Поцелуй ягуара (ЛП) - Ли Лора - Страница 4

Когда тележка опустела, Натали двинулась вперед, расплатиласьза покупки и улыбнулась молодому человеку, который складывал покупки в пакеты и грузил обратно в тележку. Улыбка застыла на ее лице, когда женщина услышала рычание за своей спиной. Долговязый молодой человек, складывающий продукты, побледнел, протянул пакет, в котором лежали ее яйца, и громко сглотнул, его адамово яблоко подпрыгнуло.

Да, это не все. Сабан рычал. Он рычал на курьера, рычал на почтальона и даже рычал, когда один из представителей Пород остановился поговорить с Натали, пока она была в универмаге в городе.

Натали приложила руку к лицу и покатила тележку, заплатив за покупки. Она вышла на улицу к своей машине, ярость наполнила ее.

Предполагалось, что это был шаг к независимости. Вдали от друзей, семьи и бывшего мужа. Подальше от предвзятых представлений о том, кем или чем она должна быть, чтобы она могла быть собой. Вместо этого она нянчилась с мужчиной, который не имел для нее никакого смысла и угрожал вторгнуться в ее сердце, а также в ее жизнь.

— Ну, вот, boo, позволь мне, — Сабан взял ключи из ее руки, когда она достала их из сумочки, и двинулся, чтобы открыть заднюю часть внедорожника, который Совет Пород выделил ей, когда она приступила к работе, чтобы учить детей.

Натали стала первым учителем, которому разрешили учить детей Пород, который не былПородами. Это был также первый год, когда дети Пород были допущены к государственным школам. И у Натали случится нервный срыв до того, как об этом узнают во всем мире.

— Я поеду за тобой до дома. У меня есть один из тех мангалов, что я видел по телевизору на днях. Я могу приготовить стейки сегодня, — мужчина посмотрел на нее насмешливо, но все же с надеждой.

— Ты не купил стейки, — она нарушила молчание, это было слишком. Мужчина Пород, который собирается жарить стейки, а он их даже не купил.

Сабан улыбнулся, удовлетворенно изогнув губы, которые слишком чертовски соблазнительны и влияли на душевное спокойствие женщины. Она хотела укусить их. Пробовать. Вкусить. И нет ни единого шанса, что она позволит этому случиться.

— Они в холодильнике в машине, — он кивнул на черный пикап, припаркованный рядом с ее маленьким серым внедорожником. Блестящий, черный и зловещий. Она почти улыбнулась, почти смягчилась.

Натали покачала головой, выдернула ключи из его руки и направилась к двери своего автомобиля. Она всунула ключ в замок и открыла дверцу, прежде чем сесть в машину.

Натали не проверяла, где Сабан; проверка означала, что она заботилась, а она не поддастся этому. Женщина вернулась в маленький двухэтажный домик на окраине города, свернула на подъездную дорожку и зашла в дом. Она не стала возиться с продуктами, мужчина все равно опередит ее.

Вместо этого она оставила дверь открытой и вошла в дом, осознавая неодобрение, последовавшего за ней внутрь. Натали не должна входить в дом без него; не должна дышать без того, чтобы он сначала не проверил воздух; и, боже, она не должна таять, потому что он делал это так изящно, что она чувствовала, как эта забота обволакивает ее, а не душит.

— Chay (прим. пер.: котенок на франц. яз.), ты и я должны поговорить, — как она и подозревала, Сабан ворвался в дом, одетый в джинсы и ботинки, шесть футов и четыре дюйма раздраженного мужчины, и швырнул продукты на стол.

Натали смотрела на пакеты и думала, есть ли у яиц хоть какая-то надежда выжить. Гнев нахлынул на нее, но больше на себя, чем на него. Гнев из-за того, что она позволила другому мужчине сблизиться с ней, рискуя своим сердцем и своей независимостью из-за мужчины, которого она знала, будет невозможно забыть.

— Знаешь, — наконец осторожно сказала Натали. — У меня есть имя.

Она подняла на него взгляд, приняв самое суровое выражение лица. То, которое она приберегла для самых трудных детей. И это его даже не беспокоило.

Мужчина сверкнул на нее взглядом, склонив голову, прямые черные волосы до плеч спадали на лицо падшего ангела. Зеленые глаза сверкали искрами раздражения, а выражение его лица было слишком чувственным, чтобы быть пугающим, самым примитивным способом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

О, да, Сабан Бруссард пугал ее. Она до смерти боялась, что однажды ночью, когда он будет разгуливать полуголый по ее дому, то она потеряет контроль и запрыгнет на него. Разве это не будет хорошо смотреться в ее резюме?

— Я знаю твое имя, boo, — прорычал он. — А еще я знаю, кто твой телохранитель. Я. Ты не убегаешь от меня, как испуганный кролик, с глаз долой. Я этого не потерплю.

— Ты этого не хочешь? — Женщина широко раскрыла глаза от удивления. — Простите, мистер Бруссард, но у меня на шее нет ошейника и у тебя нет документов на право собственности на меня. Я делаю то, что мне нравится и хочется.

— Нет, не делаешь, — его голова опустилась, его нос почти коснулся ее, и гнев вспыхнул внутри нее, как дикий огонь, вырвавшийся из-под контроля.

Ее руки вытянулись, упираясь ему в грудь в попытке оттолкнуть его назад. Попытка не удалась, потому что Сабан не сдвинулся ни на дюйм.

— Ты уволен, — отрезала она.

— Ты не можешь уволить меня, ты можешь только уйти, — он ухмыльнулся. — До тех пор ты будешь соблюдать меры предосторожности, принятые для твоей безопасности, или будешь иметь дело со мной.

— Боюсь-боюсь! — Ее рукиприземлились на бедра, а губы скривились. — Что ты сделаешь, будешь рычать на меня? Заставишь меня смотреть бейсбол, пока глаза не вылезут из орбит? О, нет, подожди, ты заберешь все мои полуфабрикаты, — в ее глазах появился насмешливый огонек. — О, Сабан, мне так страшно. Пожалуйста, не надо.

Он зарычал. Не угрожающе, а скорее мягко, это должно было насторожить Натали. И она обратила бы внимание, если бы не была так чертовски зла.

— Ты стоишь у меня на пути, — женщина приподнялась, пока ее нос не коснулся его носа. — Убирайся.

Выражение лица Сабана изменилось. Его глаза сузились, и дикая, безжалостная решимость, о которой она слышала, мелькнула в его глазах.

Она должна бежать прямо сейчас. Должна была поджать хвост и бежать так быстро, как кролики, о которых он упоминал ранее.

В ту минуту, когда его руки схватили ее за плечи, в ту же секунду, когда она поняла его намерение и опустила голову, она должна была ударить коленом ему в пах и покончить с этим.

Если бы у нее было время.

Секунда, и его губы накрыли ее, его язык проскользнул между ее губами, когда они с удивлением разошлись, и, черт возьми, Натали потерялась.

Сочные, соблазнительные губы пожирали ее. Его язык ласкал ее, пока вкус специй наполнял ее.

У его поцелуя был вкус. Не обычный вкус поцелуя, а вкус дикого обещания, жаркого дня в пустыне, полного тайн и жажды.

Натали почувствовала, что тает рядом с ним. Она вздрогнула. Твердое, мускулистое тело удерживало ее вес, пока руки обхватили ее сзади и подняли, притягивая ближе. Его голова наклонилась, поцелуй стал глубже, жесткий рык, исходящий из горла, когда женщина позволила своим губам ответить так же страстно, она жаждала больше его вкуса.

И этот вкус был, каждый раз, когда Натали ласкала язык, переплетенный с ее, тонкий, побуждающий ее на большее, прижимать Сабана ближе, углублять поцелуй.

И это ужаснуло ее. Она чувствовала свою независимость, с трудом завоеванную и императивную, борющуюся под тем, что Натали чувствовала, из-за происходящего, крича в предупреждении, пока женщина не дернулась, брыкнула, вырываясь изхватки Сабана, и она смотрела на него, задыхаясь от потребности, внезапно разрывающей ее.

Натали подняла руку, коснувшись его губ. Губ, которые завораживали ее, причиняли боль, давали удовольствие, как она и предполагала.

— Ты моя, — его голосе не было ни сексуальных насмешек, ни кокетливой соблазнительности. Его темные глаза блестели хищным осознанием и триумфом.

Ее рука покинула тело мужчины.

— Ты сошел с ума, — ахнула Натали.

— Моя.

Глава 2

Сабан наблюдал, как глаза Натали расширились, намек на страх вспыхнул в глубине ее глаз карамельного цвета, смешавшись с гневом и возбуждением.