Том I: Пропавшая рукопись - Джентл Мэри - Страница 61

Но другая часть разума пронзительно твердила: «Она слышит мои голоса».

— Ад кромешный, — вслух проговорила Аш. — Она не имеет права держать меня в плену. У меня с этой бабой гребаный контракт. Зеленый Христос! Не собираюсь я в ихний Карфаген. Чтоб им…

Разум отказывался размышлять на эту тему. Совсем новое ощущение: она пыталась обдумать возможность того, что ее увезут в Северную Африку, а мысли ускользали, сворачивали в сторону. Снова и снова. «Все равно, что пасти селедок», — невесело усмехнулась Аш, но зубы у нее клацали.

Может, и Льва не было? Нет! Нет — наш полковой капеллан сотворил чудо — и Лев явился.

Но может, это было не со мной? Может, я столько раз пересказывала придуманную в детстве сказку, что сама в нее поверила?

Аш дрожала всем телом, руки и ноги застыли. В конце концов она свернулась клубочком, засунув руки под мышки.

Фарис. Ее создали, чтобы говорить с тактической машиной.

И это тот самый голос.

А я… кто? Сестра. Кузина. Что-то в этом роде. Двойник.

Неудачная проба в попытках вырастить ее.

И я всего-навсего… подслушивала.

Только и всего? Дворняжка, выгнанная за ворота. Подслушивала чужую тактическую машину, таскала, как объедки, ответы для мелких дикарских войн, которых визиготы попросту не замечали…

Им нужна была Фарис. Но даже она — рабыня.

Потом она сидела, без еды и питья, глядя на черную струйку, поднимавшуюся над огоньком свечи и расплывавшуюся под низким беленым потолком в желтоватое облачко, смешивавшееся с тенями. Сердце отстукивало минуты и часы.

Аш обняла руками колени и спрятала лицо. Рана, полученная в бою, дает о себе знать не сразу, иногда спустя много часов. Только здесь, в этой тесной комнатушке она почувствовала: Фернандо дель Гиз не придет.

Она вытерла нос о плечо. Может, и получится выбраться отсюда, за выкуп, силой или сыграв на жалости, но сейчас речь не о том.

«Брак, совершенный по приказу императора… и он воспользовался первой возможностью… Нет, дело не в том…»

В груди жгло. Дышать было так больно, что слезы просились на глаза, но она не пускала их: подняла лицо и смаргивала.

«…Он не придет потому, что не случайно оказался в дворцовом зале как раз перед тем, как меня схватили. Он пришел удостовериться, там ли я. Для них. Для нее».

Ладно, ты его заполучила, ты с ним переспала, добилась своего — теперь ты знаешь, что он — хитрожопое трусливое дерьмо. В чем дело?

Я хотела не просто переспать с ним.

Забудь.

Огарок расплылся по полу лужицей.

Я в плену.

Это не роман про Артура или Перегрина. Не будешь карабкаться по стенам, не пробьешься с голыми руками сквозь стену вооруженных рыцарей, чтобы ускакать в рассветном сиянии. Известно, что ждет на войне малоценных пленников: сперва боль, потом изломанный труп и яма без креста. Я — в их городе. Теперь это их город.

Что-то горячо сдвинулось в кишках. Аш оперлась локтями на колени, уперлась лбом в сгиб локтя.

Они должны ожидать, что мой отряд придет на выручку. Скоро. Атака латников, на этих улицах конным не развернуться, значит, пешая.

Хорошо бы не ошибиться.

Здание содрогнулось от неслыханно резкого грохота.

На миг она окаменела. В животе все перевернулось. Аш одновременно поняла, что лежит ничком на дубовом полу и что ей знаком этот звук. Пушечный выстрел!

Наши!

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Слезы потекли по занемевшим щекам. Она готова была целовать им ноги. Снова грохот. Треск и глухой удар второго взрыва отозвались в голых балках потолочных перекрытий. На долгий миг она снова оказалась в расщелине альпийского глетчера, где за шумом падающей воды не слышишь собственного голоса, пока из темноты и облака пыли не вырвется свет факелов и люди — люди, входящие сквозь пролом в стене, перемазанные в известковой пыли и крови, в лохмотьях, — солдаты.

Черный вихрь сдул пыль. От камеры остались обломки балок да почерневшие глыбы известняка.

Задней стены дома как не бывало.

Еще одна балка затрещала и рухнула, засыпав ее кусками штукатурки.

В пролом виднелись две повозки и снятые с них легкие пушки. Из стволов все еще вытекал дымок; прищурившись, Аш различила светящиеся даже в темноте кудри Анжелотти, шагнувшего в пролом, склонившегося над ней, ухмыляющегося во весь рот и говорящего — выкрикивавшего, пробиваясь сквозь пробки в ушах:

— Стену взломали к дьяволу! Пошли!

Вместе со стеной дома рухнула и городская стена; этот ряд зданий, оказывается, образовывал внешние укрепления города.

За ними лежали черные поля, перелески на залитых лунным светом холмах, двигались люди в доспехах, кричавшие: «Аш! Аш!» — боевой клич и в то же время знак своим, чтоб не ошибиться в свалке. Она споткнулась на груде щебня, в ушах звенело, чувство равновесия пропало…

Рикард потянул ее за рукав камзола. В другой руке парень держал повод Счастливчика. Аш перехватила поводья, на секунду прижалась лицом к теплому боку. Арбалетный болт воткнулся в старый, еще римских времен кирпич, осыпал брызгами камня развалины. Люди орали, подбегали новые, в кольчугах и белых туниках, карабкались по перекосившимся балкам.

Аш вставила ногу в стремя, вскинулась в седло, теряя крючки и обрывки кольчуги, чувствуя себя слишком легкой без брони, — и маленький стройный всадник налетел на нее, обхватил за пояс и буквально снес со спины боевого коня.

Она падала, не чувствуя удара…

Что-то случилось.

Я прикусила язык, я падаю, где же Лев?

Перед глазами встало не знамя Лазоревого Льва, а золотистое, живое пятно, дышащее запахом мяса, и холод коснулся пальцев, рук, ног, вгрызаясь в ее распростертое тело.

По обе стороны от нее стояли ноги. Икры в выгнутых стальных пластинах. Европейские поножи, не визиготская броня. В воздухе перед лицом блеснул луч. По щеке текло что-то жидкое. Аш оглушил пронзительный вопль: крик человека, погубленного мгновенным взмахом меча — жизнь, выплеснувшаяся в пыль под ногами; совсем рядом кто-то кричал: «Боже, боже, нет, нет…», а потом: «Господи, о господи, за что? За что? О господи, больно!» — и снова крик, и снова, и снова…

Голос Флоры произнес: «Господи!» — очень отчетливо, но издалека. Аш почувствовала как руки лекаря поворачивают ей голову, теплые пальцы раздвинули волосы. Половина черепа онемела.

— Без шлема, без лат…

Мужской голос отозвался прямо над головой:

— …Сбили с седла в схватке…

Аш уже сознавала происходящее, но предыдущее мгновенье почему-то немедленно улетучивалось из памяти. Кони в броне, скачут галопом; выстрелы аркебуз, встретившие атаку, стрелки, бегущие в лунном свете. Она привязана веревками к койке… сколько времени прошло? Она кричала и слышала крики; и койка качается вместе с фургоном; фургон, в длинном караване других, ползущих по грязной дороге, по глубоким, промерзшим колеям.

Хлопающая занавесь перед глазами загораживала луну. Вокруг двигались фургоны, мычали волы; ржание вьючных мулов смешивалось с выкриками приказов, струйка теплого масла стекала со лба в глаза: Годфри Максимиллиан в зеленой епитрахили читал отходную.

Это уж слишком. Аш позволила воспоминаниям ускользнуть: скачущий передовой приближающегося отряда, весь лагерь в движении — снимаемся… сзади, лязг стали; слишком близко…

Флора опустилась на колени, поддерживая голову Аш перепачканными пальцами. Аш успела увидеть полоску немытой кожи, испачкавшую рукав льняной сорочки.

— Лежи тихо! — глухо проворчал голос. — Не двигайся!

Аш чуть повернула голову набок, потому что ее тошнило, и тут же вскрикнула и замерла, боясь шевельнуть взорвавшейся болью головой. Новая, незнакомая сонливость овладела ею. Она равнодушно смотрела, как Годфри читает над ней молитву. Молясь, он не закрыл глаза, а смотрел ей в лицо.

Времени нет, только боль, и рвота, и трясущаяся в агонии повозка на ухабистой дороге.