Блажий Омут (СИ) - Фарг Вадим - Страница 40

Одна из кикимор подплыла к Болотнику и уткнулась щекой в его рыхлое, бородавчатое пузо. Прикрыла глаза с довольным видом, когда его перепончатые пальцы погладили её по голове.

— Благородство — игра людская, — отвечал Болотник, оглаживая склизкую кикимору, как домашнюю кошку. — А нам боги завещали Равновесие держать. Вся старшая нежить должна про это помнить. Ежели рассудок последний не растеряла, как некоторые.

В памяти моей тотчас всплыла история с Ладой и Лешим.

— Сталкивался я с одной чародейкой, — задумчиво признался я. — Так она расследовала причины того, отчего некоторая нежить вдруг делается злой и безудержной. Быть может ты, хозяин, знаешь, кто за этим стоит и Равновесие нарушает?

Я мельком глянул на Жар-птицу, но та по-прежнему спала на дереве посреди топи. Будто наши крики и бой нисколько её не волновали.

Болотник же медленно кивнул и ответил на мой вопрос без увёрток:

— Вий.

Мария. Глава 4

Ухнуло в вышине. Словно громовой раскат родился за серыми, осенними тучами.

Частая рябь немедля прошлась по водной глади.

Гулким, предостерегающим эхом разнеслось имя властителя мира мёртвых.

Зашипели кикиморы с возмущением. Попрятались в родное болото, оставив нас с хозяином. Болотник, впрочем, и сам испугался не на шутку, что так легко сболтнул Ловчему столь большой секрет. Думал и сам уж удрать в трясину, да я окликнул его:

— Хозяин, стой! Помоги мне, ежели правда за Равновесие так радеешь.

— Пришёл девочек моих убивать, а сам помощи просит, — проворчал Болотник.

— Да говорю же, девочки твои первые напали, — заверил я, кладя одну руку на сердце, а другой продолжая удерживать меч лезвием вниз. — Я за ней явился, честь по чести скажу, раз уж и ты со мной открыт, — кивнул в сторону спящей огнептицы, и Болотник проследил за моим взглядом.

— А Мария тебе на что? — он прищурил жабьи глаза. — Убить собрался?

— Хочу сперва узнать, можно ли её расколдовать, — я поковырял мечом кочку перед собой, вспарывая мшистое тело, пронизанное подгнившими травяными корнями. — Она на деревню нападает. Люди страшатся, что сожжёт дотла.

Болотник булькнул с негодованием.

— Сами угробили, а теперь страшатся, — проворчал он. — Что ты знаешь про Марию, Ловчий?

— Знаю, что её бабы на этом самом месте, где я стою, избили до полусмерти, а девочки твои дело довершили. А потом она в огнептицу переродилась, — я говорил, а сам внимательно следил за реакцией Болотника, но он не разозлился, а напротив, будто бы даже обмяк, оседая в воде по грудь.

— Тогда ты не всё знаешь, — молвил он. — Бабы те испугались моих девонек-рыбонек и убежали. Раненая девушка попыталась тоже ноги унести. Да куда ей было, чуть живой. Она в воду упала.

— И захлебнулась? — с недоверием уточнил я.

И тут хозяин болота широко улыбнулся, обнажая гнилые зубищи.

— Дело в Русалии было. В ту пору, когда вода в моей топи превращается в мёртвую воду, всего на одну неделю, — он подплыл чуть ближе и заговорил тише, будто бы нас кто-то мог тут услышать.

— Брешешь, — не поверил я. — Будь тут мёртвая вода хоть один день в году, болото бы твоё уже руками вычерпали.

— Это те селяне, которые моих девочек боятся? — Болотник насмешливо осклабился. — Им и ни к чему, что у них под носом волшебный источник. Да и пить из болота никто не решится. Ну а ежели ты надумаешь о том разболтать, никто тебе не поверит. Скажут, умом тронулся.

— Твоя правда, — я кивнул. — Так что с Марией сталось, когда она в мёртвую воду упала?

— Кикиморы потащили её в топь, но вода её раны залечила, — Болотник повернулся к спящей огнептице. — Девоньки хотели Марию на дно утянуть, утопить и сожрать, потому что душа у неё черна была. Да только стоило девке с головой под воду уйти, как она в Жар-птицу и переродилась. Кикимор переполошила, да и вылетела из болота. Принялась тут носиться с криками и жечь всё подряд. Мы не знали, куда деваться. А потом как села на то дерево, как залилась человечьими слезами. Ну я сразу всё и понял.

Я тоже не вчера родился и понял достаточно. Кивнул. Но слушавший наш разговор Кот глянул на меня вопрошающе, потому мне пришлось пояснить:

— Мать её в гневе прокляла, помнишь? Сказала, что желает, чтоб никто до неё дотронуться не мог. А далеко и надолго улететь от источника своей жизни она не в силах оказалась.

— Да и не хотела, — добавил Болотник. — Куда б она полетела такая? В деревню, где её не признают? А коли признают, так тотчас обезглавят, как нежить. И на костре сожгут. Какое жестокое совпадение для огненной птицы.

Я прикинул расстояние от того места, где стояли мы с Котом на самом краю топи, до дерева, которое облюбовала Жар-птица. Без помощи болотного хозяина мне до неё ни за что не добраться через гиблую трясину. Надо только придумать, как это сделать.

Мне было жаль Марию. Такой судьбы ни одна чёрная душа не заслуживала. Но если Болотник говорил правду, и девушка действительно исцелилась мёртвой водой, то убивать её вовсе не обязательно.

Я снова повернулся к болотному владыке. Тот терпеливо ожидал моих слов. Не потому, что в трясине было совершенно нечем заняться. Нет. Было ещё, кое-что. И я быстро смекнул, что именно.

— И каково вам здесь живётся с такой-то соседушкой? — прозвучал мой вопрос.

— С одной стороны, никто и не сунется. С другой, — Болотник понизил голос, переходя на свистящий шёпот. — Неспокойная она. Неровен час, всё спалит. Девонек моих презирает, хоть кроме них у неё никого и не осталось. Душу Марии терзают месть и ярость. Стоит её волшебному слуху услышать, как в деревне радуются да праздную что-нибудь, тотчас с ума сходит. Тьма застит её очи. Его тьма, подземная, злая, нечестивая, — глазки Болотника забегали, но никаких признаков присутствия Вия или его сил более не было, поэтому он исподволь продолжил: — Не может она вынести, что загубившие её люди живут дальше. Летит мстить обидчикам, а для того силы копит, чтоб на короткий срок с болота вырваться из-под действия чар мёртвой воды. Да и нас с кикиморами в такие моменты достать пытается во гневе. Приходится на самом дне прятаться. Но в остальное время она смирная. Сидит здесь и плачет, жития нет никакого. А может три дня беспробудно проспать.

Я молчал. Просто разглядывал птицу вдалеке.

Уставший торчать над водой Болотник не выдержал первым.

— Ты знаешь, как избавить её от нас, Ловчий? Спасу нет никакого, — в голосе владыки прозвучала мольба. — Снимешь проклятие с Марии, чтоб она опять девкой сделалась?

— Не получится снять, если только тот, кто его наслал, искреннего прощения не попросит и своих слов обратно не возьмёт, — я в задумчивости скривил губы. — Да и этого мало, раз жизнь её теперь навеки с этим местом связана из-за мёртвой воды, — я демонстративно отряхнул меч и вложил обратно в ножны. — Но я мог бы попытаться, кабы знал, как к ней подобраться.

Болотник булькнул, посмеиваясь. Звонко шлёпнул себя по мокрому пузу и заявил:

— Так бы сразу и сказал, Ловчий, что подойти к ней надобно. Я ж не курица, чтоб уговаривать меня нестись. Не страшись ни меня, ни девонек моих, делай, что должно. Никто тебя не побеспокоит, клянусь вековечным зыбуном.

А дальше произошло такое, что мы с Котом отпрянули от неожиданности.

Закипела чёрная вода в окнах, вздыбилась тина. Зловонные испарения поднялись со дна трясины, а с ними принялись возникать на поверхности большие мшистые кочки, волглые и ярко-зелёные. Они вспучивались одна за другой, образовывая неровную дорожку до самого дерева.

— Вот! Милости просим! — широким жестом пригласил меня Болотник, когда вода перестала бурлить, а кочек вылезло достаточное количество.

— Заманивает, — проворчал Кот, прижав уши к голове.

— Обижаешь, варгин! — владыка топи поморщился. — Моя цель одна, чтоб вы Марию забрали и убрались с моих угодий подобру-поздорову. А то от её рыданий у меня голова болит, а лягушки перестают икру метать с перепугу.