Воздушная гавань - Батчер Джим - Страница 79

Гвен выгнула бровь.

— Хочешь сказать, они могут горланить эту дурацкую песню всю ночь напролет? Так, что ли?

— И гораздо дольше, если только сил хватит, — сказал Бенедикт, щурясь на веселого, разрумянившегося эфирреалиста. — Одно не понятно. Откуда мастер Ферус знает столько куплетов?

— Я и сам был когда-то воздухоплавателем! — выкрикнул Ферус. И тут же возгласил, хором с горсткой других посетителей: — Semper fortitudo!

Гвен издала негромкий стон.

— Fortitudo, мисс Ланкастер, — повторил мастер Ферус, спрыгивая со стола на свой табурет с грацией (или же с пьяной беспечностью) человека куда более молодого. — Вот старое, очень старое выражение, даже по моим стандартам. Вам известно, что оно означает?

— Силу, — не задумываясь, ответила Гвен. — «Всегда сильны».

— Да, но какую силу? — уточнил Ферус, перекрикивая рев нового певца, выводящего очередной куплет песни.

В нем огурчик фермера Лонга случайно свалился в выгребную яму, и Гвен ничего не желала знать о его дальнейших приключениях.

— Сэр?

— Существует великое множество разновидностей силы, но fortitudo подразумевает нечто особенное… — В целях демонстрации старик потыкал пальцем в бицепс Бенедикта. — Не такую грубую силу, вовсе не такую. Это слово означает нечто большее: внутреннюю силу, несгибаемую целеустремленность, моральное мужество. Силу, потребную для того, чтобы продолжать сражаться перед лицом, казалось бы, неизбежного поражения. Для того, чтобы честно нести службу, даже когда никто об этом не знает и не заботится… — Он покрутил остатки пива в своей кружке, пристально глядя на Гвен. — И силу, нужную для того, чтобы принести себя в жертву ради блага других, даже если вместо этого можно пожертвовать кем-то еще. Особенно в таком случае.

Гвен коротко улыбнулась.

— Надо же, как…

— Нестерпимо банально? — быстро предположил Ферус.

— Я хотела сказать «интересно», — смиренно ответила ему Гвен.

— Да ты настоящий дипломат, — заметил Бенедикт.

Под столом Гвен саданула кузена по лодыжке.

— Мастер Ферус, время уже позднее…

— И то верно, — кивнул эфирреалист и ладонью прикрыл зевок. — Быть может, нам стоило бы прервать наше расследование? Дождемся доклада от нашей разведки.

— То есть от кота? — уточнила Гвен.

— Именно… — Мастер Бенедикт вскинул вдруг голову, чтобы уставиться на Бенедикта. — Погоди-ка, парень. Что это так тебя заинтересовало?

Кошачьи глаза Бенедикта были устремлены на стойку в дальнем конце общего зала, где хозяин постоялого двора вел тихий и очень напряженный разговор с только что вошедшим гостем. То был широкий в кости, мускулистый мужчина в зеленых крагах аэронавта и в плаще, отороченном густым серо-бурым мехом неизвестного зверя с Поверхности, из-за которого и без того массивные плечи вошедшего казались нечеловечески широкими. Обшлага его рукавов украшали две нашитые полосы, которые выдавали в здоровяке капитана воздушного судна. Красное, угловатое лицо медленно багровело, и удар его затянутого в кожу кулака по крышке барной стойки перекрыл даже поющую толпу.

— Что?!

Одним стремительным движением кулак сгреб хозяина постоялого двора за воротник камзола.

Опешивший хозяин метнул нервный взгляд в сторону их столика и поспешно зашептал что-то широкоплечему аэронавту.

— Ага, — произнес Бенедикт. — Кажется, теперь я понимаю, почему наш добрый хозяин так долго не хотел сдавать тебе комнату, сестрица. Он уже обещал ее кому-то другому.

— Это не флотская форма, — отметила Гвен.

— Однозначно, — согласился Бенедикт. — Это вообще не форма. Должно быть, он капитан частного судна.

— Олимпиец, я бы добавил, судя по цветам и меховому воротнику на плаще, — вставил мастер Ферус. — Причем олимпиец, одержимый яростью. Что даже забавно, если вы хоть немного изучали историю.

Тихо обронив еще несколько емких, тщательно подобранных слов, олимпиец выпустил трактирщика и с угрюмой ухмылкой на лице направился к их столику. Гвен изучила его — так, как ее учили оценивать возможного противника, — и обнаружила в себе признаки нарастающей тревоги. Шаги этого человека были излишне легки для столь мощного телосложения, а походка выглядела безупречной, — чего, конечно, и стоило ожидать от бывалого аэронавта. Хуже того, на ходу его глаза живо и настороженно прочесывали общий зал постоялого двора: верный признак готовности к стычке.

Гвен успела обрести скромные навыки рукопашного боя в стиле путников, но не строила (вроде бы) каких-то иллюзий относительно своей способности совладать с куда более крупным или лучше обученным противником, не имея поддержки в виде элемента неожиданности.

— Бенни, — произнесла она уголком рта, — этого типа нам придется застрелить, тебе не кажется?

— Это не я выкупил уже обещанное кому-то жилье, сестрица, — парировал Бенедикт. — Ты же буквально вырвала из-под человека кровать. По мне, лучше бы это недоразумение как-то сгладить.

— Да, но в процессе я предпочла бы не обратиться в кучку переломанных костей, — призналась Гвен.

Глаза Бенедикта блеснули весельем, и юноша откинулся на спинку стула, чтобы дать кузине робкий совет:

— А тебе, случайно, не приходило в голову поговорить с ним? Просто новизны ради?

— Он не выглядит как человек, спокойно реагирующий на угрозы.

— Плащ у него шикарный, — пробормотал мастер Ферус. — Такие не раздают кому ни попадя, верно?

Подняв брови, Бенедикт покосился на эфирреалиста.

— Я предлагал поговорить, а не кидаться на него с угрозами. Хотя, допускаю, ты можешь и не чувствовать разницы.

— Тебя послушать, я настоящее чудовище, — заметила Гвен.

— Только образованное, богатое и с хорошим чувством стиля, сестрица, — уточнил Бенедикт. — И настоящая красавица к тому же. Попробуй. Просто ради смеха. А если не сработает, мы еще успеем смолоть его в муку.

— Или, — задумчиво вставил мастер Ферус, — оказаться смолотыми самим, что также вполне вероятно.

Подойдя к их столу, олимпийский капитан с достаточной силой ударил по его крышке кулаком, чтобы вся посуда и прочая утварь полетели на пол.

— Убирайтесь вон из моей комнаты, — потребовал он.

Гвен не особо возражала против угроз и демонстрации силы. Бог свидетель, она и сама прибегала к подобным мерам за последние несколько дней. Угрозы ее не обрадовали, но и не слишком напугали. В конце концов, у нее на руке была боевая перчатка, — впрочем, отметила Гвен, как и у олимпийца.

— Очень жаль, что вам доставлены такие неудобства, сэр, — сказала Гвен, — но эта комната срочно потребовалась мне и моим спутникам. Вы премного нас обяжете, если поищете ночлега где-нибудь в другом месте.

Пристально разглядывавший Бенедикта мужчина в плаще бросил короткий взгляд на Гвен и вновь повернулся к боерожденному юноше:

— Она выступает за всех?

— В рамках этой беседы? Боюсь, что так, — ответил Бенедикт.

— Отлично, — фыркнул мужчина и развернулся к Гвен, чтобы нависнуть над ней. — Ты, значит. Ступай собери все ваши вещички и вынеси их вон из моей комнаты, девочка. Живо.

В тоне этого распоряжения Гвен расслышала непререкаемый авторитет, и это не пришлось ей по вкусу.

— Нам нужно представиться, — резко возразила она.

Это вынудило олимпийца на миг замереть.

— Что?

— Вы пока не назвали себя, сэр, — твердо проговорила Гвен. — А мне хотелось бы знать имя, прежде чем мы обменяемся еще хоть словом.

Мужчина в плаще выпрямился и, сощурив глаза, с горечью покачал головой.

— Чертовы альбионские проныры… — Явно сдерживая поток дальнейших ругательств, он сделал глубокий вдох и потом заговорил уже спокойнее: — Пайн. Коммодор Гораций Пайн, торговая компания «Полумесяц», Копье Олимпия. И чихать я хотел, кто такие вы трое. Эта комната забронирована для меня самого и моих капитанов, и мы только что пешком одолели милю по Поверхности, добираясь до этого чертова Копья, а по прибытии чуть не попали под огонь вашего доблестного, черт его возьми, флота. Я не намерен играть в ваши игры.