Живи и ошибайся 2 (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale" - Страница 9

— Статистику температуры. Минимум, максимум и по сезонам, — ответил я.

— О! — обрадовался Павлов и, подхватив Куроедова под локоток, увёл в сторонку.

Надо сказать, вовремя. Та группа, которую просвещал Алексей, как раз переместилась к столу с выставленными наборами красок. Если у кого возникнут вопросы, то придется мне отвечать.

Как мы и ожидали, самый пик посетителей пришёлся на субботу. В зал уже запускали по двадцать человек, иначе в коридоре скапливалась огромная толпа. Правда, эта толпа теперь переместилась в зал. Народ, посмотрев на картину, не спешил уходить. Зрители обменивались мнениями. Кто-то уже видел ранее, что-то у себя в голове осмыслил и пытался донести свои замечания.

— Это новое направление…

— Вольнодумством попахивает…

— Неслыханно! Это какие-то бунтари…

— Что-то в этом есть… Реализм, говорите?

— Сам старец Самарский холст освятил…

— Неужто?

— Вот те крест, — заверял Куроедов. — Отец Нестор так и сказал, что изображения по греческому образцу с их многобожием срам сплошной.

Подобного высказывания от нашего батюшки я не слышал. Но кто его знает? Главное, что мнение от «святого» старца ушло в массы.

Публика на выставку приходила разношерстная. Скорее всего, это был повод выйти в люди. Дамы в богатых туалетах выгуливали свои украшения, их сопровождали кавалеры в модных костюмах, с лицами, не особо обремененными интеллектом. Обсуждали они всё что угодно, не только наше полотно.

— Изящество штиля, право. Вы читали этого новомодного англичанина?

— Полностью согласна. Вольтер, конечно, вольнодумец, но не кажется ли вам, что называть его скотом*, право, уж чересчур…

В понедельник Алексей отправится в столицу, чтобы опередить нас на несколько дней и начать формировать общественное мнение в Петербурге. Заодно подтвердит наши договорённости о размещении полотна.

Мы особо не мудрили и выставлять картину планировали тоже в университете (Санкт-Петербургском Императорском). На специальных площадках для именитых художников не рискнули расположиться. Если всё сложится удачно, то новое место нам предложат чуть позже, а пока и университета хватит. Главное, правильно себя подать и не настроить негативно критиков. Николай I как раз поддерживал всю эту античность в живописи. Ходили слухи, что государь распродаёт картины, которые, по его мнению, не соответствуют канонам и высокому стилю. Якобы даже портрет Вольтера приказал убрать, заявив, что философ на портрете похож на обезьяну. В общем, лучше не привлекать внимания императора. В столице и без его мнения критиков хватает.

В Москве всё складывалось более-менее удачно. Развлечений в это время не так много. И наше появление стало значимым событием в городе. К тому же акцент быстро сместился на изобретения в области химии и, в частности, на краски, да еще и в тюбиках. Купили их не так чтобы много, всего с десяток наборов. Да мы и не имели намерения особо торговать в Москве, потому задрали цену. Пусть художники попробуют, поделятся впечатлениями, снова обсудят, а уж если захотят новые пигменты приобрести, то можно отправить заявочку с купцами.

Куроедов блистал и сверкал в лучах славы, щеголял в новом костюме, рассуждал на любые темы, начиная от моды и заканчивая медицинским справочником. Повезло, что никто из медицинских светил выставку не посетил, иначе, боюсь, случился бы скандал.

Медиков к понятию «гигиена» и прочему нужно подготавливать постепенно. Соседу я как мог внушал эту мысль. Зачем нам эта нервотрёпка? Напечатаем книгу, выпустим в продажу и смоемся в поместье. Пусть эти учёные и доктора сами друг с другом выясняют отношения, доказывают или опровергают. В любом случае патенты у нас будут, как и денежные поступления, а известность в научных кругах не особо и нужна.

---------------------------------------------------------

*подразумевается Вальтер Скотт

Глава 4

Хорошо, мы заранее начали подготовительную работу по представлению своей картины. Если бы не какой-то дальний родственник, уважающий покойного папеньку Куроедова, скорее всего мы бы вряд ли нашли место для выставки в столице.

Вообще Петербург мне и в предыдущий визит показался слишком уж напыщенным. Столица просыпалась часов в девять-десять утра. До этого времени поймать наёмный экипаж на улице еще тот квест. Простые извозчики мнили о себе невесть что, а уж чиновников, решавших непосредственно вопрос с арендой помещения, хотелось лично придушить.

Разрешение у нас имелось, подписанное руководством университета, но реальность оказалась суровой. Только двадцать шестого января мы наконец получили доступ в выделенный зал, находящийся в здании Двенадцати коллегий. К этому времени обоз уехал обратно домой. Мы планировали переставить потом наши две кареты и одну повозку на колёса и возвращаться малым составом.

Судя по всему, застрянем в Петербурге надолго. Волга к тому времени вскроется и придется нанимать баржу. Шестерых коней оставили в столице, к ним прилагались возницы и пятеро охранников. Эту компанию заселили отдельно на Васильевском острове, так было дешевле, хотя и не совсем удобно. С другой стороны, наёмные извозчики знали город лучше.

Исходя из всего этого, устроились мы не в гостинице, а в доходном доме, сняв квартиры. Такой вариант развития событий нами был предусмотрен и не особенно расстроил. Главное, мы наконец получили место для картины.

Куроедов немного поворчал, что в университете могли бы нам отдать Зал Торжеств. Там, правда, висел парадный портрет императора и вроде как заслонять его неприлично, а освобождать всё помещение от мебели не будут по той причине, что выносить такое количество стульев некуда.

Выделенный нам зал Петра Великого мне понравился. Прежде всего тем, что имел высокий потолок и второй ряд окон. Освещение в это время больная тема. В северной столице зимой темнеет рано. Реально мы демонстрировали полотно в течение пяти часов. С утра было еще сумрачно, а в четыре вечера уже темнело. При свечах смотреть живописное полотно не стоит. Другой цвет, не те оттенки.

Правда, в первые дни посетителей не было ни в какое время. Это в Москве нас приняли радостно, как развлечение для скучающей интеллигенции. В Петербурге хватало салонов и всяких новомодных клубов для мужчин.

Собственно, мы и не спешили, понимая, что сразу ажиотаж не получится по той причине, что столицу не удивить картинами пусть и такого размера.

Мы с Куроедовым занялись патентами, Лёшка готовил «общественное мнение» через газеты и «критиков», Тыранов помчался к каким-то своим старым знакомым. В результате пришлось нанять нескольких студентов для того, чтобы они постоянно дежурили в зале. Ну и сторожам заплатили, конечно.

Помимо этих дел, я решил наведаться к Пете. Супруге он писал несколько раз и адрес у меня имелся. Петя в столице оброс какими-то связями, вдруг и через него получится привлечь зрителей?

В доходном доме, где обосновался Петя, нужную квартиру удалось отыскать не сразу. Честно говоря, я решил, что консьерж меня не понял, и даже спустился вниз уточнить. Но по заверениям служивого в доме не пять, а шесть этажей. Просто я в темноте не разглядел дверку, а за ней лесенку, ведущую на последний мансардовый этаж. Пришлось снова топать наверх.

Больше всего я удивился, что в таком скворечнике Петя не только жил, но еще и прислугу имел. Слуга мне и открыл дверь, предварительно выспросив, кто я и откуда.

— А то ходют тут, деньги просят, — абстрактно объяснил пожилой мужчина предпринятые меры предосторожности. — Барин почивать изволят.

— Буди, — потребовал я. — Скажи, что родственник из поместья приехал.

— Дык как же…

— Или уйду. Супруга моя братцу велела немного денег передать, — добавил я, хотя общаться с Петей уже расхотелось.

— Сейчас, сейчас, — засуетился мужчина и, оставив меня в полутёмном помещении, являющимся одновременно прихожей и местом обитания слуги.

За стеной послышался недовольный возглас, затем что-то грохнуло, а после дверь распахнулась и в коридор вылетел сапог. Вслед за этим предметом гардероба материализовался слуга, потирающий лоб. Жестом он показал, что ежели господин изволит, то может сам дальше с родственником общаться.