Золото: деньги прошлого и будущего - Нейтан Льюис - Страница 51

Великолепное описание паники 1907 года приводится в книге Эдвина Лефевра «Воспоминания биржевого брокера», впервые опубликованной в 1923 году. Повествование ведется от имени Ларри Ливингстона. Ставшая классикой книга является беллетризованной биографией Джесси Ливермора, одного из величайших спекулянтов своего времени, и поэтому при всей увлекательности повествования в ней немало важных подробностей (что нечасто встречается в творениях подобного жанра):

«Помните, наверно, что деньги обычно брали в долг в зале [Нью-Йоркской фондовой] биржи, вокруг Денежной стойки. Брокеры, от которых банки потребовали вернуть выданные до востребования займы, обычно имеют представление, сколько им снова придется занять. Банки, конечно, знают, сколько у них свободных денег, и те, у которых есть деньги под кредиты, отсылают их на биржу. Этими банковскими деньгами заправляли несколько брокеров, главным занятием которых было предоставление срочных ссуд. Около полудня они вывешивали процентные ставки, по которым в тот день можно было продлить ссуды. Обычно это был справедливый средний процент по займам, выданным на тот момент. Как правило, предложения и запросы цен сообщались в открытую, и каждый мог знать, что происходит. Между двенадцатью и двумя часами дня сделок на деньги обычно почти не проводили, но после момента доставки — он приходился на 2:15 — брокеры уже точно знали, какова у них в тот день ситуация с деньгами, и могли отправиться к Денежной стойке, чтобы либо выдать свободные деньги в кредит, либо занять необходимые суммы. Все это также делалось в открытую.

Ну так вот, где-то в начале октября [1907 года] брокер, о котором я рассказываю, приходит ко мне и говорит, что брокеры перестали ходить к Денежной стойке, хотя у них есть деньги для ссуд. Причина в том, что члены нескольких известных биржевых брокерских фирм дежурят у стойки и готовы перехватить любые предложенные деньги. Понятно, что ни один человек, публично предложивший ссудить деньги, не может отказать этим фирмам. Они платежеспособны, и залог у них что надо. Но беда в том, что если эти фирмы получали ссуды до востребования, кредиторы уже не могли вернуть свои деньги. Им просто говорили, что не могут заплатить, и кредитору волей-неволей приходилось продлевать кредит. Так что все биржевые фирмы, у которых были деньги для выдачи кредитов другим фирмам, стали посылать своих людей не к Денежному посту, а в обход по залу, и те шепотом спрашивали приятелей: «Хочешь сотню?», что означало: «Хочешь взять взаймы сто тысяч долларов?» Денежные брокеры, которые действовали от имени банков, принялись делать так же, и на Денежную стойку стало страшно смотреть. Представляете?

А еще он рассказал мне, что в те октябрьские дни на фондовой бирже действовал обычай: заемщики сами назначали процентную ставку Понимаете, ставка тогда колебалась от 100 до 150 % годовых, и я думаю, что, давая заемщику самому выбирать ставку, кредитор неким странным образом не чувствовал себя таким уж ростовщиком. Но можете мне поверить, получал он не меньше других. Само собой, заемщик и помыслить не мог о том, чтобы не платить этот высокий процент. Он вел честную игру и платил столько же, сколько и другие. Ему нужны были деньги, и он был счастлив их получить.

Дела шли все хуже и хуже. Наконец настал День страшного суда для быков, для оптимистов и пустых мечтателей и для этих бесчисленных орд, которые так боялись боли малых потерь в начале кризиса, а теперь им предстояла полная ампутация, и без анестезии. Этот день — 24 октября 1907 года — я никогда не забуду

Уже в начале дня люди из денежной кучки сообщили, что заемщикам придется платить за ссуды столько, сколько запросят кредиторы. На всех денег не хватит. В тот день желающих занять или ссудить деньги было гораздо больше обычного. Когда после полудня наступило время поставки, у Денежной стойки столпилось около сотни брокеров: каждый надеялся занять деньги, в которых так нуждалась его фирма. Если денег не будет, им придется распродать те акции, которые они внесли в качестве маржи, причем продать по любой цене, которую им предложат на рынке, где покупатели встречались так же редко, как деньги — а в тот момент не было ни доллара.

Партнер моего приятеля, также как и я, играл на понижение. Следовательно, у фирмы не было нужды в заемных средствах, но мой приятель — брокер, о котором я уже рассказывал, — насмотревшись на осунувшиеся лица брокеров у Денежной стойки, зашел ко мне. Он знал, что я набрал коротких позиций по всему рынку

Он сказал:

— Боже мой, Ларри! Я не знаю, что будет дальше. Никогда не видел ничего похожего. Так не может продолжаться. Что-то должно произойти. Все выглядит так, как будто все уже разорены. Акции продать невозможно, и денег вообще ни у кого нет.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Он ответил мне вот что:

— Ты когда-нибудь слышал о школьных опытах, когда мышь сажают под стеклянный колпак и начинают выкачивать оттуда воздух? Сквозь стекло видно, как несчастная мышь дышит все быстрее и быстрее, а бока у нее вздымаются, как кузнечные мехи, пытаясь поймать кислород, которого под колпаком становится все меньше и меньше. А ты наблюдаешь, как она задыхается, как у нее глаза почти вылезают из орбит, как она хватает ртом воздух и умирает. Вот о чем я думал, глядя на толпу брокеров у Денежной стойки! Денег нет нигде, и продать акции нельзя, потому что их некому купить. Если ты меня спросишь, что происходит, я скажу — весь Уоллстрит рухнул, прямо сейчас!

Это заставило меня задуматься. Я видел, что надвигается крах, но не думал, что это будет самая страшная катастрофа в нашей истории. Если все и дальше так пойдет, никому несдобровать.

Наконец стало ясно, что ждать денег у стойки нет никакого смысла. Им просто неоткуда взяться. И тогда начался кромешный ад.

В тот день я узнал, что президент фондовой биржи мистер Р.Г. Томас, зная, что все биржевые фирмы ждет крах, начал искать помощи. Он позвонил Джеймсу Стиллмену, президенту National City Bank, самого богатого банка в США. Банк гордился тем, что никогда не брал больше шести процентов по кредитам.

Стиллмен выслушал то, что сказал ему президент Нью-Йоркской фондовой биржи. Потом он сказал:

— Мистер Томас, нам нужно зайти к мистеру Моргану и все обсудить.

И вот они, в надежде предотвратить самую страшную панику в нашей финансовой истории, отправились в офис компании J. P. Morgan & Со и встретились с мистером Морганом. Мистер Томас описал ситуацию. Едва он успел закончить, мистер Морган сказал:

— Возвращайтесь на биржу и скажите, что деньги для них найдутся.

— Где?

— В банках!

В тот критический момент вера в мистера Моргана была столь велика, что Томас не стал ждать разъяснений и ринулся на биржу, чтобы объявить там приговоренным к смерти товарищам об отсрочке в исполнении приговора.

Еще до половины второго пополудни Дж. П. Морган послал в зал биржи Джона Т. Эттербэри из компании Van Emburgh & Atterbury, которая была известна тесными связями с компанией J.P. Morgan & Со. Как рассказывал мой приятель, старый брокер быстро прошел к Денежной стойке. Он поднял руку, как проповедник на собрании членов секты возрожденцев. К тому времени толпа, которую поначалу немного успокоило заявление президента Томаса, опять занервничала, что планы спасения провалятся и что худшее еще впереди. Но когда они увидели лицо мистера Эттербэри и его воздетую руку, они мгновенно замерли.

Наступила гробовая тишина, и мистер Эттербэри сказал:

— Я уполномочен раздать кредиты на десять миллионов долларов. Спокойствие! Этого хватит на всех!

И он приступил к раздаче. Вместо того чтобы сказать каждому заемщику имя кредитора, он просто записывал имя заемщика, сумму кредита и сообщал:

— Вам скажут, где получать деньги. — Он имел в виду название банка, который позднее должен был предоставить кредит.

Через пару дней после этого я слышал, что мистер Морган просто сообщил перепуганным нью-йоркским банкирам, что они должны дать деньги для биржи.