Л.Е.С. Пробуждение (СИ) - Хорс Игорь - Страница 3

Лес этот, казалось, расцвечивался всеми цветами радуги — от черно-коричневых стволов спрятанных за лохматыми ветвями елей, до воздушных белоснежных в крапинку берез. В плотной стене угадывались и дубы, и сосны, и клены — все знакомые. Но поразили меня, прежде всего, размеры этих чудо деревьев — они были просто нереально гигантские! Я даже поморгал, чтобы убедиться в реальности этих монстров. Некоторые ветви, нависающие над селением, были метров по двадцать, и плавно покачивались над жавшимися друг к другу игрушечными домиками. Словно опахало у шезлонга. Казавшаяся еще минуту назад гигантской стена частокола выглядела на фоне гротескного Леса, словно декоративный дачный палисадник. Выше всех были сосны, в сознании всплыло только одно сравнение — величественных стометровых секвой. Но чтобы березки и ёлки были под стать им?

— Ты будто первый раз увидел Лес! — хмыкнул бородатый Поликарп.

Я нехотя оторвал взгляд от деревьев, захлопнул раскрытый в удивлении рот.

Два моих спутника стояли передо мной и открыто ухмылялись. Правда, у Митьки это была скорее усмешка удивления и беспокойства.

— Нам надо домой, Никифор Иваныч, — голос его прозвучал тревожно.

— Ну, идите, лечитесь! — сказал Поликарп, хлопнул нас по плечам, развернулся. — А мне надо своими делами заниматься.

Он широко зашагал по улице. Митька крикнул вслед.

— Спасибо, Поликарп!

Повернулся ко мне, когда бородатый скрылся в незаметном проеме между домами.

— Ты дом-то свой найдешь, Никифор Иваныч? Или все еще не помнишь?

— Не помню, — честно ответил я. — И это, Митька, не называй ты меня по отчеству. — Потом подумал немного, продолжил. — И лучше по имени тоже, как-нибудь попроще, ну, например, просто Ник. А?

Митька расширил глаза.

— Да как же, просто Ник? Ты же учитель мой. Это неуважение!

— Ну тебя же Митрофаном не называют!

Митька помолчал, внимательно меня разглядывая.

— Или называют? — уточнил я.

— На собраниях общины обязательно всех полными именами называют, которые богами даны, — будто процитировал Митька.

Я сдался.

— Ну, хорошо. Давай так: когда на людях, то я Никанор…

— Никифор, — поправил Митька.

— Ну да, Никифор! А вот, когда мы вдвоем, то давай просто Ник. Договорились?

Митька, наверное, целую минуту думал. Наконец, вымолвил.

— Ну, хорошо… э, Ник!

Я радостно воскликнул, хлопнул его по плечу.

— Ну, вот и отлично! — повернул его вдоль улочки и сказал. — А теперь веди меня домой! Который тут мой особняк?

— Там! — указал Митька и двинулся вдоль улицы.

Я пошел рядом, буквально пожирая глазами все, что мог. Все было слишком необычно, непривычно.

Как я сразу понял, поселение было небольшим по площади, но очень плотно застроено. То ли это как-то связано с экономическими претензиями, то ли этот чудной и жуткий Лес не давал развернуться. В общем, это для меня было пока не понятно. А заваливать вопросами сейчас и без того обалдевшего Митьку я не стал. Точно решит, что я поехал крышей. А это чревато другими последствиями — запрут меня еще в сарае, как умалишенного. Поэтому надо действовать хитрее: делать вид, что я Никифор, но только головой ударился, а потому потерял память не всю, а только частично.

План был интересный, но все равно очень опасный. Необходимо было не только словами, но и глазами, жестами не выдавать себя.

На краткий миг я даже подумал, что, может, я на самом деле Никифор…

— Ну вот, пришли, — сказал Митька и указал рукой в узкий проход между домами.

Я уставился на проход, разделяющий почти одинаковых два дома. Разница была только в наличниках на окнах. Слева были резные, красиво разрисованные цветами и бабочками, под окном пристроен прямоугольный горшок с пышными цветами, а справа простые, окрашенные в темно-зеленый и изрядно выцветший.

Митька посмотрел по сторонам, подсказал шепотом:

— Твой вот этот, справа.

Я улыбнулся.

— Конечно! Я так и понял! Точнее, я так и помню! Ну не с бабочками же!

Митька тоже неловко заулыбался. Посчитал, видимо, что я так шучу.

— Ну, тогда я пойду? — спросил он, тут же поправился. — Но зайду попозже, хорошо?

— Да, конечно, Митька, иди. Тебе ведь тоже домой надо, покушать там и прочее. За меня не переживай! Мне уже получше, правда!

— Точно? — засомневался Митька.

— Точно! Все я вспомню, будь уверен! Вот и дом свой почти сразу вспомнил! Дай время, заживем лучше прежнего!

— Ага, — промолвил Митька, криво усмехнувшись.

— Иди, — сказал я.

Митька повернулся и пошел дальше по улице. Я стоял, наблюдал за ним, глупо улыбаясь, пока он не скрылся за поворотом. Четыре раза обернулся.

Когда я остался один, меня сковал страх.

В чужом странном мире, в чужом теле стоял я перед чужим странным домом, не решаясь сделать первый шаг. Страшный огромный загадочный лес плотной молчаливой стеной окружал это скромное средневековое поселение.

Вдали послышались чьи-то голоса. Я вздрогнул. Отвел взгляд от Леса. Из-за поворота, метрах в тридцати вышли две тетки: в рубахах до пола, с заплетенными в длинные косы светлыми волосами. Руки оттягивали громоздкие деревянные ведра. Нет, бабу с ведром мне сегодня точно не надо.

Я повернулся к дому, сжал кулаки, резко выдохнул и шагнул в узкий проем словно в кроличью нору.

Глава 2

Глава 2.

Проход был узкий, вдвоем не разойтись. Я шел по твердой вытоптанной тропке в тени смыкающихся крыш. Массивные бревна домов, образовывающие стены прохода, отполированы до блеска, что, по моему разумению, означало одно — строили их давно и основательно, это не бутафория. Я постучал костяшками пальцев по стене — она была словно каменная, настолько твердая.

Хорошее дерево, прочное, массивное. Дуб, что ли?

Через шагов десять за углами домов тропинка расходилась. Слева было резное, раскрашенное крыльцо соседей, а справа — скромное и непритязательное, стало быть, мое. Сразу за домами простиралось поле, которое метров через тридцать-сорок заканчивалось у массивной стены общины — частокола, за которым возвышался сосновый бор. Из леса доносилось птичье многоголосие. Я задрал голову, чтоб поверх деревьев-гигантов посмотреть на небо, аж в шее что-то хрустнуло. Небо, из того, что можно было увидеть, обычное — голубое с редкими тучками, медленно плывущими на ослепительном бирюзовом фоне. Где-то в вышине парила птица. В углу частокола ютилась смотровая башенка с плоской крышей. Вдоль забора были установлены мостки, похожие на строительные леса, по которым можно было, видимо, обойти все поселение по кругу. Справа бросилось в глаза торчащее над домом сооружение, напоминающее ветряную мельницу. Ну да, если есть пшеница, то и мельница должна быть для перемалывания зерен в муку.

Что росло на поле, я не понимал, но что-то вроде пшеницы или ржи. Я не удержался и потрогал спелые набухшие колосья. Пухлые, как бобы. Никаких овощных грядок, картошки, зелени даже чего-то вроде лука или укропа. Просто пара шагов — и ты по грудь в поле зерновых. Странно как-то, а чего они едят, кроме хлеба?

Я повернулся к «своему дому». Пара ступенек крыльца и массивная дверь с деревянной ручкой. Потянул ее на себя — тяжелая дверь отворилась с тихим поскрипыванием. Я обернулся на соседнюю дверь — вдруг услышат, выйдут здороваться, а я еще не готов знакомиться с новыми-старыми соседями. Впереди открылся мрачный тамбур с двумя дверями — прямо и направо. Ну, направо, это в дом, понятно. А это что за дверь? Кладовка или туалет, наверное. Я торопливо шагнул в тамбур, осторожно прикрыл за собой входную дверь. И оказался в полной темноте. Лишь над дверью тускло светилось маленькое окошечко, мутно затянутое какой-то пленкой. Зачем-то постучал в косяк двери, дернул ручку и, опасливо озираясь, шагнул в дом.

— Эй! Есть кто-нибудь? — спросил я в пустоту «своего» дома.

Наверное, очень бы удивился, если бы кто-то мне ответил.