомольском собрании, очень интересно рассказал, про негров, — вставила Нина, в мои воспоминания, свою фразу.

— А это… — я мысленно вздохнул, вспомнив, что за подобное выступление получил втык от Темиргалиева. — Могу рассказать да. Что-то такое. У меня много чего случалось.

Только не на Кадмии и ей рассказывать я не имею право, ибо для однокурсников меня не было на Ирсеилоуре, а на Тангорихксе я был в другой точке.

— Тогда позже поговорим, — подмигнула мне Нина и скрылась за дверью.

Я пошёл наверх, ухмыляясь про себя. Надо же, как ко мне девчонки липнуть стали, после службы в армии. В школе они меня не замечали или я их. Что же, мелочь, а приятно.

Наверху меня ждал слегка взвинченный Коля Рейман, который хотел мне что-то объяснить, про отца, чтобы я не принимал близко к сердцу его пацифистские заходы.

— Понимаешь, после того как на Ярве, во время второй операции погибла наша мама, которая была там в составе учёный делегации, отец сам не свой…

— Коля, я всё отлично понимаю, не нервничай, — усмехнулся я. — Сам после одной операции, пожалел, что пошёл добровольцем, так сильно захотел из армии сбежать…

— После того как ты прошёл джунгли Кадмии, потеряв почти всю команду, и чуть не застрял навсегда в пирамиде, — сверкнул очками Николай Рейман.

— Не, это другой Кирьянов был…

— Сказки Ирине рассказывай, она у нас красивая, а я умный, — хмыкнул студент. — Ну и её подружке. Та тоже уши развешивает, весьма охотно. Не хочешь это афишировать, понимаю.

— Ты неправильно понял, — попытался объяснить я.

— Да не всё правильно, — он прошёлся по гостиной и приблизился ко мне. — Я в курсе, что никто не знает, где заканчивается Елизавета Семёновна Голобко и начинается военная разведка. Отец намекал и не раз. Только я понял, а сестра нет. И раз ты после разговора с профессором, начал как-то странно исчезать посреди города, а потом резко поменял планы на каникулы — вывод очевиден.

Я молчал, мысленно проклиная Темиргалиева, который мог мне не передавать послания через Лизу, а просто позвонить в общагу и попросить прийти в назначенное место и время.

— Не надо меня убивать, за то, что я слишком много знаю, я никому не скажу, — улыбнулся Коля.

— Это меня надо будет убить, — чуть не сплюнул я с досады. — Ладно, Коль, послушай давай, правда, ты о своих подозрениях будешь молчать, ага? Здесь такие дела творятся…

— Да я уже понял, — без улыбки ответил он. — Только Ирину не втягивай?

— Договорились. И вообще, мне кажется, что мы с ней скоро расстанемся.

— Не кажется, — хмыкнул Рейман.

После этого разговора я ненадолго погрузился в учёбу, забыв о просьбе Марселя. Ещё бы! По моему самолюбию был нанесён такой урон, что просто руки опустились. Я тогда ещё не знал, что в том, чтобы быть вычисленным блестящим аналитиком Николаем Евгеньевичем Рейманом, человеком ныне одновременно и очень известным и совсем неизвестным широким массам, нет ничего позорного, поэтому и переживал.

Дни шли своим чередом: лекции, семинары, посиделки с друзьями как в общаге, так и в городе. Мы с огромным интересом исследовали новые кварталы, которые строители, с помощью инопланетных материалов и технологий возводили бешеными темпами, но всё равно жилья пока не хватало прибывающим с Земли поселенцам.

Полигон после войны планировался как центр советского дальнего космоса, с производством, ресурсами и внутренней торговлей. Иногда удавалось найти — совершенно случайно или новую кафешку или магазин. Благо наступила весна и по городу стало гулять просто приятно.

Я, правда, в эти дни совершил ещё один поступок, за который мне до сих пор стыдно. Как-то раз после лекции, я остался наедине с Олегом Лощининым, комсоргом группы. Он задержался, собирая какие-то материалы, не имевшие отношения к учёбе.

— Есть разговор, — бросил я ему, не глядя в глаза.

Лощинин нахмурился, а я без перехода, толкнул его, взял за грудки и приподняв, прижал к стене.

— Теперь послушай меня, утырок. Если я ещё раз, узнаю, что ты настучал на кого-то из своих товарищей, то я тебя отделаю, как бог черепаху. И ты пожалеешь вообще, что на свет родился. Ты меня понял?

Олег молчал, пытаясь как-то вырваться из моих рук. Но не с его комплекцией, против меня дёргаться. Для осознания я приложил его пару раз об стенку. Он лишь злобно зыркнул на меня. Тогда я отпустил его и быстро нанёс удар в солнечное сплетение. Он согнулся и стал задыхаться.

— Я не слышу, — бросил я.

Лощинин упал на пол, и лишь тогда, тяжело дыша произнёс.

— Понял. Всё понял.

Я склонился над ним. Взял за загривок и, приподняв его голову, посмотрел в глаза.

— Вот и чудесно. И ещё. Готовь получше доклады о международном положении. А то во-первых, они у тебя скучные, а во-вторых, не соответствуют действительности. Это я тебе, как старший партийный товарищ советую.

И оставив впавшего в прострацию комсорга, я вышел из аудитории, направившись прямиком на улицу, чтобы перекурить. Всё-таки надо было с ним как-то по-другому тогда поговорить, но я был в те времена слишком горяч и неоправданно резок.

Но многие утверждают, что я и сейчас такой же. Врут небось.

Глава 6. Охота на охотника (окончание)

Февраль — март 2004 года

Выйдя из учебного корпуса, я закурил и подумал, что Лощинин хоть и гнида, но вот точно не шпион. Будь он завербован Альянсом, то вряд ли бы так палился с доносами на однокурсников. Скорее всего, это кто-то другой… Стоит проверить Хацкевича, но как?

Самое обидное, что к расследованию я не мог привлечь Довнарович с Черепановым. Насчёт них Марсель мне строго приказал не втягивать.

— У них свой участок работы есть, ты пока им не мешай, — пояснил он.

Мне очень захотелось узнать, что именно им поручили, но Темиргалиев лишь покачал головой и посоветовал заниматься своим заданием.

Я ломал голову над этим несколько дней, так и ничего не придумав, а решил просто понаблюдать. Вадим Антонович Хацкевич, родившийся в Могилёве, казался стереотипным физруком, который любил самбо и гонял студентов до седьмого пота.

— Сейчас тяжело, в армии легче будет! — кричал он неслужившим студентам, которые чуть ли не падали от его нагрузок.

Я был не один, кто оказался в Физтехе после армии. Примерно с полкурса отслужило кто где. Поэтому нам, недавним солдатам, все его тренировки казались лёгкой разминкой, так что мы не парились и могли даже закурить сигарету во время бега. Исключительно шутки ради ибо от таких выходок Хацкевич приходил в ярость и увеличивал нагрузку и это воспринималось нами со здоровым, молодецким смехом. Вот и в тот день, когда он увидел, что я, после того как оторвался от остальной группы во время бега, часть круга в спортзале прошёл на руках, буквально вызверился на меня.

— Космодесант, значит, опять выделывается, — рыкнул он. — Раз вами затыкали каждую дыру, лучшими себя считаете?!

Я раскланялся. Хацкевич, по слухам, служил в спецназе, и как все спецназовцы, считал нас выпендрёжниками.

— Ну тогда, давай, пошёл на маты! Продержишься, значит, против меня пять минут, получишь зачёт автоматом.

Ох и правда довыпендривался. У нас была хорошая подготовка, но самбист, да ещё и кмс… А не будь войны наверняка и мастером бы стал. Впрочем, сначала стоит попробовать. Всё-таки чему-то меня в спецназе ГРУ научили, хотя, разумеется, упор делался на огневую подготовку, а не на рукопашную.

Весь бой занял три минуты. Сначала я неплохо держался, и вот мне стоило и дальше сесть в глухую оборону, чтобы выдержать пять минут. Но мне показалось, что Хацкевич слегка раскрылся справа и я провёл серию ударов, которые окончились тем, что меня бросили на маты, заломили руку, и ещё коленкой сверху придавили.

— Космодесант, значит, неплохо готовят для огневого контакта, — вещал Хацкевич, помогая мне подняться. — Но вот в рукопашной их даже имперская проститутка отпинает.