Джип, ноутбук, будущее (СИ) - Костин Константин Константинович - Страница 35

Руслан помечтал было вслух о триплексе, до изобретения которого, похоже, примерно столько же, как и до изобретения поролона… и внезапно узнал, что триплекс уже изобретен. В прошлом году. К сожалению, во Франции, неким Эдуардом Бенедиктусом. К сожалению — потому что поначалу Руслан, которому смутно казалось, что к созданию триплекса причастны немцы, предложил забить на патентное право и ставить триплекс пиратским образом. Все равно, когда начнется война, немцам будет не до патентов… А вот вам дулю, господин Лазаревич: патент на триплекс держат французы и будут несколько недовольны появлением стекольных флибустьеров. А недовольство союзника придется удовлетворять — и все вернется к установке тех же самых оконных стекол. Правда, была лазейка — господин Бенедиктус запатентовал конкретную химическую смесь, так что достаточно подобрать что-нибудь прозрачное и клейкое и клеить свой собственный, российский, триплекс. К сожалению, ни Руслан, ни Фрезе химиками не были, а отдавать на откуп Пузыреву, у которого химик был, еще и стекла… Не жирно ли ему будет?

Но, за исключением мелких доделок — если считать стекла, конечно, мелкими доделками — боевой крокодил был готов, гордо стоял на собственных колесах, глядел вперед всеми четырьмя фарами и прямо-таки рвался в бой. Выкрашен он был темно-зеленой краской, отчего мало походил на богатырского коня и сильно напоминал… да, крокодила.

Походу, первого джипа в истории все же назовут «Крокодил»…

Появлялся капитан Секретев, командир первой в России учебной автомобильной роты. Если раньше он к творчеству Фрезе энд Лазаревич компании относился с изрядной долей скептицизма, то увидев готовый — ладно, почти готовый! Без стекол и тогда еще без руля! — «крокодил», был им буквально очарован. И сказал, что если первая поездка произойдет без него — он сильно обидится. Пошутил. Наверное.

Никуда не исчезли господа Андроновы, со своими наполеоновскими планами разбогатеть на инсайдах из будущего. К счастью, больше ничего глобально-исторического, вроде убийства Распутина, они не натворили — или Руслан об этом не слышал — но информацию продолжали вытягивать.

Правда, надо признать, образ искреннего товарища после исчезновения Юли с Аней Андронову-младшему удавался плохо. Неискренне выглядели и его сочувствие по поводу пропавшей семьи и дружелюбие и интерес к нуждам Руслана… Их общение перешло в чисто деловую плоскость: получить задание, описать необходимое, получить деньги. Точка.

Лазаревич сделал попытку воззвать к совести Андроновых и в описании событий пятнадцатого года сделал упор на, так сказать, ужасы войны: снарядный голод, окопы, тиф, колючую проволоку, газы… Получил в ответ намек не выеживаться и поподробнее раскрыть роль Земгора.

Была в Первую мировую в России такая замечательная организация, Союз земств и городов — кажется — каковая занималась распределением госзаказа на необходимое для обороны — от тех же снарядов до сапог — среди частных производителей. Получая за это долю малую из казны. А также — долю немалую от тех самых частных производителей, которые поняли, что государство готово платить любые деньги, не глядя на качество, а решать получишь заказ ты или твой конкурент, будут сотрудники Земгора, «земгусары», имеющие отсрочку от фронта и право ношения форменной одежды. А в этой самой одежде, разумеется, были карманы, в которых замечательно помещались целые отары «барашков в бумажке». Распилы и откаты в России не в девяностых годах двадцатого века появились, чуточку пораньше…

Понятное дело, Андронов захотел раньше других успеть к созданию такой замечательной корм… организации. Как известно, кто первым встал — тому и тапки, сиречь самая хлебная должность. Плюс, из обмолвки Андронова-младшего Руслан понял, что лужский бизнесмен решил подсуетиться заранее и купить мастерские по производству колючей проволоки.

Кому война, а кому мать родна…

Новых попыток улучшить положение российской армии к Первой мировой Руслан больше не делал. Какой смысл, если ты теперь сам не знаешь, где окажешься к осени и когда воссоединишься с семьей? Да и что со старыми попытками — тоже непонятно.

Чертежи автомата Калашникова, отправленные Федорову, ушли как камень в болото. Ни кругов, ни всплеска. То ли Владимир Григорьевич уже готов к созданию действующей модели и ручные пулеметы и автоматические карабины будут не только у немчуры, то ли он забил болт и клепает свое ружье-автомат под японский патрон. Неизвестно. Не придешь же, не спросишь: «Григорьич! Там я тебе чертежи отправлял, под чужим именем — че там с ними?».

Руслан испытал внутренний стыд, вспоминая, как он тщательно готовился к рассылке писем с изобретениями, машинку заводил, буквы у нее царапал, чтобы не вычислили, правописание проверял… А толку? Все заглохло, все изменилось, все перевернулось с ног на голову… Да, были у него подготовлены планы и на крайний случай, и сейчас случай самый что ни на есть крайний, и план «Д» уже пошел в реализацию, пусть и с импровизациями и недоработками, но… Все равно ощущение, что все твои усилия — толчение воды в ступе.

Пороховщиков с чертежами танка скрылся в Риге и больше не появлялся, Менделеев-младший тоже пропал куда-то…

— Вам письмо, — протянула конверт зевающая Танюша, в глубине души, наверное, клянущая хозяина, заведшего привычку приходить со службы ночь-полночь.

О, Менделеев легок на помине.

«Известная вам конструкция в общих чертах создана. Я буду дома второго апреля».

Да ладно?! Не может быть?! Неужели хоть что-то сработало? Если бы в письме упоминалось первое апреля, Руслан решил бы, что его разыгрывают.

Надо ехать! Надо!

— Вот, — Вася Менделеев раскатал на столе в своей квартирке, в которую Руслан примчался, едва дождавшись воскресенья, первый лист из внушительного рулона чертежей.

Руслан посмотрел на чертеж. Потом на Менделеева. Потом опять на чертеж.

— Василий Дмитриевич… А что это?

Глава 35

— Бронеавтомобиль, — гордо заявил Менделеев, — Название ему я еще не придумал.

— Да это, мать его, зенитка, Винсент… — пробормотал Руслан, ошарашено разглядывая чертеж.

— Что?

— Говорю, он несколько отличается от изначальной концепции.

— Да, я его немного улучшил.

Лазаревичу сразу вспомнилась прочитанная когда-то статья о том, что в советские времена в НИИ, когда не хватало собственной фантазии, любили взять западный образец, скопировать и внести улучшения. То, что получалось, имело только один недостаток — оно не работало. Поэтому один раз, когда нашли некую западную конструкцию, которой очень не хватало в народном хозяйстве, от начальства поступило строгое указание: «Ни в коем случае не улучшать!».

Бог его знает, сколько в этой истории правды — учитывая, что прочитал ее Руслан в подшивке перестроечного «Огонька», может, и нисколько — но, как оказалось, страсть к улучшению у русских в крови. До главной заповеди программистов «Работает? Не тронь!» еще так же далеко, как и до самих программистов.

Лазаревич оставил Васе Менделееву набросок французского танка Первой Мировой — снизу гусеницы, сверху башня, посередине — небольшой корпус. Типичный танк. То, чем он стал после васиного «улучшения», больше походило на сухопутный линкор из советского фантастического романа.

Огромная башня, судя по всему взятая прямиком с какого-то корабля — хорошо хоть, орудие только одно — венчала не менее огромный корпус… шестиметровый? Да какое там, это же сажени! Двенадцать метров в длину! Вокруг главной башни, как цукаты вокруг сердцевины торта, торчали еще несколько пушечек помельче, с более вменяемыми пушками. По кильватеру — общий вид конструкции прямо-таки заставлял пробуждаться исключительно морские ассоциации — танк ощетинился несколькими пулеметами: два с одного бока, два — с другого и два — в лобовой бронеплите, маршевых. Танк несколько походил на советский довоенный Т-35. Только страшнее.