Назови меня женой (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 10

— Ерунда какая-то, — отмахивается отец. — Алина все придумала. Сейчас полежу и встану. Подумаешь! Тебя вот угощать буду. У нас рыба вяленая есть… Хорошо бы с пивом.

— Конечно, придумала, — поджимает губы мачеха, — особенно когда ты валиться начал…

— Отлежусь и все пройдет, — добродушно отмахивается отец и смотрит на меня внимательно. — А мы тебя не ждали так рано…

— Я к вам по пути заехал, — бросаю мимоходом и тут же перевожу разговор. — Давай давление померим, и я тебя послушаю. Не похоже на инфаркт. Что-нибудь тяжелое поднимал?

— Так в оранжерее клумбы переустраивал, — вздыхает мой неугомонный папа. — Выделил место под орхидеи. Такие капризули они… Но Нельке нравятся. Ходит нюхать… Коза мелкая.

Отец улыбается радостно, а я помогаю ему лечь поудобнее. Достаю из чемоданчика фонендоскоп и, осторожно приложив к груди, слушаю, как бьется папино сердце. Замечаю старую татуировку на груди «не реанимировать». Сколько раз я ее видел. Но только сегодня смотрю с содроганием.

Как бы ни так, старый!

В нашей стране, где запрещена эвтаназия, такая татушка выглядит бессмысленно и глупо. Все равно спасут. Хочешь ты того или нет. Может, и хочет отчалить в мир иной без дефиблилляторов и непрямого массажа сердца. Но закон есть закон. И никакой медик не отступится от протокола. Спасет или нет… Ну, хоть попробует.

Каждый стук сердца отдается у меня в ушах.

— Как энерджайзер, — улыбаюсь отцу и приказываю. — Переворачивайся …

— Вот навязался на мою голову, — ворчит отец, спокойно укладываясь на живот.

Провожу ладонью по крепкой спине.

Папа, папочка, не умирай, пожалуйста!

Слушаю внимательно и, повернувшись к Алине, спрашиваю.

— Почему ты решила, что инфаркт?

— Так за грудиной колет, и правая рука…

— Это в спину вступило, — хмыкаю довольно и сам радуюсь ошибке мачехи. — Жить будете, Вадим Ильич, — заверяю серьезным тоном. — Сейчас обезбола вколем, и как новенький снова побежишь к своим орхидеям.

— Пусть хоть отлежится сегодня, — командует мачеха и смотрит на меня умоляюще. — Правда, не инфаркт, Никита? Ты меня не обманываешь?

Гляжу на женщину, которую когда-то считал своим врагом. Постарела. Но все такая же красивая. Русые волосы собраны в дульку. Минимум морщин и максимум элегантности. Простое и в то же время красивое платье по фигуре. Но самое главное, взгляд! Алина смотрит на отца с такой любовью, что ошибиться невозможно. Любит его. Повезло! Наша мама так никогда не глядела. Равнодушный взгляд темных глаз с поволокой и какая-то внутренняя отрешенность. Может, поэтому и ушел отец к Алине. Эта хоть живая… Да и кто я такой, чтобы судить? Когда мама умерла, брак родителей доживал последние дни. У каждого была связь на стороне. И никто не пытался сохранить хотя бы иллюзию. Даже ради нас, троих детей.

— Ну и что тут у вас происходит? — раздается от двери знакомый голос. Илья. Высокий худощавый и невероятно обаятельный. Еще один доктор Макаров.

— Ложная тревога, — усмехаюсь я и, переведя взгляд на Алину, замечаю миролюбиво. — Ты все правильно сделала, мутер.

— Я еще и Дусеньку вызвала, — признается мачеха, помогая отцу сесть на кровати.

— С ума сошла, — бухтит он весело. — Никитос решил приехать по-тихому… А не судьба!

Немного позже, когда вся семья собирается за обеденным столом, я чувствую себя именинником. Исподволь наблюдаю, как Агафонов возится с дочерью и мимоходом оглаживает руку моей сестры. Как сама Дуська накладывает в тарелку мужа все салаты и разносолы и смотрит на него влюбленными глазами. Замечаю, как Илья поправляет выбившийся из прически локон жены. Любуюсь отцом с Алиной и испытываю… нет, не зависть… а острую потребность отыскать именно мою любимую женщину. Словно наяву вижу рядом Яну. Чувствую ее ладошку на своем колене и замираю, когда прямая и совершенно отмороженная жена брата спрашивает меня прямо в лоб.

— А ты куда направляешься, Никита?

Вот ведь бесцеремонная баба!

Поперхнувшись от неожиданности, стараюсь обдумать, как бы не выдать своих планов, но, заметив настороженные взгляды отца и брата, понимаю, что съехать с темы не удастся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— В Сочи, — бросаю небрежно и снова смотрю на реакцию близких. Отец морщится. Алина роняет вилку. Брат пялится, будто на приведение. Одна Дульсинея не в курсе.

— В Сочи? — уточняет радостно. — Передашь моей Яне гостинчик…

— С удовольствием, — киваю довольно.

А что? Это мысль! Заявиться пред светлые очи Василиди с подарком от сестры. Типа ехал мимо… Провести разведку боем, а там решить…

— А с какой целью? — напряженно интересуется отец. — В отпуск или как?

— Я уехал из Питера. Навсегда, — запоздало оповещаю родных. Вижу, как напрягаются брат и отец, замечаю взгляды, которыми обмениваются мачеха и невестка.

Ну, вот и понятно, кто у нас входит в клуб имени Яны Василиди! Дуська с Агафоновым не в счет. Дети тоже. Зато остальные родственнички, кажется, в теме. Но никто из них не стремится мне помочь.

— Если дело касается Яны, — после минутного раздумья недовольно крякает папа, — то идея совершенно дурацкая. Я бы тебе советовал остаться здесь и вернуться в клинику…

— Да, — киваю нехотя. — Из-за Яны. Вы бы меня просветили, что ли…

— Что происходит? — быстро вторгается в беседу Дуська. Зыркает на собравшихся за столом любопытными глазами. Попробуй, не ответь.

— Как ты знаешь, — глухо начинает отец. — У нашего Никиты и Яны был когда-то роман…

23

- Не знаю, — ошалело мотает головой Евдокия и замечает грустно. — Янка говорила когда-то, что встречалась с редким уродом. Но, Никитос, я никогда не думала…

— Это факт, не подвергающийся сомнению, — криво усмехается Илья. — Твоя подружка и наш брат мутили давным-давно…

— Ну, мутили, и что с того? — снова влезает в разговор Тонечка. — Пять лет прошло. Пора бы угомониться… У Яны муж очень сложный человек. Трое детей. Ты бы еще лет так через десять опомнился…

— Мальчишки мои? — спрашиваю отца напрямую и, услышав легкий вскрик присутствующих женщин, гляжу, не отрываясь, в папины усталые глаза.

— Даже так ты ставишь вопрос? — усмехается он. Сжимает челюсти так, что по скулам ходят желваки. Глядит на меня устало и грустно. Пожимает плечами. — Мы не знаем, Кицун.

Называет меня детским прозвищем и тяжело сглатывает.

— У нас точно никаких тестов ДНК не проводилось. У Яны серьезный гормональный срыв, депрессия. Вот стараемся ее вытянуть. Состояние нестабильное. Плюс еще сам Архип — козел дикий…

— Он ее бьет? — рычу, подрываясь с места.

— Случается, — кивает Алина. — Сейчас вот видеться с нами запретил. Как говорят наши информаторы, у Яны сотрясение мозга. Предписан постельный режим. Она нигде не падала. Вот и сам подумай…

— Ее некому защитить, кроме нас, — подаю голос. А на душе так противно, будто кошки нагадили…

— Мы ей не родственники, — печально заявляет Евдокия. — И никаких прав вмешиваться не имеем. Но только…

Моя строптивая сестра подрывается с места и несется ко мне.

— Если ты играешь в спасателя, — Дуськин палец упирается мне в плечо, — то лучше прими папин совет. Понял? Ей сейчас и без того тошно. Развода Архип не допустит. Детей не отдаст… И, честно говоря, ей еще только рыцарей не хватало…

— Я люблю ее, — огрызаюсь грозно. — И хочу сделать счастливой…

Кошусь на сестрицу, возвышающуюся надо мной грозным укором. И боюсь пошевельнуться, чтобы невзначай не толкнуть. Замираю, приготовившись стерпеть все ее нападки. Вижу, как со своего места поднимается Агафонов, собираясь вернуть жену на место. Все безопасней.

— Тогда, — палец беременной сестры сбегает с моего плеча и вместо него прилетает ладошка. Дуська хлопает меня громко и ни капельки не больно и радостно провозглашает. — Не знаю, как вы, а я за Никиту. Присоединяйтесь! Ну, кто еще ему поможет, если не мы?

Евдокия деловито целует меня в лоб, и я, разомлев от неожиданной ласки, улыбаюсь во все тридцать два и устало бубню.