Современный человек (СИ) - "Hailun_g" - Страница 9

***

В ту ночь я спал без сновидений, забывшись крепким и довольно глубоким сном. Однако даже со дна подсознания я ощущал тяжесть руки Фрая, который в своей беспокойной дрёме прижимал мой торс к своей груди.

Когда резкий писк будильника вернул меня в чувство в 9:30 наступившего воскресного утра, я нашёл себя сползшим на вторую подушку, на которой накануне спал некто иной. Произошедшее ночью безумство могло бы казаться наваждением и плодом моего давно не знавшего любовной лихорадки воображения, если бы не слабый аромат парфюма мужчины, отпечатавшийся на наволочке.

Накинув халат на голое тело, на котором, как я с наслаждением подметил, остались отметки пылкой страсти моего любовника, я подобрал у изножья кровати сброшенную в спешке одежду. Направляясь в ванную, чтобы бросить рубашку и брюки в корзину с грязным бельём, я заставлял шестерёнки в своей голове крутиться более активно. Беда была в том, что я не представлял, о чём после нашей ночи стоит завязать разговор с мужчиной, которого я должен был увидеть в гостиной или на кухне.

Я совершенно точно разделял любовь Фрая к тёмному времени суток, в которой он мне признался. Ночью всё видится и чувствуется иначе, будто в конце дня ты наконец позволяешь своему уставшему и разбухшему сознанию прийти в свою истинную форму, не отяжеляемую какими-либо условностями. Утро же, вступая в свои права, всегда вносит коррективы и вновь заставляет смотреть на мир через искажённую призму напускной рассудительности.

К своему разочарованию я обнаружил, что беспокоился о предстоящем неловком диалоге напрасно: ни в гостиной, ни на кухне, ни даже в ванной моего ночного гостя не было. Зато в прихожей острым непривычным углом, который нарушал обыденную обстановку квартиры, выступала картинная рама. Рядом с ней, также упёртый в стену, темнел цилиндр тубуса. Я ничуть не сомневался в том, что Фрай не станет забирать картину, но сейчас, увидев её, я вновь подумал о том, что мистер «Эф. В.» был невероятно упёртым и, видимо, если принял какое-то решение, не собирался его менять, не беспокоясь о том, что может заставить чувствовать других неловкость.

Из-за нагло лезших в голову мыслей и отрывков прошлой ночи, я раздражённо заметил, что выбиваюсь из привычного расписания. Однако завтракать не хотелось и я решил компенсировать улетевшие время, сократив приём пищи до одной чашки чая, на заваривание которой требовалось всего 4 минуты и 20 секунд. Взяв кружку с заваркой, я совершил ещё одно преступление против заведённого уклада жизни, отправившись в гостиную, где никогда раньше не завтракал.

Мною управляло сентиментальное и до скрипа зубов иррациональное желание снова включить пластинку Элтона, которая всё ещё оставалась в проигрывателе с ночи. Переворачивать её на начало я не стал, решив, что раз установленный порядок моего мира сегодня утром дал трещину, пусть он разбивается до конца. По крайней мере в ближайшие 36 минут и 17 секунд, пока вторая сторона пластинки № 2 не проиграет. Прикидывая, сколько времени будет к этому моменту, я облегчённо выдохнул, потому что прекрасно успевал к двенадцатичасовому выпуску новостей, с просмотром которого хотел вернуться к своему графику.

Барабаня пальцами по кофейному столику, я покачивал головой в такт музыке между глотками горячего чая, пытаясь избавиться от яркого образа Фрая, с идеально ровной осанкой сидящего рядом на диване. Когда я услышал припев «Saturday Night’s Alright», я отставил допитую чашку и взглянул на бокалы на поверхности столешницы. Они остались неубранными и молчаливо укоряли меня в нерасторопности виднеющимися на краях даже в сером свете дождливого дня отпечатками пальцев и губ.

[Субботняя ночь, люблю её. Субботняя ночь идёт! идёт! идёт!.. Elton John — Saturday Night’s Alright (For Fighting), 1973]

«Вымыть и убрать бокалы, 40 секунд, — вздохнул я, переводя взгляд на пустую бутылку. — Выбросить, 5 секунд».

Я нахмурился. Глаза зацепились за чужеродный предмет, прежде не замеченный в искажении за стеклянными стенками бутылки. Взяв в руки практически не обладающую весом вещь, я обнаружил, что это было сложенное из салфетки оригами журавлика. В местах мягких сгибов не предназначенной для создания ровных бумажных фигурок гафрированной материи виднелись синие крючки букв. Я развернул птицу и прочитал оставленную на её крыльях записку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Есть дела, которые нужно закончить сегодня утром, поэтому пришлось уйти. Не хотел будить. Если захочешь встретиться и это не помешает твоим планам, приезжай к шести».

Послание, лаконичное и одновременно для меня чувственное, как и сам человек, оставивший его.

После обозначенного времени следовал выведенный острым и ровным почерком адрес, указывающий на место за городом, которое, судя по названию населённого пункта, вполне себе могло быть его домом.

— К чёрту мои планы, — скомкав салфетку, уведомил я пустую гостиную.

***

Выстроенный навигатором маршрут гнал мой автомобиль за черту города. Программа писала, что дорога от моего дома до места назначения составит примерно 1 час 7 минут, и я не мог не задаваться вопросом, сколько же тратит на этот путь Фрай и сколько пересадок на общественном транспорте ему пришлось сделать, чтобы добраться сегодня утром от меня до дома.

Ещё большее замешательство вызывало у меня местонахождение синей точки пункта Б, мигавшей на экране сенсорной панели. После того, как я вбил оставленный мне адрес в строку поиска, заранее проверяя, во сколько мне нужно будет выехать, программа долго гипнотизировала меня вращающимся кружком загрузки. Когда локация наконец была найдена, на дисплее появилась пунктирная линия маршрута, которая обрывалась возле одиноко сереющего в зелёном цвете масштабной сетки прямоугольного значка здания. Изменив разрешение, я удостоверился в том, что в окружении не было других домов и этот отдельно стоящий блок был удалён от ближайших построек минимум на несколько километров. Вероятно, мистер «Эф. В.» настолько сильно ценил уединение, что при постройке дома выбрал место, расположенное как можно дальше от цивилизации.

Выехав за город, я мчал по вьющейся сквозь поля двухполюсной дороге. Пространство, открывшееся взору после оставшихся где-то позади многоэтажек, представляло собой одно сплошное взбухшее от влаги свинцовое полотно. По лобовому стеклу без остановки били крупные капли дождя, и дворники маячили перед моими глазами из стороны в сторону, напоминая метроном, который отбивает ритм для ещё не очень умелого музыканта.

Несмотря на то, что выехал я довольно рано, как всегда рассчитав всё с точностью до минуты и закладывая время на возможные из-за непредвиденных обстоятельств задержки, я чувствовал некоторое волнение от того, что еду, как мне казалось, слишком медленно. Вдавленная педаль газа отозвалась цифрой 130км/ч на спидометре, от чего расстояние до пункта назначения начало сокращаться более заметно. Однако мой полёт по скользкой глади асфальтированной трассы не продлился долго, потому что очень скоро стрелка навигатора заставила меня свернуть на грунтовую дорогу. Это был единственный путь, ведущий вглубь мокнущих квадратов убранных полей. По нему, уже в более замедленном темпе с отметкой 40км/ч, я проделал оставшуюся часть своей поездки.

Проехав несколько частных секторов, я окончательно пришёл к выводу, что Фрай соврал, что ездит домой из города на метро. Вернее сказать, он сказал лишь часть правды, потому что метро могло занимать только небольшой отрезок проделываемых им сумасшедших и абсолютно нерациональных путешествий. Конечная станция ближайшей ветки подземного транспорта давно была где-то позади, а в глуши, в которую я заехал, наличие хотя бы автобусов уже можно было бы назвать прогрессом. Увольнять водителя, не умея при этом водить самому, было невообразимо странным способом усложнить себе жизнь.

Когда жилой сектор закончился, а я всё продолжал ехать, трясясь по глубоким ухабам на не предназначенной для таких убитых дорог городской машине, я окончательно перестал понимать, куда Фрай мог позвать меня. Мои чертыханья от подпрыгивания на очередной кочке прервал внезапно нарисовавшийся большой булыжник, оставленный кем-то прямо посередине дороги, чтобы обозначить, что проезд дальше запрещён. Я резко затормозил, чуть не поцеловав капотом неровную поверхность камня.