Бастард Ивана Грозного — 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 49

Александр окинул внутренним взглядом дьяка и Адашева, и увидел на их лицах испуг и удивление.

— «О чём же он говорил? Надо было слушать. Или не надо было слушать? Вдруг тогда желание исполнить его волю было бы сильнее? Ничего, у Адашева спрошу… Да и писец пишет…»

— Так, что передать мой король? — спросил посол шведский, и Санька от ощущения «дежавю» улыбнулся.

— Передай твой король наш пламенный привет.

Александр увидел на лице посла испуг. Не то он ожидал услышать. Должно было прозвучать контрольное слово «хорошо». Тогда в замке всё шло, как по маслу. Они с Гансом лепили из этого принца всё, что хотели. Он выполнял все их команды. Потому и отпустили. Иначе не было бы смысла отпускать. Неужели он их обыграл? Тогда он должен помнить… Епископа Агриколу прошиб пот.

— Такие вещи с кондачка не решаются. Мы посоветуемся с товарищами… Зайдите на недельке.

Увидев на лице посла пот Санька понял, что тот чего-то вдруг сильно испугался. И Санька заглянул послу в глаза. Но не изнутри, а снаружи. Просто приблизил свой взор и поник им через зрачки. И ничего не произошло, только Санька вдруг увидел внутренний мир Агриколы. Его ноосферу.

Санька помнил свою и ему было с чем сравнить. Космос раскинулся перед ним и за ним и потёк в него. Александр помнил, как использовать космос для получения знаний и послал запрос, представив себя и Агриколу. И получил ответ в виде изображения себя и какого-то… магистра… Да! Это был именно тот магистр, который разговаривал с ним, но сейчас он говорил, какие-то непонятные слова. Непонятные до этого мгновения. Сейчас они вдруг стали понятны.

— Вы подчиняетесь только мне и тому, кто произнесёт этот звук.

Откуда-то изнутри прозвучали звуки, похожие на щёлканье и клёкот птицы, и Санька понял, что их «произнёс» Агрикола. Мелькнуло и погасло понимание, что это ключи к его голове. Вернее, к той программе, что заложил в него магистр.

Санька вышел из глаз посла.

— Мы с вами ещё увидимся, уважаемый гражданин посол. Вас хорошо принимают?

— Очень хорошо, ваше величество!

— Я рад. Завтра мы с вами вместе осмотрим нашу столицу. А пока ступайте, уважаемый Микаэль. Завтра мы продолжим с вами нашу беседу.

Агрикола попятился и вышел из приёмных покоев.

— Прочитай, Алексей Фёдорович, что он мне говорил? — попросил Санька.

Адашев взял написанное и зачитал. Санька хмыкнул.

— Ишь, что удумали! Кемь им отдать?!

— А ты, государь, что, не слышал, что он говорил? — слегка взволнованно спросил Адашев.

— Я что-то приснул немного. Всю ночь молился.

— На сухарях и на воде седьмицу цельную… Не каждый узник вытерпит. Значит, ты не слышал, как он соловьём щёлкал? Вдруг ни с того, ни с сего… Говорит: «У вас в России соловьи хорошо поют», и как защёлкает! Только, какой же это соловей?

— Почему тут не прописано? Про соловья? И про щелчки! Писцу вставь пистон! Пусть всё пишет. Не успевает, двоих посади. А то… Сдаётся мне, что он колдун…

— Кто? Писец?

— Этот… Посол… На что он рассчитывал, что я ему Кемску волость отдам? Хрен ему, а не Кемь!

— Давно просят… Каждый посол о том говорит. Но так, как этот… Точно, колдун!

— Мы таких колдунов…

— Так может, это, на кол его, или на Соловки?

Санька удивился.

— А так можно? Посол ведь…

— А! — махнул рукой Адашев. — Все видели, что он колдовал!

— Не-е-е… Он нам пригодиться, — Санька хихикнул. — Сегодня он нас охмурял, а завтра мы его охмурять будем. Так, всё… Перекусить бы чего?

Адашев выпрямился и обведя взором палату объявил:

— Царь трапезничать желает!

— «Да, что за хрень?», — подумал Санька. — «Может я всё это время сплю? Так бывает, что вроде как прожил за сон целую жизнь. Может и мне всё снится? Посол уж больно на того артиста похож. Как его?»

Санька не мог вспомнить имя и фамилию, только вспомнил фильм с его же участием про «три звёздочки… пять звёздочек…».

— «Да, нет! Какой, блять, сон?!»

Пообедали они в царских покоях. Там Санька уже давно поставил мягкий кожаный диван и несколько кожаных кресел, набитые овечьей шерстью. Пообедали, расположились в креслах, поговорили. Александр рассказал Адашеву о своих задумках с питейными домами, переросшими в его мыслях в военные замки-городки.

— Понимаешь меня, Алексей Фёдорович?

— Понимать-то понимаю, Александр Васильевич, но беды в угнетении крестьян не вижу. Ежели их не угнетать, то они ведь снова корешки-ягодки собирать станут и на то жить. А на них ни пушек, ни зелья не купишь и от татар не отобьёшься. А тогда нас сызнова татары сперва закабалят, а помом обирать будут. Ведь ты сам говорил, что скор придут!

— Придут-придут… И не только татары. Ежели мы нападать не будем, на нас обязательно нападут, потому, что посчитают слабыми.

— Ну, вот!

— Но зачем пиры такие богатые закатывать? По двести перемен блюд?! К чему?! На один такой пир, я посчитал, десять тысяч рублей уходит! Да и земли раздаём… С тех земель проку было бы в пятеро больше, нежели нам наши опричники дают. И они деньги тратят на пиры да на подарки дьякам.

— Дак кто ж принёс бы, государь, те деньги?! Кто ж отдаст то, что ему дали? Хорошо хоть так воинство собираем! Ведь хорошо?!

Адашев явно не понимал, почему не доволен Санька. А Саньку жгло чувство несправедливости и слова отца: «Если не ты, то кто?»

— Или я не прав? Где я не прав?! — спросил Адашев с каким-то надрывом и чуть не плача.

— Да, прав ты, Алексей Фёдорович. Сейчас хоть так надо продержаться. Потому я не тороплюсь, а с наших крестьян начал собирать войско. Пешее воинство. Попробую сделать хотя бы где-то как надо. А там, глядишь, и другие образумятся по моему примеру.

После обеда и отдыха царь с Адашевым объехали все пять мест, где, по задумке государя будут стоять военные гостиные дворы. К удивлению Алексея Фёдоровича везде площадки были отмечены кольями и на всех шли земляные работы. Причём копали железными лопатами, мотыгами и кирками. Даже носилки были построены из дорогущего кровельного железа. И только тачки были деревянными, но зато тачки катались не просто по земле, а по деревянным желобам, что значительно облегчало и ускоряло работу тачанщиков.

Землекопы не распылялись по всей территории, а копали в одном месте и, хоть их было не более десятка, уже выкопали достаточно, чтобы в яме размером пять на пять начали устанавливать стеновую опалубку угловой башни.

— Ты, Александр Васильевич, задумал это давно, видать?! У тебя уже и стены начинают лить!

— Этим сын Мокши занимается… Ракшай. На него земли отписать надо.

— Как-к-кой Ракшай? Ведь Ракшай, это…

Адашев хотел сказать «ты», но вовремя осёкся.

— Ракшай, это сын Мокши! — усмехнувшись, сказал Санька. — Ты по книгам посмотри.

— По книгам?

Адашев задумался, потом ухмыльнулся.

— Ракшай, это хорошо! Это ты здорово придумал, государь. Я бы тоже иногда хотел шкуру боярскую сбросить.

— Это хорошо, что ты всё правильно понимаешь, Алексей Фёдорович. Главное сейчас создать иллюзию его присутствия. Докладывай мне о его делах в присутствии бояр и дьяков.

— Иллюзия, это что?

— Обман.

— Обман присутствия… Интересно.

— И ещё, Алексей Фёдорович… Ты вот сейчас и за посольским, и за разрядным приказами присматриваешь, а сам только воеводой и значишься. Может тебе занять место Данилы Захарьева? Боярин-дворецкий всё же выше по статусу, чем просто боярин.

Адашев помолчал.

— Дозволь, государь, остаться в том же самом статусе? У дворецкого сильно много суеты по дворцовым делам, а мы с тобой видишь, чем занимаемся?

Санька мысленно хмыкнул.

— «Молодец, Фёдорыч! Не повёлся на мякину!», — подумал он.

— Тогда предлагаю учредить новый приказ — «Приказ тайных дел», — сказал царь. — И тебя главой поставить.

— Что за приказ такой? Чем заниматься будет?

— Наблюдать за управлением в государстве, за точным исполнением царских указов и вести следствия по важнейшим преступлениям против государства. Подьячих пошлёшь с послами в разные государства и на посольские съезды, а также вместе с воеводами в походы и на защиту Русского государства. Пусть следят за действиями послов и воевод и обо всем доносят тебе, а ты мне. Послы поэтому всегда старались подкупать подьячих, чтобы расположить их в свою пользу.