Род Корневых будет жить! (СИ) - Кун Антон - Страница 10

— Простите, молодой господин! Мо Сянь виноват. Накажите его!

Больше я из него не вытянул ни слова. Вот ведь хитрая китайская жопа!

Возможно, он быстро выяснил что к чему. А потом решил посмотреть, как я буду действовать. Ну что ж, посмотрел. Доволен?

Но по его невозмутимой физиономии ничего понять было нельзя.

Я вздохнул, похлопал Кузьму по плечу и сказал:

— Ладно, чего стоять? Пойдёмте в дом.

Кузьма пошёл впереди. А мы с Егором Казимировичем и Мо Сянем — следом за ним.

Мне было неловко, когда стало понятно, что я ошибся.

Но настоящий стыд я испытал, когда мы поднялись на крыльцо и зашли в дом.

Потому что навстречу нам вышли Матрёна с Прасковьей и в ужасе всплеснув руками запричитали на два голоса:

— Ой, да что ж это? Да где же вы были, Владимир Дмитриевич? Егор Казимирович, вы чего такие грязные?

Кузьма обернулся и тоже замер с открытым ртом.

На улице-то мы были в тени, там он нас не видел, а тут при хорошем освещении мы предстали перед ним во всей красе.

Я оглянулся и увидел, что мы с управляющим с ног до головы в земле, что, впрочем, ожидаемо. А вот китаец, сука, чистенький, как будто только что из прачечной!

Но причитания женщин нужно было остановить. Потому что, если бабам дать волю, то они тут же носы нам вытирать начнут и задницу подтирать…

— Ужин готов? — строго спросил я.

— Да-да, конечно, молодой барин, — сбавила тон и поклонилась Прасковья. — Всё готово! Нужно только… — И она выразительно посмотрела на меня и на Егора Казимировича.

Понятно, что нужно как минимум вымыть руки. А лучше вообще помыться и поменять одежду.

Я кивнул ей и посмотрел на Матрёну.

— Где можно умыться?

Девушка, фыркнув, поклонилась:

— Следуйте за мной, барин!

Меня её фырчание насторожило, но я не придал ему особого значения. А зря.

Матрёна, демонстративно покачивая широкими бёдрами, повела меня по коридорам, потом через колоннаду во флигель.

Оказалось, что там баня, даже скорее сауна, душевая комната и небольшой бассейн. Очень странное использование флигеля. Как-то я не сталкивался с тем, чтобы в домах помещиков были бани с бассейнами. В речку или озеро после парилки нырять — это сколько угодно! Но чтоб в бассейн! Бассейны — это точно не русское изобретение.

Кстати, почему-то именно это, а не волколаки и лютые мертвецы, больше всего убедило меня в том, что этот мир ничего общего с моим родным не имеет.

— Простите, барин, — с ухмылкой теребя завязку на блузке, произнесла Матрёна. — Но баню сегодня никто не топил. День сегодня не банный. Водица холодная.

Мне было пофиг. Что я холодной водой что ли никогда не мылся?

Не обращая внимания на женщину, я начал раздеваться, в надежде, что она уйдёт.

Но не тут-то было!

Матрёна продолжала стоять в дверях, нагло разглядывая меня. Глазки её горели, а сквозь блузку проступили набухшие соски.

Я складывал грязную одежду в кучу прямо тут, на полу.

Матрёна молча следила за каждым моим движением.

Наконец, когда на мне остались одни штаны, мне это надоело и я повернулся к ней:

— Что? — грубо спросил я.

— Водичку погреть? — ничуть не смутившись, предложила Матрёна.

— Что?! — не понял я.

Это она сейчас что, секс мне предлагает, что ли?

Я смерил женщину взглядом. Ну да, формы знатные! Однако я очень хорошо помнил, как она страдала на кладбище, что у меня нет силы. Жаловалась, что теперь ей, бедной, пойти некуда. Никому-то она не нужна со своими талантами…

Понятно, что я мог бы легко показать ей, что сил у меня на неё предостаточно. Вот только она меня в этом плане не привлекала!

— Молодой барин совсем стеснительный… — промурлыкала Матрёна, дёрнув завязку чуть сильнее, отчего узелок на блузке развязался и мне немного приоткрылась её грудь — можно сказать сахарная.

Вот только мне сейчас было не до сладкого.

— У тебя совесть есть? — спросил я. — Я вот только родных похоронил.

Матрёна удивлённо захлопала ресницами и обиженно надула губки:

— Вы же сами меня позвали!

И тут до меня дошло! Действительно, я попросил её показать, где можно умыться. А настоящий Владимир это знал. Так что, не мудрено, что она восприняла мои слова, как приглашение к сексу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Почувствовав, как запылали мои уши, я быстро ответил:

— Можешь идти! Я назад сам приду!

— Как скажете, ваше благородие, — снова промурлыкала Матрёна и вышла за дверь.

Чёрт! Подростковое тело вполне однозначно отреагировало на игры Матрёны с завязками… Вот только мне, взрослому мужику такие девки не нравились. Я этих грелок презирал! От них чувствуешь себя особенно грязным!

И в этот момент я понял, что чистой одежды-то нет! Полотенце лежало на полочке, но ни штанов, ни рубахи, ни банного халата — ничего не было!

И как мне быть? Во что одеваться после душа? Снова в грязное? Не хотелось бы…

Но и звать Матрёну, чтобы принесла чистую одежду — тоже.

Я посмотрел на сваленную в кучу грязную одежду, на аккуратно свёрнутое полотенце, стянул штаны и сунулся под холодный душ. Он мне сейчас подходил во всех отношениях! Мне нужно было охладить не только… тело, но и голову. Чтобы ещё какую-нибудь глупость не совершить.

Под холодной водой особо не понежишься. Однако, я старался вымыться тщательно. И вместе с грязной водой с меня стекали и тревоги сегодняшнего дня. Снова прокручивались в голове царская охота, карабин в схроне неподалёку от брошенной волчьей норы, девчонки, мозги, пуля, похороны, всадники, волколаки, Фёдор, Кузьма, Матрёна…

События и лица, словно сумасшедшая карусель, мелькали перед моим внутренним взором. Крутились и с грязной водой смывались в канализацию.

Бешенное мелькание постепенно замедлялось. И вдруг вспомнилось, как задрожал воздух. Дважды. Сначала перед волколаками и лютыми мертвецами, а потом, когда взлетели голубые мотыльки — когда мы прошли барьер.

Вскоре из всех воспоминаний осталось только это дрожание. Пока я не осознал, что это уже я дрожу — от холода зуб на зуб не попадает.

И сразу как будто воля закончилась — выскочил из-под душа.

После холодной воды, мне стало жарко. Однако, хаос в душе немного поулёгся. И я, обмотавшись полотенцем, направился на выход.

И открыв дверь, тут же натолкнулся на Матрёну. Она стояла и держала в руках чистую одежду и тапочки.

Я молча забрал стопку и захлопнул дверь перед её носом.

Хотя, признаюсь честно, сердце ухнуло и понеслось галопом, а член моментально набух и подскочил. Хорошо хоть дверь уже была закрыта.

Когда я оделся и вышел, Матрёна всё ещё стояла под дверью.

Бросив на неё короткий взгляд, я решительно зашагал через колоннаду.

Уже в доме я повернулся к ней, чтобы пропустить вперёд — пусть показывает путь в столовую комнату. И поймал снисходительный взгляд.

Стало понятно, что хозяин тела заглядывался на Матрёну, а эта пышногрудая сучка дразнила его, наслаждаясь его смущением. Ну ничего! Лафа закончилась! Теперь играть будем по моим правилам!

Поймав мой взгляд, Матрёна запнулась. А потом, потупив глазки, присела в лёгком реверансе и показала рукой:

— Милости просим, барин!

Я прошёл в указанном направлении и оказался в большой ярко освещённой столовой.

За накрытым столом сидели Мо Сянь, умытый и переодетый Егор Казимирович и оба кадета. А Прасковья как раз выносила большую фарфоровую супницу.

— Где Кузьма? — спросил я у Егора Казимировича.

— На кухне ест, — немного удивлённо ответил управляющий.

Кивнув ему, я обратился к кухарке:

— Зовите его. И сами с Матрёной садитесь с нами за стол.

— Да как же? — забеспокоилась кухарка.

— Помянем моих родителей и брата с сестрой, — отрезал я, не допуская возражений.

Не знаю, почему мне захотелось собрать всех за одним столом. Возможно, потому что хорошо помнил рассказ Егора Казимировича, о том, как произошло нападение на усадьбу. И в людей я не верил.