Революция (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 53

Через несколько секунд перед глазом стало разгораться ослепительно-яркое пятно. Роговица ощутила нестерпимый жар, завоняло паленым.

Он зажмурился, ожидая, пока огненные блики не исчезнут в пострадавшем яблоке. Потом осторожно глаз открыл и – о, чудо! – впервые за неделю с лишним увидал дневной свет. Рассмотрел немного, потому что «окно в мир» оказалось чрезвычайно небольшим – дырочка с булавочную головку.

– Не напрягайся, Федя, – поспешил Друг. – Смотреть тут не на что. Комната, практически лишенная обстановки. Окно, забранное решеткой. Самое главное – в Зале Баронов.

Вскоре лязгнул замок. Вошедший, не говоря ни единого слова, снял и унес амулет.

– Черте что происходит, – удивился Друг. – Охранник удаляется, но я все равно чувствую амулет.

– Я тоже – поделился Федор. – Проследи, куда его унесли, будь добр.

Ощущение присутствия Друга исчезло, а вот амулета – сохранилось. Черпая его возможности, Федор пропалил дыру и напротив второго глаза.

Вывернулся и посмотрел: цепь длиной менее полуметра прихвачена к кольцу, вмурованному в стену. Если начать оперировать даром, в замке это учуют. Ну, и пусть. А что ему сделают, приговоренному к смерти? Вырвут глаза? Если амулет настолько силен, вырастим себе новые!

Металл на кольце покраснел, побелел, потом разлетелся брызгами, и цепь отскочила от стены. В комнате завоняло сожженным металлом. Так пахнет горелая стружка в цеху металлообработки.

Федор дотянулся пальцем до колечка, соединяющего браслеты. Видеть его не мог, но для ощущения концентрации достаточно.

Глубоко вдохнул воздух. Мысленно представил могучий поток невидимой магмы, льющийся к нему из-под Зала Баронов через амулет. Сжал ее в микроскопический шарик, раскаленный до немыслимой температуры. Термическая магия контролировалась теперь отдельно от кинетической. Шарик унесся к соединению наручников.

Вонь горелого металла сменилась отвратительным запахом горелой кожи. Сорвав маску, Федор едва не взвыл: комнатный свет спорил по яркости с электросваркой. Глаза-то привыкли к тьме. Сквозь слезы посмотрел на свои руки, они жутко саднили. Браслеты разъединились, навесной замок, соединявший их с цепью, грохнулся на пол.

Под металлическими кольцами кожа вздулась волдырями от ожогов.

Вернувшийся Друг сходу посоветовал:

– Лучше бы ножовкой! Только где ее возьмешь? Слетаю – посмотрю, что уроды химичат с амулетом. Занимайся мазохизмом в одиночестве. И руки подлечи – мне тоже больно.

Федор шагнул к окну. Величественный и довольно красивый замок виден словно на ладони. Расстояние до него – меньше сотни шагов. Федора разместили в соседнем с ним здании. Почему не в замке? Видимо, чего-то опасались. Выверты тевтонского сознания не понять.

Федор приказал себе отвлечься от ненужных мыслей. Сейчас или чуть позже придут тюремщики. Одного или двух можно сразу замочить. Сила у него немереная, концентрация снайперская. Сплющить голову или сжечь мозги – на ваш выбор, герры маги. Как говорит Друг, огласите список. Ну, а дальше будет действовать по обстоятельствам. Убьют? Пусть. Жизнь продаст задорого. Ну, а кайзер обломается. Как бы не спешил, не успеет заграбастать амулет, пока в нем плещется магия Зеркального Щита. До Берлина далеко…

Федор проверил содержимое карманов. Изумился: у него забрали только револьвер. Французский паспорт – даже тот на месте. А также пачка франков, кайзермарок. Решили снять их с трупа? Ну что ж, попробуйте.

Он еще раз сконцентрировался – на заоконной решетке. Работал деловито, испаряя металл у основания прутьев. Но аккуратно, чтоб не вывалилась, раньше времени.

Возвратился Друг.

– Насколько понял из того, что немцы говорили, – торопливо сообщил, – ты инициировал амулет за считанные часы. Маги в охренении! Сейчас амулет немного подкачают и вернут сюда. Кайзеру об этом сообщили. Он прилетит на аэроплане. Вот что, Федя! Бросай колупать решетку, не разменивайся на херню. Если не придумаем что-то экстраординарное, мы пропали.

Вместо участия в мозговом штурме он вновь унесся к замку.

За неделю, прошедшую после догадки, что Федор в беде, Юлия Сергеевна извела себя и де Пре. Маркиз отвечал: мюнхенские агенты ничего выяснили о местонахождении Клауса Вольфа, что само по себе странно и тревожно.

Потом директор Сюрте получил доклад про бой у банка и не счел нужным скрывать его от «мадемуазель Жюли». Разрываемая на части беспокойством, Юлия заплакала: смерть едва знакомого гамбургского парня стала последней каплей в переполнившейся чаше горя. Нервы не выдержали и лопнули, только вместо звона разорванной струны раздались всхлипы. Она представила маму Юргена, сестер, вспомнила наивную детскую песенку о елочке… Это ужасно! Война забрала у девочек отца, у жены – мужа, и неизвестно, вернется ли он целый или без ног и рук… Революция, в свою очередь, отобрала сына и брата. Тот бой завершился для Федора благополучно, ну, а дальше? Повстанцы стали выдавливать пруссаков из Мюнхена, и следы любимого потерялись.

Вышел на связь Троцкий – разыскал ее напрямую, без Федора, от которого тоже не имел вестей. Он с восторгом сообщил: революция в Бавариипобедила, страна фактически отделилась от Рейха, но впереди – Пруссия. Нужно еще много оружия: винтовки, гранаты, пулеметы, бомбометы, мины к бомбометам, патроны, и всего – как можно больше!

Юлия пообещала, но не торопилась выполнять. Буквально на следующей день газеты пестрели заголовками о том, что правительство новопровозглашенной Баварской республики подписала перемирие с представителями кайзера. Мир пришел и в Австрию, вынужденно признавшую независимость мадьяр. Теперь, когда Рейх ослаблен, германцы просто обязаны пойти на мир с французами – даже ценой отказа от Бельгии, и тогда в Европе закончатся все войны. Матери не будут получать известия, что их Юрген, Ганс, Фриц, а также любой парень с французским, венгерским, польским или русским именем пал «смертью героя» неведомо где и непонятно за что.

Естественно, она не сказала де Пре о просьбе Троцкого. Директор бы настоял оплатить очередную партию смертоносных игрушек, ослабляющих Германию. Это выгодно Парижу и, пока война не кончилась, восставших будут поощрять. На фронте шаткое равновесие, если боши сгниют от революционной заразы, доблестная французская армия перейдет в наступление и возьмет Берлин!

Шагая по немецким трупам и устилая трупами своих солдат дорогу к германской столице.

Следующий день Юлия Сергеевна провела в колебаниях и чтении газет. Инструкция Федора относительно запросов коммунистов об оружии гласила категорически: удовлетворять все их требования на общую сумму до двух миллионов франков. Незамедлительно.

А она по-прежнему не торопилась.

Сомнения ее происходили из того, что Федор рассказал о Троцком и его сподвижниках. Мерзкие, бессовестные, отвратительные люди. Их стоило использовать для диверсии внутри вражеской державы, а потом держаться как можно дальше.

Понимает ли директор Сюрте, что сейчас нет ни малейшей гарантии, что винтовки и пулеметы уедут в Пруссию? Очень вероятно, что с подачи коммунистов начнут стрелять в Мюнхене – Троцкий и его команда свергнут новую власть. Но враждебна ли сейчас Франции Баварская республика?

Юлия читала выступления депутатов бундеспарламента Баварии: левые фракции высказались за прекращение вооруженной борьбы. Непомерные требования Берлина – налоги и рекрутирование новобранцев на войну – объединили население германской страны против кайзеровской власти. Буржуазия же обещала улучшить условия труда, повышать зарплаты, профсоюзные лидеры гордились достижением договоренностей с работодателями. Люди, уставшие от войны, надеялись на нормальную жизнь.

Коммунисты остались в меньшинстве и яростно вопили: революция не должна останавливаться на буржуазно-демократическом этапе! Власть по-прежнему принадлежит представителям эксплуататорских классов! Только свержение власти фабрикантов, банкиров и помещиков, экспроприация их имущества и установление диктатуры пролетариата дадут истинную свободу рабочему классу!