Никак иначе (СИ) - "Ann Lee" - Страница 14

— Я что в рабстве? — огрызнулась я, отодвигаясь. — Делаю, что хочу!

— Да кто ж спорит, — смягчился Кир, но взглядом давил, — чё за мужик, у тебя живёт?

— Что? — я распахнула глаза от изумления. — Ты что был у меня дома?

— Заходил — кивнул Кирилл. — А этот мудило, меня нах послал, и какую-то херню городил, что муж тебе?

Я смотрела и не верила ушам.

— Зачем? — только и вырвалось у меня. — Что тебе ещё-то надо? Вы же всё сполна получили!

— Ой, давай не бушуй! — отмахнулся Кирилл, и придвинулся ближе. — Лучше скажи, Света, это действительно муж твой, вот это мурло пьяное?

— Вова не мурло, — взыграла во мне гордость, — он просто в затруднительном положении.

— В пьяном угаре твой Вова, — ухмыльнулся Кир, и резко притянул меня, схватив за локти, так что врезалась в его твёрдое тело. — Ах, ты ж шлюшка, зеленоглазая! Мужу своему с двумя мужиками изменила! — проговорил он тихо и утробно, над самым моим ухом. — И ведь наслаждалась. Как кончала, как в рот брала!

Его тихие слова, настолько били больно, словно он орал их на весь двор, обличая меня в измене. И, наверное, я это заслужила, но вот только не ему меня обвинять. Не этому развратному и грубому бандиту.

— Пошел ты! Не трогай меня! Скотина! Козёл! — я забилась в его руках, и даже пару раз съездила по небритой роже, пока он меня не скрутил. Обхватил руки и завел назад, прижал к холодному кузову машины, и в рот своим врезался, даже зубы наши стукнулись, и так больно прихватил губы, и языком так похабно и глубоко залез, что всё дыхание напрочь, вместе с сопротивлением снёс. И я словно в угаре хмельном, отвечала на эту грубость, наплевав, что вечерний двор полон людей, что мы под окнами моего дома, и каждый меня тут знает. Я снова подчинялась силе. Покорялась грубости. И млела, как течная сучка, млела, от этого напора. И мыслей в моей голове не осталось, только эта звериная тяга, этот сумасшедший натиск.

Атака.

Ярость.

Кирилл давно отпустил мои руки, и я впилась пальцами в его волосы, притягивала его ближе, и стонала в его губы, что продолжали терзать до боли и синяков. Он же яростно водил руками по моей выгнутой спине, вдавливая меня в себя, и я чувствовала всю степень и глубину его желания. И я разделяла его. Я тоже хотела его. До ломоты в мышцах. До красных точек перед глазами. Хотела. Я и сама не осознавала, что этот аромат, этот вкус, это грубая щетина, на моём лице, эти жесткие пальцы, всё это, мой личный афродизиак. И поэтому позволяла прилюдно целовать себя и откровенно трогать.

— Блядь! — рычит он, и я открываю глаза. — Я же сейчас трахну тебя на глазах у всех!

А я не против. Я настолько поплыла, что снова ищу его губы, и он прикладывает усилия, отстраняется, выпускает меня из объятий, отходит. А я стою, покачиваясь, и никак не могу придти в себя. Вот только что смерч крутил в своей воронке, и тут, раз и всё стихло. Но только снаружи, а внутри всё ещё буря. И, меня качает, потому что вкус его во мне, и прикосновение пальцев и горячих ладоней тоже ещё ярки.

— На хуй мужа твоего, слышишь, зеленоглазая! — рычит Кирилл, но близко не подходит, боится сорваться, а я смотрю на него расфокусированным взглядом, и смысл его слов потихоньку начинают доходить до меня. — Если не смог удержать при себе, на хуй!

— Чего ты хочешь? — голос мой сипит.

— Тебя хочу! На свой хер! Буду крутить в разные стороны, пока не надоест! Только Саньку дотронуться до тебя дам! — в своей грубой манере отвечает Кир, сверкая глазами.

— А меня спросить не хочешь? — во мне просыпается гордость.

— А что тебя спрашивать? — ухмыляется Кирилл, и снова прижимает меня к машине, и своим телом загораживает, и бесцеремонно лезет в свободный пояс моих джинс, рукой, и прямиком в трусы. Я только ахнуть успеваю, и в плечи его вцепиться, да глаза закатываю, когда длинные пальцы проходятся по влажным складочкам, захватывают больше влаги. Кир достаёт руку, и проводит влажными пальцами, по моим губам размазывая мой вкус, и склоняясь, слизывает его.

— Только не говори что ты против, потому что, это будет пиздёшь, зеленоглазая, — говорит он у самых моих губ. — Только представь, как я отдеру тебя! Как натяну на свой хер! Хочешь? — и толкается в меня, и я чувствую бедром его твёрдую плоть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хочу, — не решаюсь юлить, и так всё понятно.

— Тогда погнали! — и Кирилл шлёпает меня по ягодице.

— Куда? — я отступаю, совсем не готовая куда-то гнать.

— Захватим Сашку, и уединимся, хер колом, как бы тебе отсасывать не пришлось в машине, — спокойно отвечает Кир.

— Подожди Кирилл, — я вытаскиваю свою руку из его лапы, и отступаю, — я не могу вот так сразу…

— А чего, с муженьком своим простится, хочешь? — зло усмехается он, и его глаза сверкают. — Или может дать ему напоследок?

— Да пошёл ты! — снова злюсь. — Никуда я не поеду, иди на хрен!

Отталкиваю его и бегу к двери подъезда, но он ловко перехватывает меня и прижимает к той самой двери.

— Слушай сюда, Света, — рычит он, — даю тебе срок до завтра. Собирай всё что нужно, остальное если понадобится купим. Хочу чтобы при мне была, поэтому завтра переезжаешь ко мне… И рот закрой, — обрывает он меня видя, что я собираюсь перечить. — А то вставлю член туда, прямо в этом подъезде. Всё поняла?

Я поджимаю губы.

— Я спросил всё поняла?

— Ты что меня заставишь? — всё же не выдержала я.

— Ты не против, — ухмыляется он, и проводит своими пальцами, теми, что были во мне, перед своим носом, шумно вдыхая хранящийся ещё аромат, и меня снова заводят эти его варварские замашки. Снова стреляет низ живота, и дыхание ускоряется. Я злюсь на себя за это и толкаю его со всей силы, и он позволяет мне отстраниться и даже не говорит ничего на прощание, просто уходит. Садится в ту самую спортивную машину, и резко газует, уезжает. А я стою, нет сил совершенно, подняться, и встретится с Вовой.

7

Захожу в прихожую, тихо. Осторожно заглядываю сперва в кухню, потом иду в комнату мужа. Лежит на разворошенной кровати, громко сопит.

— Вов, ты спишь? — тихо спросила, не рискуя подходить близко.

Муж разворачивается, являя окровавленное лицо. Я поджимаю губы.

— Довольна? — скрипит Вовин голос.

— Чем, довольна? — растерялась я, рассматривая его лицо, замечаю ещё и синяк, который наливался под глазом.

— Твой ёбарь, уработал меня, — Вова встаёт, и, охая, проходит мимо.

— Вов…

— Что, Свет? Ты же давно об этом мечтала! — усмехается он, и подкуривает сигарету. Его высокая сгорбленная фигура, некогда могла похвастаться гордой выправкой. А нрав всегда был весел. Он умел смешить меня. Умел не отчаиваться и поддерживать. Что с ним произошло? В кого он превратился. Похудел, осунулся. Вечно одутловатое лицо и красные глаза, щетина. Одежда мятая и грязная. Устойчивый запах перегара. И дрожащие руки. Постоянно дрожащие руки. Он сейчас мне был противен. Он давно мне стал противен, и все его слова мне были побоку, но я всё же, попыталась донести до него кое-что.

— Ты думаешь, я об этом мечтала, — обвела его рукой, — чтобы у меня был муж алкаш, и при первой возможности я ему изменила?

Он скривился.

— Да Вов, я тебе изменила, потому что… просто… просто посмотри на себя, и остановись пока не поздно, а я больше так не могу!

— И что уходишь от меня, к этому бандюку? — оскалился он.

Не знаю, что на меня нашло, может обида, а может уже просто чувство равнодушия.

— Ухожу, и не к одному, у меня их два, — взяла и сказала и пошла в ванную, только сквозь шум воды услышала, как хлопнула дверь. Как бы мне хотелось, чтобы он разозлился, посмотрел на свою жизнь, и остановился и выкарабкался из этой ямы. Но пока он сам этого не захочет, никто не поможет.

На следующий день, он так и не вернулся, и я поняла, что Вова отдыхает по отработанной схеме. Пьёт до горячки, до бесчувственности. Позвонила Нине Ивановне, его матери, и сказала, что ухожу от него, и пусть теперь она сама за ним смотрит. И я вправду уходила, и не потому, что Кирилл, так жаждал иметь личную шлюху в моём лице. Просто это единственно правильное решение. Оно назревало давно, и вот, наконец, я созрела для него. Свекровь, молча, выслушала меня и положила трубку. Она винила меня в том, что я не проявила характер и не уберегла её сына от разгульной жизни. А ещё она никак мне не могла простить, что я не могла родить. Сделала аборт по глупости, и теперь всё, не будет у меня никогда детей. Вова убеждал, что он переживет это, и если надо мы возьмём ребёнка из дет дома, но факт остаётся фактом. Нина Ивановна, не скрывала своей досады, и напрямую говорила, что возможно Вове придётся завести детей на стороне. Потом и вовсе всё покатилась под откос, и уже было не до детей.