Отпрыски Императора (антология) (ЛП) - Гаймер Дэвид - Страница 33

На последнем участке подлета за челноком Арнаида наблюдали легионные «Грозовые птицы» с гексаграммными символами Крыла Ворона. Хотя капитан на всех этапах передавал верные коды допуска, его непрерывно держали под прицелом заряженных орудий. Это входило в стандартные процедуры для района истребления ксеносов, однако Арнаид невольно задумался, не связано ли в данном случае такое поведение с пассажиром у него на борту.

Пройдя под тенью входных ворот, они приземлились в главном ангаре «Непобедимого разума», гигантском и гулком. После высадки их встретил почетный караул, состоящий из паладинов в полуночно-темной броне и плащах цвета слоновой кости. Стражники вежливо, но твердо направили гостей к турболифтам и грав-эскалаторам, после чего уже пешком проводили их к месту назначения через множество залов и оружейных.

По дороге капитан изредка косился на Альфария. Ему хотелось думать, что гость впечатлен, ведь ни один звездолет в Империуме и близко не мог соперничать с «Непобедимым разумом» в известности. Он стал первым кораблем класса «Глориана» и последующей службой оправдал стремление Владыки Людей создать нечто поистине колоссальное, могучее и быстрое, чему никогда не нашлось бы равных в Галактике. Долгое время во всех флотах Крестового похода имелся только один такой космолет, однако даже слухов о его появлении хватало, чтобы усмирить зоны боевых действий и ускорить приведение к Согласию. Теперь еще несколько «Глориан» встали в строй других легионов, но флагман отчасти сохранил блеск прежней славы. В любой его сводчатой нише или консольной балке виднелись признаки терпеливой работы строгих мастеров, и гениальность механических творений Марса сплавлялась тут с мрачным величием смертельно опасного Калибана.

Наконец воины добрались до личных покоев примарха. Арнаид уже собирался уходить, когда один из паладинов почетного караула остановил его:

— Он желает видеть и тебя, капитан.

Так офицер попал внутрь. Шагая рядом с Альфарием по длинному нефу, Арнаид приминал сабатонами камышовые циновки, уложенные поверх холодного гранита. Они шли мимо знамен многочисленных рот и батальонов I легиона, которые неподвижно висели в скорбном, озаренном свечами полумраке.

Лев ждал их, сидя на престоле из белого алебастра. С его плеча, будто могучий водопад, ниспадала тяжелая бархатная мантия, отделанная горностаевым мехом. Возле трона размещалась группа гололит-проекторов, и все они работали, схематично отображая полтора десятка текущих пустотных баталий. Примарх молчал, но само его присутствие исподволь давило на бойцов, словно промозглый ночной воздух перед началом грозы.

Впрочем, если бы кто-нибудь подошел ближе, то заметил бы легкое напряжение в ледяном взгляде Льва и небольшую усталость, пригибающую его громадные плечи. Здесь сгинуло слишком много воинов, убитых врагом, который никуда не мог сбежать и дрался со всем отчаянием загнанного в угол зверя. И до конца кампании погибнут еще очень многие, какая бы несравненная тактика ни применялась в оставшихся сражениях. Поэтому он скрупулезно изучал, проверял и исправлял планы каждого развертывания, снова и снова.

Некоторые утверждали, что Эль’Джонсон не заботится о своих бойцах и пожертвует любым их количеством, чтобы обрести стратегическое преимущество. Эта молва, пусть и широко распространенная, совершенно не соответствовала истине. Примарха воспитали в ордене, опиравшемся на вассальную преданность и межличностные связи, поэтому смерть любого воина, поклявшегося ему в верности, ложилась тяжким грузом на суровую душу Льва. То, что он не выдавал своих чувств, порождало среди людей сплетни и нисколько не облегчало его бремени. Эль’Джонсон оставался закрытой книгой, запретные страницы которой покрывали строки, написанные кровью его подчиненных.

— Капитан Арнаид, — сказал он, когда двое легионеров подошли к тронному возвышению. — Меня известили о твоих недавних операциях возле Умбры. Ты прославил свой орден.

— Рад служить, господин примарх, — с поклоном отозвался офицер.

Лев повернулся к Альфарию. Искоса взглянув туда же, капитан с удовольствием отметил, что с лица визитера исчезло самоуверенное выражение. Никто не сохранил бы благодушное чувство собственного превосходства, стоя перед истинным сыном Императора.

— Теперь ты, — произнес Эль’Джонсон, положив громадную руку в латной перчатке на наколенник. — Как мне к тебе отнестись?

Гость склонил голову:

— Как вам будет угодно, мой господин. Я здесь, чтобы ответить на ваши вопросы.

— Ты явился из несуществующего легиона и представился именем, которого нет ни в одном документе. Ты не имеешь ни знаков различия, ни верительных грамот, и все же требуешь, чтобы тебя приняли тут, в сердце моего флота, накануне грядущей битвы.

— Но Двадцатый реален, господин, как вы вполне можете видеть, — возразил Альфарий. — И, простите, я не думаю, что вы узнали о нас только сейчас.

— До меня доходили слухи. В них говорилось об армии фантомов, которые приходят и уходят, не оставляя ниточек, за которые можно ухватиться. Но любому легиону нужен примарх, а у вас его нет. По какому же праву ты так называешь свое боевое соединение?

— Все легионы, даже этот, возникли до появления примархов. Мы — последние, но со временем отыщут и нашего повелителя. Возможно, тогда мы превратимся из фантомов в нечто большее.

— А может, и нет.

— Несомненно лишь то, что выбор сделают за нас.

Арнаид слушал и наблюдал. На первый взгляд Лев и визитер разговаривали в разной манере, но в их речи была и странная, тревожащая схожесть. Оба выражались так, будто прятали под словами скрытые смыслы, не упоминаемые вслух, но истинные.

— Объясни, зачем ты прибыл, — велел Эль’Джонсон.

— Я привел корабль с ротой наших лучших воинов. Сюда летят и другие бойцы, подходящие для действий под вашим началом. Они будут служить вам верно и беспрекословно. Мы проанализировали вашу войну с рангданцами, восхищаясь ею со стороны, поэтому ксеносам нечем нас удивить. Примите наше предложение, и все закончится гораздо быстрее.

— Щедрый дар. От моего отца, не так ли?

— От нас самих. У нас есть определенное… разрешение на такие занятия.

— В нашем Крестовом походе сражается много легионов. Никто не захотел помочь нам, кроме вас. Почему?

— Мы желаем, чтобы Крестовый поход достиг своей цели.

— Как и все мои братья.

— Мы желаем, чтобы рангданцев истребили.

Лев посуровел лицом.

— Разреши немного просветить тебя, фантом, — сказал он. — Некоторые представители моего досточтимого братства отличаются добрым сердцем и радушным нравом. Они люди снисходительные: окажут любезность всякому страннику и выслушают его истории, наслаждаясь беседой с ним, как своими маневрами в бою. Я не таков. Сердце у меня недоброе, а нрав угрюмый. Я видел, как мой легион досуха истек кровью на этой войне, и теперь с утра до ночи пытаюсь сохранить то, что осталось. Мы перебили в системах-склепах так много врагов, что вряд ли когда-нибудь отмоем руки от скверны, поэтому, если тебе дорога твоя шея, начинай говорить правду. Меч у меня на поясе висит не для виду.

У гостя почти неприметно дернулось веко. Его маска безмятежности совсем немного потрескалась по краям. Но сам он не дрогнул и выдержал взор примарха.

— Мой господин, вы должны стать магистром войны, — произнес Альфарий.

Эти два непривычных слова повисли среди теней, откликаясь эхом в серых мрачных чертогах.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Эль’Джонсон.

— Неизбежно придет день, когда найдут последнего — нашего — примарха, и тогда с нынешним притворным равенством будет покончено. Ни один император не командует своими армиями в поле, если у него есть полководцы, и этот не станет. Не разыгрывайте незнание, мой господин: вам наверняка известно, о чем уже давно рассуждают ваши братья.

— Такими речами ты навлекаешь на себя беду, — предупредил Лев.

— Я лишь указываю, что должно произойти, — сказал визитер. — Вы были первым, а ваш легион — самым могучим и многочисленным. Вам следует и дальше держаться выше всех, чтобы стать главным кандидатом на должность, которая появится в свое время. Ее задумывали с расчетом на вас. Это еще может исполниться.