ХВ. Дело № 2 (СИ) - Батыршин Борис - Страница 50

Нет, не набежали — видимо, многочисленные повороты, развилки и лестницы, расположенные в самых неожиданных местах, съели весь звук. Я подождал немного, поковырял пальцем в ушах, силясь восстановить слух (бесполезно!) и сделал знак спутникам следовать за мной. Фонарик я убрал в карман — переходы замка скупо освещались свечами, в кованых железных канделябрах, висевших на стенах через каждые десять-пятнадцать шагов. По мне, так тут Либенфельса подвело чувство стиля — факела подошли бы куда больше, но тогда в коридорах было бы не продохнуть от смоляной копоти…

На этот раз Марио со своей «Береттой» занял место в хвосте нашей короткой процессии; перед ним, перехватив пистолет обеими руками, кралась Татьяна — драгоценные «искалки» ждали своего часа в плоском кожаном футляре у неё под мышкой. Марк шёл вторым, у меня за спиной — оружие он держал в опущенной руке, и судя по отсутствующему взгляду и беззвучному шевелению губ, старательно вслушивался в колебания местного эфира.

Он и обнаружил следующего часового — вернее, не обнаружил, а почувствовал его присутствие в небольшом круглом зале, куда выводил плавно поднимающийся коридор. Процедура на этот случай была оговорена у нас заранее — Марк дважды прикоснулся к моему плечу, я вскинул правую ладонь, дважды сжал её в кулак и посторонился, пропуская вперёд Марио. Итальянец перекинул висящий на ремнепистолет-пулемёт за спину, и извлёк из кармана нож — классический «нож вендетты» с узким, дюймов пять в длину, с ручкой, украшенной гирляндой из роз и головой мавра и вытравленной на клинке надписью «Che la mia ferita sia mortale»[1]. «Подлинный Эдуар» — похвастался мне как-то он, — работа знаменитого ножевого мастера из города Тьер, ему больше ста лет…

Что ж, остаётся надеяться, что корсиканский клинок не потерял былой остроты — переходы там, или не переходы, а лишний шум нам сейчас точно ни к чему.

Та-да-да-да-дах!

Та-да-да-да-дах!

Гильзы со звонам скачут по каменным, истёртым за сотни лет, плитам.

— Справа! — отчаянно кричит Марк. «Реципиент (Давыдов, кто ж ещё?) — крутится на пятке в сторону новой угрозы, припадает на колено…

…и снова:

Та-да-да-да-дах!

Та-да-да-да-дах!

Где то там, в скупо подсвеченном оранжевыми огоньками сумраке падает пробитое пулями тело.

— Пустой, прикрывайте!

Затвор стоит на задержке — Марк прижимается к стене, вытянув перед собой «люгер. Рука сама по себе, без его, Яши, участия нашаривает кожаный кармашек подсумка, привешенный к нагрудному ремню бандольера. В кармашке — две обоймы, ровно столько, сколько нужно, чтобы насытить удлинённый магазин «Астры». Первая со щелчком становится на место, большой палец жмёт на верхний патрон, дёрнуть затвор на себя, пустую обойму прочь, на пол, к стреляным гильзам — и повторить всю процедуру.

— Готово!..

Кобура-приклад упирается в плечо, тонкий ствол нашаривает очередную цель.

Нет цели.

— Впереди, за поворотом, двое… — Марк словно читает его мысли. и дальше, в конце коридора, ещё один, но там мы так просто не пройдём, у него пулемёт…

Это походило на одну из тех компьютерных игр-стрелялок, которые продемонстрировал ему как-то Иван. Но на этот раз Яша не принимал в происходящем никакого участия — только смотрел поверх ствола на каменные осклизлые стены, на толстенные восковые (почему-то он это знал точно, хотя режим "флэшбэка" не передавал запахов) свечи в массивных канделябрах, да на охранников в чёрной, украшенной свастиками и прочими оккультными символами униформе, возникающих чуть ли не из-за каждого угла, каждого поворота коридора. Очереди «Астры» срезали их одного за другим, а тех, кого он по каким-то причинам не мог подстрелить, накрывала волна страха, посланная по коридору Марком — накрывала и гнала прочь, с воплями ужаса, нередко — под выстрелы безжалостных убийц. Точно так же они расправились с пулемётчиком: он едва успел передёрнуть затвор своего «MG-8\15», как Марк дотянулся до его сознания. Дотянулся, затопил животным страхом, превратив в вопящий и мечущийся по коридорам комок живой материи, который Яша — вернее Лёшка Лавыдов, чьими глазами он сейчас видит — вынужден был пристрелить хотя бы из постой человеческой жалости. «Похоже, с этим я перестарался… — виновато прошептал Марк, когда они проходили мимо корчащегося в луже чёрной крови охранника. — хотел просто прогнать подальше, а он возьми, да и свихнись…»

«Машингевером» же вооружился Марио. Перекинул через плечо ремень, холщовую ленту, набитую патронами. Ещё одну повесил на шею — так, чтобы заострённые кончики пуль не кололи кожу. Деревянный приклад зажат под мышкой, правая рука сжимает пистолетную рукоятку, торчащую снизу нелепо-массивной затворной коробки, а левая мёртвой хваткой вцепилась в одну из сошек. А здоров этот макаронник — германская дура весит никак не меньше полутора пудов, свитая снаряженную ленту и воду в кожухе, а он ведь ещё и собрался стрелять из неё вот так, с рук, без всякого упора...

— Собаки! — крикнул Марк и отшатнулся к стенке. «Люгер» так и ходил в его пальцах. — Две, может три, бегут сюда!

Давыдов изготовился встретить новую угрозу, но прозевал — собаки чёрными, с рыжими подпалинами молниями выметнулись из-за поворота, нырнули под очереди «Астры» и MG — и покатились по полу, скуля от внезапно придавившего их страха.

- Бац!

- Бац!

Громкий, жалобный, быстро затихший скулёж. Марк опустил руку с "люгером" — ствол его курился дымком.

— Жаль собак… — виновато прошептал он. — Собаки-то в чём виноваты?..

— Ты их пожалей, когда они тебе в глотку вцепятся! — злобно прошипел Марио. Видел я однажды, как такие вот зверюги разорвали человека — им на это и минуты не понадобилось, а уж сколько было кровищи…

… А ведь собаки в той игре тоже были, припомнил Яша. Вот такие же, доберманы — они бросались из-за каждого угла, и десятками гибли под пулями. Помнится, ему тогда стало неприятно — к собакам Яша относился хорошо, не то, что к людям, тем более, вооружённым до зубов и злобным, куда там самому злобному псу!

Помнится, в той игре дело происходило не в каменных тоннелях, а в коридорах со стенами из клёпаного металла, где чуть ли не на каждом шагу попадались жуткие монстры, собаки, аптечки удивительного мгновенного действия и заначки в виде боеприпасов к самому разнообразному оружию. Ничего из этого — кроме доберманов и охранников в чёрной, расшитой серебряными свастиками униформы, тут не было.

…Бензопилу мне, бензопилу! А то я так не играю…

Марио дёрнул плечом. Брезентовый ремень сполз, и машингевер с лязгом обрушился на камень.

— Всё… — обессиленно прохрипел он. — Обе ленты, без остатка. Ну и тяжёлый же, рezzo di merda![2]

Я наклонился и постучал согнутым пальцем по кожуху водяного охлаждения. Так и есть — звук гулкий, из патрубка слева, куда присоединяется водяной шланг, курится горячий парок. Ясно — пусто, всё содержимое выкипело до капли. И как это Марио не расплавил ствол, когда в предыдущем зале поливал очередями от бедра, выкашивая набежавшую толпу охранников и ещё каких-то людей в чёрных и белых балахонах, размахивающих разномастными пистолетами и револьверами?

Потом мы пробирались к противоположной стене, выискивая, куда поставить ногу — гранитные плиты были сплошь завалены трупами и залиты лужами крови. Татьяна бледнела на глазах, и когда мы преодолели, наконец, жуткие завалы — её долго, мучительно рвало желчью. Страшная всё-таки штука — пулемёт вот так, в упор…

— Зато дальше, надо полагать, пойдём без помех. — сказал я. — не рота же у них тут…

По моим подсчётам, мы уже положили не меньше трёх десятков черномундирников — не считая носителей балахонов. На двух или трёх я разглядел нашитые красные тевтонские кресты и солярные знаки в виде восьмиконечных свастик.

— Я прикинул, мы сейчас должны быть на третьем этаже. — сообщил Марк. — Выше только башня, туда-то нам и нужно… я полагаю.