Пятая жена миллионера (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 22

Не то чтобы меня тревожило увольнение. Конечно, я люблю свою работу, люблю персонал и начальство Столовки, мне нравится зарабатывать деньги своим трудом, пусть не всегда лёгким и приятным. Но мой муж прав: передо мной открылись неограниченные возможности! Когда у человека есть деньги и время, можно столько сделать, что аж дух захватывает. Проблема только в том, что его захватывает, а в голове пустота.

Зря я обвиняла Прасковью в отсутствии хобби. У меня самой их практически не было. Ну, собирала в детстве какие-то мелочи вроде этикеток и наклеек, а потом… Ну, читала. Ну, пописывала что-то себе под подушкой в тайне от других. И всё. Ни рукоделия, ни коллекции, ни спорт меня не привлекали. Учиться мне тоже не очень хотелось. Зачем терять столько лет на лекции, если можно уже работать и жить взрослой жизнью, не завися ни от кого?

Но, быть может, стоит признаться себе: мне хочется соответствовать Андрею. Он умный, разносторонне образованный, к нему наверняка приходят такие же умные люди, и я хочу смочь поддержать беседу, если возникнет необходимость. Поэтому надо действительно учиться. Выбрать факультет и стать студенткой…

— Мы вас ждём, ждём… — капризно протянула Василиса, потягивая сок через соломинку.

— Я думал, вы вообще нас бросили и свалили, — буркнул мой бедный Димас.

Андрей отодвинул стулья от столика для меня и Прасковьи, заметил:

— Мы бы не сделали этого. Правда, Полина?

— Конечно, нет! — подтвердила я. — Не знаю, как вы, а мне очень хочется есть!

— Тут одни бутерброды, — скривилась Василиса.

— Зато они вкусные, — возразил Димка. — Я съел три!

— Три я не съем, но два — точно! — кровожадно пообещала я. Андрей усмехнулся и сказал:

— Хорошо, два бутерброда, Прасковья, тебе сколько?

— Нисколько, я хочу конфет и сока.

— Дочь, нельзя обедать конфетами, — строго возразил Андрей. Девочка нахмурилась:

— Папа, ты прямо, как Козочка!

— И не Козочка, а Алиса.

— Козочка!

— Хуёзочка, — пробормотали мы с Димой синхронно. Василиса услышала и прыснула в соломинку, вспенив сок. Андрей приложил ладонь ко лбу и сообщил:

— Вы невыносимы.

И отправился покупать бутерброды.

Я наклонилась к брату и спросила шёпотом:

— Всё в порядке?

— Норм, — так же тихо ответил он. — Девочка прикольная, зоопарк не изменился, а ты мне сорвала план секса.

Я пихнула его в бок и предложила уже громче:

— Может, поживёшь на вилле до конца увольнительной?

— Тебе там мало народа? — фыркнул Димас. — Ещё и меня надо под боком держать?

— Я хотела с тобой пообщаться.

— Не-е, я лучше на квартире поживу, — он мотнул головой. — А захочешь пообщаться — приезжай.

— Ты чего?!

— Мне в казарме обрыдло жить в тесной компании, а у тебя там, конечно, красиво, но перенаселено.

Я обиделась на брата. Хотя и понимала, что он прав, чертовски прав, но всё-таки! Ради любимой и единственной сестрички можно засунуть своё ценное мнение в зад и пойти навстречу! Нет, он будет жить на квартире, потому что можно туда безнаказанно водить девиц!

Сбоку застрекотала вспышка, щелчки затвора показались мне автоматной очередью. Не сообразив сразу, я удивилась, почему Прасковья уронила голову на руки, а Василиса ловко прикрылась разложенной салфеткой. Андрей, вернувшийся с бутербродами, рявкнул:

— Поесть дай людям!

Обернувшись, я увидела фотографа с большим объективом в руках. Вспышки ослепили, и я заслонилась от них ладонью. Андрей загородил меня собой, сунул бутерброды и сказал тихо:

— Не обращай внимания, пусть снимает.

— Но я не хочу, чтобы меня снимали! — запоздало возмутилась.

— Работа у него такая, — вздохнул муж. — Папарацци чёртовы…

— Они же знаменитостей фоткают!

— В каком-то роде я тоже знаменитость, Полишка, — рассмеялся Андрей. — Ешь, он сам уберётся.

Я положила бутерброд на стол. Очарование воскресного дня сгинуло без следа. Вот только папарацци мне и не хватало для полного счастья! Отвернувшись от объектива, я нахохлилась, как больной попугай, не глядя ни на кого. Разве можно вот так беззастенчиво вторгаться в личную жизнь людей? Разве можно снимать их исподтишка, с открытым ртом или с бутербродом в руке? Это наглость и гадость!

— Щас я ему рожу начищу! — угрожающим тоном сказал Димка и начал было вставать, но Андрей шагнул к нему и положил руку на плечо:

— Дмитрий, не стоит делать этого.

— Это почему это?

Голос брата был вызывающим, но Андрей ответил спокойно:

— Если ты его ударишь, он подаст в суд, пострадаешь ты, а заодно я и твоя сестра. В конце концов, ничего страшного в том, что наши фотографии попадут в какой-нибудь пипл-журнал, нет. Рано или поздно они всё равно туда попадут.

Он сел, глянув на меня, улыбнулся:

— И лучше, если это будут фотографии семейного обеда в кафе зоопарка.

Я взялась за его руку. Тёплые пальцы обняли мою ладонь, погладили, и стало легче. Раз Андрей так говорит, значит, так и надо. Мы вместе, это главное, а всё остальное — ерунда.

Домой мы вернулись вчетвером. Димас упрямо остался в городе. Я упрямо на него обижалась. Это было иррационально, потому что умом я его прекрасно понимала, но сердце было ранено. Единственный, кроме Андрея, близкий мне человек, которого я не видела столько времени…

Когда за машиной закрылись ворота виллы «Сказка», Прасковья выскочила наружу и запрыгала возле водительской двери:

— Папа, папа, пошли быстрее опекать жирафа!

— Иду, иду, — проворчал Андрей, выбираясь из машины. — Вот же нетерпеливая!

— Я хочу, чтобы он был мой!

— Он не будет твой, — фыркнула я, выходя. — Но табличку с твоим именем повесят на клетке.

— О йе-ес! — восторженно протянула девчонка. — Папа! Пошли!

Они с Андреем резво пошли к дому, а ко мне обратилась Василиса. От неожиданности я даже икнула. Старшая дочь моего мужа сладенько пропела:

— Твой брат, оказывается, такой круто-ой!

— Чего-о?

— Такой взро-ослый… В армии служит!

Я покосилась на Василису — может, шутит? Нет, она аж глазки закатила от томления. Ну ни фига себе Димас её очаровал! Надо ему по башке надавать!

— Василиса, ему девятнадцать, а тебе сколько?

— Какая разница! — она встала в позу. — Любовь не покорна возрасту!

— Зато УК РФ очень даже покорно. Это вообще-то подсудное дело.

— Ой всё! У меня уже ЭТО было!

Я почувствовала, как она начинает меня подбешивать. Зачем мне эта весьма ценная информация? Сказала едко:

— То есть, если ты уже не девственница, то внезапно тебе уже восемнадцать лет?

— Возраст согласия, между прочим, шестнадцать, — фыркнула она.

— Да, дорогая, когда ты встречаешься с одноклассником! А когда с девятнадцатилетним парнем — для него это обвинение, суд и тюрьма. Ты понимаешь меня, Василиса?

Глянула ей в глаза, чтобы увидеть: она меня услышала или продолжает упрямиться. Похоже, не услышала, потому что сдвинула бровки, стиснула губки и вся такая обиженка пошла к дому. Пожав плечами, я повесила сумочку на плечо и обернулась на деликатное покашливание. Сзади стоял тот самый мужчина, папа Стёпки, и ждал, пока я уберусь от машины.

— Добрый день, — вежливо сказала я. — Вы хотите отогнать авто?

— Если вы уже с ним закончили, — неловко ответил мужчина. Я присмотрелась. У него тоже был бэйджик, которого я не заметила в первый раз. Зовут Анатолий. Надо начинать быть настоящей хозяйкой.

— Спасибо, Анатолий, — кивнула я. — Можете забирать.

Захлопнув дверцу, вспомнила:

— А где Стёпка? Я сегодня его не видела.

— Та шляется где-то по территории, — неохотно бросил Анатолий. — А шо, вчера он вам докучал? Не волнуйтесь, я его вздрючу!

— Господи, помилуй! — изумилась я. — За что? Не докучал он мне! Наоборот, показал озеро, от Филимона спас! У вас очень хороший мальчик, не надо его наказывать из-за меня!

Анатолий подозрительно посмотрел на меня, словно не поверил своим ушам. Но теперь, в свете Козочки и свекровушки, я уже знала, почему все меня опасаются. Надо как-то дать понять персоналу, что я милая, добрая и совсем не злобная какашка… Потому я сказала Анатолию с улыбкой: