Здравствуй, Мир! (СИ) - Француз Михаил "Миха Француз" - Страница 64

Забавное состояние. Правда, достаточно утомительное. Не знаю, что именно, но что-то (по ощущениям) оно точно расходует на своё поддержание. И это что-то, что есть во мне.

Если ориентироваться на те же самые ощущения, то этого «чего-то» во мне ещё достаточно много. Истощение в ближайшие дни не грозит. Более того, оно, это «что-то» ещё и постепенно восполняется… и может быть даже «прокачивается» (по крайней мере это было бы логичным, ведь всё в человеческом организме, что расходуется и восполняется, расходованием и восполнением тренирует и развивает тот орган или ту систему, которая восполнением и выработкой занимается).

Но всё равно — напряжение чувствуется. И оно утомляет. Этакий постоянный пресс.

Граф… Зачем он это сделал? Понятия не имею. Могу лишь строить предположения. Но для оценки достоверности этих предположений у меня тупо не хватает данных по процессу «Инстанс» и всему, что с этим процессом в реальном мире связано. А оно связано. Ведь, будь иначе, Граф не стал бы настаивать на включение в наш договор пункта о присоединении его к моей Группе (также о возможности одностороннего выхода из этой Группы). И не сбежал бы именно тогда, когда мы добрались до «цели». Что-то, чем-то эта «цель» важна для реального мира. Понять бы ещё, чем именно? Однако, для этого недостаточно данных. И спросить пока не у кого, ведь, чтобы сделать это, необходимо, как минимум выйти из моей личной реальности в «многопользовательский» режим.

Кстати говоря, Граф мне так и не объяснил, как это можно сделать. Мысли свои и подозрения по этому поводу у меня, конечно, есть. Но проверять их, считаю, пока что не своевременным. Мне ещё, как минимум, до «цели» дотопать надо. Интересно же, что там такое есть-то! Хоть самому глянуть.

***

Три дня пути прошли быстро. И совершенно непримечательно. Я снова стою перед холмами и рассматриваю карту, держа её перед собой. В этот раз, вроде бы, правильно.

Смотрю: проход, как проход. Ничего особенного. Но ощущение от него, конечно, странные. Чем ближе к нему подхожу, тем сильнее «пресс» на плечи давит. Больше отток того странного «чего-то», которое «Инстанс» поддерживает. Причём, даже не в разы, а на порядок больше расход.

Восстанавливаться оно точно не успевает. И хочется ближе подойти. И страшно. И сбежать хочется… Что будет, когда это «что-то» во мне-таки кончится? Свалюсь от истощения? Вывалюсь в реальный мир? Умру? Какой из вариантов верный?

И опыт-то проводить страшно. И не провести…

Да хрен с ним, со всем! Дурак я или не Дурак? Дурак! А Ванька-дурак просто обязан свой нос сунуть туда, куда нормальный человек постремается даже близко подойти. Так что… ещё немножечко постою тут. В стороночке. Хоть я и Ванька, а всё одно, стрёмно.

Мялся, не решаясь подойти ближе к намеченной «цели», я долго. Никак не меньше получаса. Мялся бы и дольше, но стало нарастать чувство, что моё «что-то» начинает ко дну приближаться. Ещё полчасика постою, так оно это дно уже и покажет. А с чем бы мне ни пришлось столкнуться там, у «цели», лучше делать это не истощённым, а если и не полным до краёв сил, то хотя бы с каким-то этих сил запасом.

Так что, тряхнув головой, я решительно двинулся вперёд.

Шаг, ещё шаг. Ещё… двадцать метров до «цели». Десять. Пять… два… Метр. И вот он последний шаг… сделан.

И ничего. Ничего не произошло. Просто отток непонятного «чего-то» прекратился. Может быть, потому, что утекать уже было нечему? Я чувствовал себя в этом отношении совершенно «пустым». При этом, физически, оставался бодрым и вполне себе дееспособным. Очень странное ощущение.

Хотя, в последнее время, я стал слишком часто повторять это словосочетание по отношению к тому, что испытываю. К чему бы это, а?

***

Проход между холмами иначе называется оврагом. Вот по дну такого оврага я и шёл. И надо сказать, что овраг был достаточно длинный. Никак не меньше пары километров. Радовало только, что он постепенно шёл на повышение, точно так же как до этого понижался. А ещё радовало наличие дороги под ногами. Потому что, уж я-то отлично знаю, какой высоты бурьяном может зарасти дно оврага, если его не выкашивать или не вытаптывать. Там не то, что в рост человека, там в два-три роста будет крапива с репейником и ещё всяческой прелестью типа того же борщевика (не к ночи будь он помянут).

А тут — дорога. Хороший такой просёлок. Утоптанный. Набитый. И постепенно повышается. Хоть и не очень сильно.

Холмы закончились как-то так сразу. Внезапно. Вот они тянутся сплошными пятидесятиметровыми пологими травянистыми стенами справа и слева от меня, а вот они кончились и впреди, справа и слева, сколько хватает глаз — поле. Ещё точнее — сад. Фруктовый сад. Огромный, ухоженный… с жёлтой опадающей листвой.

Блин, красивый, аж дух захватывает!

Яблони. Люблю яблони. Не меньше люблю и груши, и вишни, и сливы, и абрикосы с персиковыми деревьями, как и шелковицу с алычой. Но всё же, первое, что приходит мне в голову при слове сад — яблони.

И здесь были яблони. Много яблонь. Целые ряды-аллеи яблонь… по которым неторопливо и бесцельно бродили скелеты. Обычные голые костяки, скелеты с оружием, скелеты в как-то сохранившихся доспехах, скелеты-маги с характерным для них усиленным свечением их гнилушечных глаз.

И там, где проходил скелет, листья деревьев начинали резко опадать, оставляя ветви голыми и сиротливо мёртвыми…

***

Глава 55

***

Мне не нравится, когда засыхают яблони. Даже, если они не умирают окончательно, а просто «засыпают», словно перед приходом зимы. Ведь нет в этой местности никакой зимы. Её почти на всём континенте не бывает. А яблони… это вообще дерево, к которому у меня совершенно особенное отношение. Я вырос в доме, двор которого, был усажен яблонями.

Тот двор небольшого одноподъездного двухэтажного дома имел форму круга. По краю этого круга проходила асфальтированная дорога, которая как бы отсекала двор от всего остального мира. Отсечение это усиливали гаражи и сараи, которые за этой дорогой располагались, образуя ещё и вполне материальную стену.

И весь этот круг был засажен яблонями. А под ними, на земле — ковёр из фиалок…

С тех пор, фиалки — мои любимые цветы. А яблони… даже не знаю, как описать моё отношение к ним, и ту роль, что они занимают в моей жизни. Сколько я их успел посадить… Сколько спилил собственноручно…

А тут какие-то скелеты. Портят сад моей мечты. Заставляют опадать листья яблонь. Топчут фиалки…

***

Нет. Я не берсерк. И никогда им не был. Самоконтроль и хотя бы относительная логичность мышления у меня не отключается даже в моменты, когда эмоции должны были бы захлестывать с головой. И даже не в ломе дело, который я, само собой, держал в этот момент закинутым на плечо. Нет. Это само по себе особенность моей головы. Я не теряю самоконтроля. Не сказал бы, что это такой уж стопроцентно однозначный плюс для жизни. Иногда бы не помешало и аффектироваться… Но, уж что есть, то есть.

Это не означает, что глупостей я не делаю и ошибок не совершаю. Нет. Но делаю это контролируемо. И потом не могу прикрыться оправданием, что мол, вспылил, эмоции захлестнули, был пьян, себя не контролировал. И вообще: я не я — корова не моя.

Вот и эта нежить. Они, конечно, очень сильно меня расстроили и разозлили. Это несомненно. Но и кидаться на них в яростную самоубийственную атаку с дикими боевыми криками, размахивая ломом над головой, я не стал. Это было бы глупо. И не эффективно. Не принесло бы мне ничего, кроме боли и разочарования.

Но вот холодная решимость избавить это место от каждой противоестественной твари, что его оскверняет своим существованием, загорелась в груди жестоким холодным и непреклонным пламенем. Сколько бы это не заняло у меня времени… День — значит день. Месяц — месяц. Год — год.

Холодная улыбка сама собой появилась на моих губах. Чуть шире она стала, когда на деревьях я увидел ещё и спелые плоды — я никуда не спешу.