Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ) - Абель Ава - Страница 72

Чарли сильнее сжимает мои пальцы. Кажется, расцепим руки – и кровь хлынет.

– До скорой встречи, Оз, великий и ужасный… Не понимаю, почему тебя так прозвали.

– Созвучно с фамилией, – отвечает он и меняет тему: – Кстати, по поводу Лины. Если она у Алистера, то…

– …я позабочусь о ней, обещаю. Миссис Бейкер не останется в стороне, и мистер Хопкинс тоже. Адрес твоего дяди есть в супер-коробке?

– Да, он живет в Эдинбурге.

– О, там ведь Томми сейчас, он в универ вернулся, чтобы Аманда спокойно обдумала его предложение. А что насчет инспектора Доннавана? Он поможет с твоей сестрой, как думаешь?

– Спроси. Позвони ему после суда, во вторник. – Чарли обнимает меня, целуя в макушку, и я прячу лицо в мягком тепле джемпера. – Ладно, Ри, не грусти. Может, меня в тюрьму Глазго отправят. Буду с Белоснежкой рассуждать о вечном на прогулке. Просвещу его, человеком сделаю.

– Идиот, – бормочу, но не могу сдержать смешок ужаса: чтобы Осборн сидел в той же тюрьме, что и Хант. Верх несправедливости. – Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – эхом отвечает он и усмехается, качая головой. – Черт, «повезло» же тебе со мной, Дороти.

– Да, повезло. Никогда в этом не сомневайся.

__________

[1] Миорелаксант – лекарство, снижающее тонус скелетной мускулатуры с уменьшением двигательной активности вплоть до полного обездвиживания. Диазепам – транквилизатор, который помимо других действий, борется с бессонницей и тревожностью.

Глава 24

POV Чарли

Я всю жизнь ненавидел понедельники. Но сегодняшний – худший из всех. На рассвете с меня снимают датчик и переправляют в Глазго на полицейском вертолете. Суд закрытый, туда не пускают журналистов, но они напирают на дверь, то и дело пытаясь прорваться в зал.

Я изначально знал, каким будет исход. Понял в тот момент, когда увидел Джейсона на полу в кухне. Он не мог мысли допустить, что я буду свободным, и вот – он умер, и я вместе с ним.

Мазохист внутри меня жалеет этого ублюдка. Почему? Может, потому что его когда-то любила моя мать, в нем жила память о ней.

Мне задают вопросы, и я отвечаю честно. Можно было бы надеть маску паиньки и поплакаться, как я скучаю по маме, по сестре, и что отец, несмотря ни на что, был для меня ярким примером успешного человека. Именно он научил меня искусству манипулирования.

Но я не могу плакать. Не получается. Мысленно я сжигаю свой внутренний шкаф с масками. Мой кукловод убит, и я сорвался с петель. Как хочу, так себя и веду. Это только мое дело.

Слушание длится изнуряющих шесть часов с двумя короткими перерывами. Я не пытаюсь себя защитить или оправдать и наблюдаю за происходящим снисходительно, без особого интереса.

…Чем сейчас занята Ри? Какая погода в Калифорнии, где мы могли бы поселиться вместе? Именно эти вопросы меня трогают, остальное – туман, в котором потерялись мои воспоминания о ночи, когда произошло убийство.

Если бы я не боялся за Лину и решился подать в суд на Джейсона в прошлом году, сразу после смерти матери, ничего этого не было бы. Мой нынешний приговор – это плата за страх. Я сам себя наказал, когда проявил слабость.

Гарри, адвокат, выглядит, как побитая собака, и все время утирается платком, сбивая очки на носу. За свой имидж переживает, что ли? Взялся за дело, от которого отказался бы любой уважающий себя специалист, а теперь запоздало нервничает. Забавный.

– Чарли, сколько можно просить, сядь ровно и перестань ухмыляться, – шипит он, и я закрываю лицо ладонью, пряча смешок. Мне не смешно на самом-то деле, просто нервы сдают немного.

В зале сидит инспектор Доннаван, он оживлен и сосредоточен, глаза красные, как у демона, а волосы уложены абы-как, будто ногами расчесывал. Харизматичный он человек, но сегодня и он бессилен.

И вот – час Х. Возвращается судья, чтобы огласить приговор, но я не слышу: глохну от напряжения, в глазах темнеет. В голове играет Мэнсон, и я обнимаю Рианну, ощущая сладко-соленый вкус слез на ее губах.

– …безумие какое-то, – выводит меня из задумчивости шипящий голос Гарри.

– М-м? – я вскидываю брови, рассеивая мысленный рисунок Рианны, который успел набросать.

– Кто ты, парень? Волшебник?!

– В смысле? – я выпрямляю спину и непонимающе вглядываюсь в строгое лицо судьи, который спорит о чем-то с незнакомым человеком в черном костюме. Даже на расстоянии я разбираю привычный жеваный американский акцент.

– Тебя забирают в Штаты, назначат новое слушание. Омбудсмен из Вашингтона и посол США здесь, – сбивчиво поясняет Гарри.

– Это хорошо или плохо?

– В твоем случае это сочное, приперченное чудо, – ударяет он меня по спине, прямо по месту раны, откуда вышла пуля, и я тихо матерюсь. – Кто-то за тебя заступился в самых верхах, раз официальные лица по колено полезли в грязь, рискуя спровоцировать скандал на два континента.

– Без понятия, кто мне помог, – удивленно отвечаю, отбрасывая челку со лба резким взмахом головы – и морщусь от острой боли в висках.

– Этот заступник дал тебе возможность выбраться из дерьма красиво. Хрустящий, свежий, ароматный шанс…

– Он мне надежду дал или хлеба?

– Не обращай внимания, я три дня почти не ел, – жалуется Гарри, а потом говорит: – Вон, смотри, новая особа появилась… Кто это? Знаешь?

Я слежу за его взглядом – и чтоб мне в ад провалиться. Недоверчиво пялюсь на строго одетую девушку с тугим пучком фиолетовых волос на затылке и клянусь, что не брежу: рядом с судьей и американской делегацией как ни в чем не бывало стоит Феррари.

– Это мисс Джонс, моя э-э… подруга, – поясняю и встречаюсь взглядом с девушкой, которую спас когда-то.

И думаю: что происходит вообще?

А потом думаю: охренеть…

Игра в жизнь работает.

В гостиной, у телевизора, собралась толпа – и нет, мы не смотрим спортивный чемпионат. В прямом эфире в новостях целый день комментируют ход закрытого суда по делу Джейсона Осборна.

– О боже мой, да сколько же можно ждать! – восклицает мама, и ей вторит Джоанна. Дядя Эндрю так и не признался, что собирается жениться, но не удержался и заявился в гости с невестой, чтобы позлить моего папу.

Папа каждые пять минут косится в сторону Джоанны. Я бы тоже косилась, будь я мужчиной. Так что не осуждаю.

– Когда ты скажешь Итону о… том? – тихо спрашивает мама, для секретности перебирая мелочевку в своем кошельке.

Я так и не огорошила брата, что родители разводятся, никак не подберу момент. То одно наваливается, то другое…

– Завтра.

– Ри, милая, не тяни. Мы с папой хотим разъехаться.

– Хорошо, скажу сегодня, перед сном, – обещаю и забираю у мамы из рук кошелек, который она порвет скоро в нетерпении.

Кэт сидит на коленях у Джерри на диване. Рядом Аманда обнимает Итона, они жуют соленый попкорн.

Лобстер тоже жует попкорн, и никто этого не замечает.

В общем, «команда Осборна» в полном составе, только Тома не хватает, но он то и дело выходит на связь в мессенджере.

Меня мутит от волнения, и я хожу по комнате туда-сюда. Грызть ногти мне не позволяет Мэнди, и приходится грызть хлебцы и попкорн, чтобы унять нервную дрожь.

Я три раза порывалась сесть на паром до Ардроссана и ехать в Глазго, но домашние баррикодировали все выходы, крича, что я лишь зря потеряю время, а толку не будет.

Сейчас шесть вечера, пора ужинать, но мы питаемся подножным кормом, ибо никому нет дела до режима и традиций, когда решается судьба Чарли – а значит, и моя.

– А-а-а-а!!! – визжит Аманда, тыча в экран.

Я спотыкаюсь на ровном месте, в одном рывке достигая телика, и дыхание перехватывает. Чарли, высокомерный и беспечный, будто ему все ни по чем, уставший настолько, что даже для журналистов маску паиньки поленился достать… он стоит перед зданием суда и жует жвачку – вишневую, наверное. Я реально ощущаю ее аромат. Чарли одет в стильный темно-синий костюм и выглядит, как суперзвезда. Вместо него отвечает пружинистый Гарри, но адвокат не успевает произнести и двух слов, потому что инициативу перехватывает представитель американского посольства. Что там творится, вообще?