Ох уж эти Шелли - Андреева Юлия Игоревна - Страница 23

— Прометей — бог-бунтарь, подаривший людям память и обучивший их многим наукам и ремеслам, собственно он ученый, который замыслил улучшить род человеческий путем передачи человечеству технологий более развитой цивилизации богов. Что же касается Виктора Франкенштейна — это ученый, пожелавший победить смерть и таким образом тоже улучшить человека в частности и человечество в целом. Очень интересная аналогия. Вы не находите? За свою подвижническую деятельность Прометей навеки прикован к горе и ежедневно подвергается страшным пыткам, то же можно сказать и об ученом Викторе Франкенштейне, который находится в состоянии вечного бегства от своего творения и не имеет возможности остепениться и жить нормальной в общепринятом смысле жизнью. Вы знаете, я вот что подумал, безумно уродливое существо, которое создал Франкенштейн, постоянно пряталось от людей, готовых напасть на него исключительно из-за уродливого облика, смотреть на который они не могли. Кстати, евреи считают, что каждый правоверный иудей имеет право, увидев, убить голема, так как это существо не имеет души, языка и не способно размножаться.

В самой известной легенде о големе, которого создал раввин Йегуда Леви бен Бецалалль, сказано, что уважаемый раввин сотворил голема, когда ему понадобился бесплатный помощник для работы в синагоге. Как говорится, на любые хитрости пойдешь, лишь бы людям не платить. М-да, даже вырастить в колбе искусственного человека.

Представляете, как бы вознегодовал уважаемый Бецалалль, который потратил силы и время на создание голема, если бы на следующий после сотворения день пришли "праведные иудеи" и разломали бы чужую собственность.

Кстати, Бецалалль сам уничтожил свое творение, после того как тот прослужил ему целых тринадцать лет. Собственно, глиняный болван изначально был нужен раввину для защиты, но, когда чурбан восстал против своего создателя, тому не оставалось ничего иного, как умертвить беднягу.

Что же до Франкенштейна — его чудовище хоть и весьма безобразно, но может говорить и мыслить, способно к самообучению, кроме того, сам ученый уверен, что оно может дать потомство.

При этом я бы отметил, что моральный аспект создания искусственного человека заключается даже не в тщетной попытке превзойти Творца всего сущего, а в том, что сотворенное существо не способно найти себе места в человеческом обществе. Любой, видя чудовище, либо пытается напасть на него, либо убегает сам. Таким образом существо, созданное в единственном экземпляре, обречено на вечное одиночество без какой-либо надежды когда-нибудь найти родственную душу. И при этом автор "Франкенштейна" настолько жесток, что наделяет его умом и пониманием. Созданию нравятся люди, но при этом он понимает, что просто не способен понравиться им. Как там: "Если страдают даже такие прекрасные создания, я уже не удивляюсь тому, что несчастен я — жалкий и одинокий", — процитировал он по памяти. — Он будет жить, а прочностью и живучестью он награждён в должной мере, будет жить и видеть, как волк находит себе волчицу, орел орлицу, всякая ничтожная букашка, встречая себе подобную мелочь, влюбляется в нее и обзаводится потомством. Но у него никогда не будет ни возлюбленной, ни друга, что же до его создателя, то тот отвернулся от собственного творения.

Разумеется, ученый, не имеющий рядом человека, равного себе, не может не ощущать одиночества, но при этом у Виктора есть друзья, возлюбленная, есть семья. А вот у несчастного существа нет никого и никогда не будет.

— Да-да-да, вы помните в самом начале, там, где капитан Уолтон еще не встретился с Франкенштейном, он жалуется своей сестре, — вскочил со своего места Нокс, — вот я выписал: "У меня нет друга, Маргарет; никого, кто мог бы разделить со мною радость, если мне суждено счастье успеха; никого, кто поддержал бы меня, если я упаду духом. Мне нужно общество человека, который сочувствовал бы мне и понимал бы с полуслова… но я с горечью ощущаю отсутствие такого друга". Капитан, человек отважный и целеустремленный, идет к Северу, туда, куда еще не заходил ни один корабль, у него есть святая цель и ни одного человека на борту, с которым он мог бы это обсудить.

— Именно так, друг мой. И капитан предельно одинок. Хотя у него есть Маргарет. Мне нравится ход ваших мыслей. Рискну предположить, что вы и сами не чужды писательства?

— Писал, когда-то, — покраснел Нокс.

— Очень любопытно, а черные романы не доводилось? — В начинавшихся сумерках глаза ученого блестели так, что казалось, будто бы они не просто отражают свет свечей, а светятся сами, причем свет идет изнутри.

— Нет, что вы. Но много читал.

— Мне кажется, у вас бы получилось. А, позволю я себе спросить, вы считаете роман "Франкенштейн, или Современный Прометей" черным, или, как это чаще говорят, готическим, романом?

Нокс неуверенно пожал плечами.

— Ну же, друг мой, уверен, что суперинтендант не осудит нашу ученую дискуссию. Признаться, я тоже весьма одинок, живу среди книг и старинных манускриптов, одно удовольствие в жизни — черные романы, но среди ученой братии нет никого, кто бы разделял эту мою страсть. В буквальном смысле поговорить не с кем. Ну же, не разочаровывайте меня, молодой человек, можете назвать черты готического романа, по которым мы, читатели с образованием и вкусом, отличаем любимый жанр от похожего чтива?

Нокс с минуту колебался и наконец решил, была не была.

— Ну, первое, в готическом романе, все происходит в атмосфере готической архитектуры — замки, старые мельницы, аббатства, заросшие сады и парки — все темное и часто запущенное.

— Та-а-к. — Ученый довольно потирал руки. И что же, герои "Франкенштейна" живут в каком-нибудь зловещем замке с тысячелетней кровавой историей?

— Нет. — Вильсон пожал плечами, должно быть уже досадуя на своего несообразительного агента.

— Я думаю, что архитектура во "Франкенштейне" как раз не главное, куда более важна сама атмосфера ужаса. — Нокс открыл свою записную книжку и прочитал: "Окна комнаты были раньше затемнены, а теперь я со страхом увидел, что комната освещена бледно-желтым светом луны. Ставни были раскрыты, с неописуемым чувством ужаса я увидел в открытом окне ненавистную и страшную фигуру…"

— Продолжайте, прошу вас. Мы говорили об основных чертах черного или готического романа. Вы сказали: во-первых, а во-вторых?..

— Во-вторых, в черном романе центральный персонаж — девушка. Красивая, милая, добродетельная. Обычно в финале счастливо выходит замуж, приобретая богатство и положение в обществе.

— Ни того, ни другого, ни третьего, — насупился суперинтендант.

— Все верно, девушка есть, невеста Франкенштейна, но существо убивает ее. Какое уж тут счастье! Про Маргарет мы и вовсе ничего не знаем. Дальше.

— В-третьих, и, наверное, это главное, там всегда присутствует тайна, которую невозможно разгадать вплоть до самого финала. Это главная тайна романа, но есть тайны как бы побочные, которые раскрываются по ходу действия. Но… — Он задумался. — Во "Франкенштейне" нет какой-то тайны, которую необходимо разгадывать, тут в центре судьба ученого и созданного им человека. В-четвертых, черные романы обычно плотно пропитаны атмосферой страха и ужаса. Герои подвержены постоянному давлению извне, поступают угрозы жизни, покою, честному имени…

— Ну, этого как раз в романе с избытком. Можете еще что-нибудь добавить?

— А что добавить? — не нашелся Нокс.

— Ну как же — а злодей, который одновременно является и гонителем, и главным двигателем сюжета. — Богослов снова рассмеялся.

— А кто же тут злодей? — Вильсон сложил руки на груди. — Существо или ученый, его создавший.

— Вот именно! Гениально! — захлопал в ладоши ученый-богослов. Честно говоря, господа, идя сюда, я даже не предполагал такой интересной беседы. Исходя из вышеизложенного, я бы сделал вывод, что "Франкенштейн" не является чисто черным романом, я бы даже сказал, что это роман, образовавшейся на стыке "Готического романа" и романа "Просветительского", так как в центре не маленькая напуганная девица, а гениальный ученый! А еще бы я позволил себе заметить, что перед нами "Философский роман", ставящий вопросы морального плана.